Старухи с усами и кожаными пальмами освобождают ведра темной зловонной воды мытья на улицах. Извозчики бастуют снова. Фургон с двумя мегафонами, установленными на крыше автомобиля появляется через волны высокой температуры и скользит вниз холмов в замедленной съемке. Это походит на пропаганду или по крайней мере просьбу, но они продают фрукты. Собаки преследуют котов. Коты собираются и преследуют назад собак. Кофе холоден и выпит с кубиками льда и соломой в высоких матовых очках. Красавица касается Росарио вокруг ее шеи, как будто кто - то наблюдает ее. Кто - то сверху.. Два ортодоксальных священника передают улицу изящно в их черных одеждах и долгие серые бороды с чемоданами под их оружием и высокими черными шапочками на их головах. Бог - рядом, возможно за углом. Я решаю выйти и искать его. Там, только около угла моего дома, я вижу, что мои друзья смеются и разделяют бутылку текилы. Только около полудня, но они предлагают мне стул, и я забываю о Боге, по крайней мере на некоторое время.

Радуга плетеных кресел плохо пахнет кислым потом. Старый телевизор стал лежбищем мух, они стекают синькой и застревают в трещинах. Я протягиваю рюмку, чтобы выпитьсо своими друзьями, но они не могут ответить мне – все те же мухи, только очень толстые, застряли в расплавленном воске, из которых сделаны лица моих друзей. Он стекает по их конопляному пончо вместе со струйками пота толстых мух, которые пытаются выбраться. Самые старые мечтают выбраться только для того, чтобы сожрать китайский шелк из которого сделаны ресницы моих друзей. Старуха с кожаными пальмами подносит ведро с мутной половой водой и доливает бутылку из него, улыбаясь гнилым арахисом вместо зубов. С ней же она собирает к себе в ведро мою рвоту и уходит. Я прощаюсь со своими друзьями и продолжаю поиски Бога.

За углом сыро, по запаху помоев из мандариновых корок я понимаю, что Бог пьет здесь. Усатая старуха с лакомой для мошек медовой вошью на затылке подминает двойную юбку под голый зад и начинает подтирать пол. Я думаю о том, зачем ей двойная юбка, если на ней нет трусов и иду между столиков, ища Бога. Бог ушел еще вчера, а у фотографа с Рэнсберри закончились трусы по 2 пенсо – говорит она и продолжает трясти мякиной белого зада в такт тряпке. Фотограф с Рэнсберри угощает шлюх сладкой дынной водой, а за это они отдают ему свои трусы. Иногда он их даже фотографирует и спекулирует похабными фотокарточками среди моих друзей. Усатая старуха врет – у фотографа не закончились трусы, просто у него не найдется трусов ее размера. Она всегда мечтала быть шлюхой.

Я решаю ждать Бога здесь. Из-за угла выходит тощий какао-мальчик . Его глаза, крупые черные пуговицы, даже в темноте лоснятся и блестят, как дорогая шкурка. Он только что подстригся, от него до сих пор пахнет жесткими кудрями и неразмешенным горячим шоколадом. Под глазами шоколад плохо разбавили молоком и теперь всем кажется, что он смотрит очень грозно. Зато на темечке не пожалели сливок, шоколад там нежный-нежный, хочется поцеловать его в ямку, где кончаются волосы. Я делаю ему знак рукой. На зубы не пожалели отменного молока. Мне хочется заплакать от того, что он не из моих друзей. Говорят, что он слушает другую музыку, кажется его видели в магазине и он потратил все свои пенсо на пластинки из города. Он всегда так поступает с тех пор как его мать стала торговать колбасой из его животных. Наверное поэтому шоколад под глазами такой темный. Горький. Еще говорят,по вечерам его никогда не видели ни на одном углу ни с чьими друзями. Мелон Джо, который живет на самой окраине, говорит что он уезжает в город, где есть кабаре и много красивых девушек у которых трусы гораздо красивее, чем те, что торгует фотограф с Рэнсберри.
Но никто не верит Мелон Джо, потому что он покупает колбасу у его матери. Скорее всего он уезжает к своей тете в оранджевой вязаной шапочке. И там любит красивых девушек. Хотя его не раз видели с пухляшкой, которая дает фотографу с Рэнсберри самые красивые трусы. Ее ровно залили отменным шоколадом и сливками, но он ей не завидует и даже не спит с ней. Мне снова хочется плакать, потому что и она не из моих друзей. Прошлой осенью она предлагала мне выпить с ней и переспать бесплатно. Я ей нравилась потому что во мне был фунт или два хорошего жирного молока, но помнится, тогда было слишком холодно. А теперь у нее есть какао-мальчик который любит другую музыку.
Теперь он садится рядом, подоткнув майку в впалый коричневый живот. Усатая старуха подносит нам по стопке чего-то мутного и крепкого, но у меня нет денег, а он слушает другую музыку, часто ездит в город любить красивых девушек и не пьет ни с чьими друзьями ни на одном углу. Он спрашивает, почему я бросила переводить иностранные книжки, ему очень нравилось читать про другие города с другими красивыми девушками. Я говорю, что в моей комнате слишком жарко и что когда я начала писать сказки для своих друзей, я совсем забыла иностранные языки. Он говорит, что не понимает сказки и думает, что я сделала большую ошибку. Я тоже так думаю, потому и ищу Бога. Усатая старуха говорит, что в это время он обычно спит.
Какао-мальчик закуривает сигарету. сигареты он привозит из города, потому что они пахнут красивыми девушками и их красивыми трусами. Мои друзья частно покупают их у него за большие деньги, мои сказки им уже надоели. Потому я и ищу Бога. Мальчик спрашивает, как там мой роман с продавцом бумаги и сплю ли я сним просто так. Я говорю, что ему тоже не нравятся мои сказки и я хотела один раз с ним переспать, но снова было слишком холодно и я спешила к своим друзьям. Он смольно улыбается и говорит, что недавно этот продавец купил у него сигарету. Я говорю, что потому и ищу Бога.. Он говорит, что наверное слишком поздно снова начать переводить иностранные книжки, так что мне лучше носить распущенные волосы, дарит мне сигарету с запахом красивых девушек и уходит к пухляшке,которая дает фотографу с Рэнсберри самые красивые трусы.
Надеюсь, что Мелон Джо не расскажет никому, что я теперь тоже стала уезжать в город. Хотя кто ему поверит.
[500x300]