[показать]На краю крыши. Старые проверенные кроссовки, считай, мысками уже в воздухе. Ты - распростёр руки.
А напротив тебя точно также - на краю и раскинув руки, грозно улыбаясь каждому последнему моменту - жёлтым кружевом порезано солнце, из которого вытекает ало-розовая закатная кровь. Но что тебе - твои глаза - два таких же жёлтых шара, посередине залитых алым заревом, которые вот-вот лопнут от жара и пульсирующей ярости. Быть может кровавая коса заката заденет за твой капюшон, и ты сорвёшься, летя - только вниз, а не подобно птице, ведь птицы никогда не умирают. Ты - маленькая божья коровка, которая не научилась летать, которая только и может трепетать сложенными крыльями, не понимая, что надо раскрыть панцирь, а цвет твой - цвет ярости, красный и с чёрными отметинами, подгнившими пятнами, настолько густо красными, что уже не виден этот благородный цвет. Раскинув руки - прозрачные крылышки, - ты вдруг осознаёшь, что никто так и не сподобился научить тебя летать, а жёлтое солнце, рассвеченное лиловыми струями неба, смеётся и нехорошим взглядом смотрит на тебя, не подставляя рук, не грея тебя свои угасшим светом. Что испытаешь ты, что ты вспомнишь, преодолевая расстояние, равно 70-ти метрам, пока ты летишь - относительно тех, кто падает в небо, вверх?
Ты вспомнишь болото недалеко от старого дома за городом. Болото, которое все называли прудом; вспомнишь вязкий, тихий и таинственный туман, ряску и кваканье лягушек, то расслабленное, то настороженное. Вспомнишь, как прислушивался к шорохам, к скрипу веток под ногами и бульканью воды. А ещё вспомнишь, как грациозно и изящно из камышей, из липкого тумана, за которым ничего нельзя было разглядеть, вышла красноногая цапля, и из клюва её торчали лапки лягушки. И тогда ты тоже испытал это чувство, которое залило красным - как её красные ноги - глаза. И тогда ты ловил божьих коровок, сидящих на камышах, перепачкавшись в их шоколадной пыли, божьих коровок, которые от своей красной ярости срывались с листьев и летели вниз. Ты ловил их.