Он приехал. Захотелось на минуту заглянуть:
Все ли так, как, уезжая, он оставил здесь когда-то.
Чтобы в этом убедиться и крест-накрест зачеркнуть,
Чтобы больше не считать себя хот в чем-то виноватым.
Занавесочки на окнах, слиишком бледные на вид:
Кто-то сирый и безродный в этом доме проживает
У окошка в черном платье чья-то женщина стоит
И другую (Боже, где она теперь?) напоминает.
Папиросы будто вымокли, дымятся без огня
Взять бы тачку, да с бутылкой завалиться в гости к другу...
Что ж ты, улица, не вспомнила бездомного меня?
Из-под ног сорвался белый голубь и нырнул во вьюгу.
И повисли два аккорда между небом и землей.
Тот же голос хрипловатый, надрывающийся, нежный.
Он крижится над Арбатом и над Яузой-рекой,
Утешает:"Ты - не первый, кто уехал, ты - не первый".
Здесь тоска, и нету денег, а на ужин - ломтик хлеба.
Безысходность, а за нею - только музыка и лето.
Ну а летом только ивы над водою, только небо
А на ужин - пожелтевшая вчерашняя газета
Но, когда всё это вспомнишь на другом конце планеты,
Сам себя не понимаешь: отчего печаль такая.
И летит московский голубь ослепительного цвета,
И крылом пустыню неба на две части разрезает.