Вообще, по идее, это относится к этому вот рассказу.
[показать]Мы просыпаемся порознь, но одновременно. Мы - открываем глаза и бредём, в ванную в душ, спрятаться от солнечных лучей, бьющих нам в глаза. Мы бродим, сонные и потерянные, по нашим с тобою квартирам и шарахаемся от призраков-теней, думая, что они нам только мерещатся в рассветной дымке тишины и покоя и тикающих часов. Мы думаем, что их можно обмануть, не заметив, сделав вид, что их на самом деле нет. Мы в ужасе отпрянем к стене, если заметим, что мимолётная, почти невидимая глазу тень, просто, казалось бы, воздух, чуть плотнее, чем надо, проскользнёт мимо нас, а быть может и окинет нас туманным острым взглядом.
И тут мы поймём, что они-то как раз и
есть на самом деле, это мы - их тени. Ты видел панический ужас в моих глазах, ты заметил, какое бледное у меня лицо? А я видела страх на дне твоих и кровеносные сосуды, проступающие сквозь призрачную кожу.
- Мне кажется, когда-нибудь они сведут меня с ума, - говорю я тебе, пока мои пальцы выписывают невообразимые кренделя над клавиатурой. - Мне кажется, когда-то они сведут меня с ума...
Помнишь тот двор-полуколодец? Тот двор, в котором странная полу лестница жёлтого дома с не менее странными округлыми окнами и грязно-розовым домом напротив; они почти замыкаются. Закрой глаза, прошу я, закрой и вспомни тот снег, который сыпался на наши головы этой зимой, ровнёхонько в начале января, когда всё уже затихло и нигде не было слышно людского дыхания, скрипа шагов или шороха одежды. Он величественно, кружась, опускался на ресницы, таял в жарком дыхании, превращаясь в воду и замерзая снова, на пути к земле. Ты помнишь, мы стояли там, лицом к лицу и глядели на небо, снег и друга на друга, будто в первый раз увидели... ладно себя, будто бы увидели только что этот мир, этот снег и это такое пронзительно голубое небо над нашими головами. Я так и не поняла, откуда он сыпался, этот странный, искрящеся чистый снег. Я помню твои голубые глаза, такие же пронзительные как небо, говоришь ты. Я помню, как снежинки падали на твои волосы, прячась в коротких прядях, я помню облачка пара, которые вырывались из твоего рта, когда ты смеялась - тихо, беззвучно, только для меня, понимаешь? Только я слышал этот смех, потому что больше не было звуков, я уверен.
Знаешь, наверное, в этот момент я поняла, что там стояли не мы, там стояли они - те двое, чьи тени преследовали нас в том переулке, позапрошлой зимой, чьё присутствие мы незримо ощутили и потому повернулись одновременно на шум проезжающей машины, хотя никакой машины там и в помине не было. Были только две тени, шептавшие, удивлённо, стихотворение Лорки:
- Когда я умру, стану флюгером я, на крыше,на ветруВедь мне не примерещилось?
И мне кажется, что те двое действительно сводят меня с ума, потому что я не знаю, были ли они там, в том дворе, или то были действительно мы? Или же мы - снова их тени...
А двое всё также стояли под кружащимся над их головами снегом, в том дворе-полуколодце; и от её смеха в воздухе появлялись облачка пара, а от его улыбки трескался лёд. Они, глядя друг на друга пронзительно голубыми и глубоко чёрными глазами, шептали стихотворение...
Настроение сейчас - дымчатоеВ колонках играет - Белая Гвардия - Белая Гвардия