Не объясняй мне, почему. Не говори, ни за что - ты слышишь? - ни-за-что - не говори мне, почему.
Это всё, потому что осень. И дожди идут, потому что осень. Идут - слышишь их тихие шаги, лёгким шорохом проносящиеся мимо нас, идут - один за другим, один за другим... Ты помнишь, однажды ранним вечером мы с тобой шли по улице, два человека-спички, два человека-свечки, оба в чёрных пальто, оба - без перчаток. И на непокрытые головы падал первый-первый октябрьский снег. Он застывал в волосах и таял на губах, а ресницы покрывались белым пухом, превращающимсяаясь в воду, когда смыкались веки. Алые от неожиданного лёгкого холода губы чуть приоткрыты - у обоих, и оба - думают о чём-то, думают одной вещью, одной мыслью на двоих.
[показать]И когда мы аккуратно и осторожно шли у самого края тротуара, когда мой правый ботинок чуть задевал бордюр, именно тогда ты отводил удивлённый взгляд от домов где-то впереди и пристально и долго смотрел на край, туда, где изредка шаркал мой ботинок, намокая и покрываясь одним из первых снегов за эту начинающуюся зиму. Нынче осень настаёт в августе, а зима - в октябре, ты знал? - сказала я тебе тогда. И ты лишь качнул головой в ответ, не в силах как будто бы оторвать взгляд от моего ботинка, покрытого мелкими капельками растаявшего снега. В такой момент мне всегда казалось, что ты существуешь в каком-то другом мире, что нет для тебя этого пустого переулка, нет этих невысоких домов, нет центра этого города и нет города вообще. Тогда мне казалось, что тебя самого как будто бы нет. Но ты встрепенулся и шагал дальше, всё также глядя вперёд, перед собой, лишь изредка одаривая меня улыбкой или косым взглядом. Ты был как фонарщик на этой светлой, первоснежной улице, так и хотелось дать тебе в руки огниво и лестницу, а на руки одеть белые перчатки. Что бы ни случилось, я всегда могла быть в своих мыслях уверена - ты никогда их не запачкаешь.
А ещё тогда, в такие моменты, я всегда думала: главное - не забыть это чувство. Это странное чувство твоей и моей отстранённости, объединяющее двух людей-спичек, людей-свечек. Не забыть бы его, - говорила я тебе тогда, а ты усмехался и продолжал всё таким же едва медленным, но уверенным шагом, горделивой и высокой поступью идти вперёд. А я шла рядом, засунув руки в карманы пальто и изредка понуряя голову, а иногда - поднимая. Тогда сторонний наблюдатель мог заметить в моих светлых волосах снег, на губах - тревожную недоулыбку, а в глазах - какое-то непонятное выражение. Собственно, наверное, выражение непонятливости, обращённое к тебе. Или наоборот - как будто бы я всё понимала и сочувствовала тебе, такому гордому и одинокому, такому величественному и... Такому; человеку-спичке, человеку-свечке.
Но у меня был свой мир, своё место, куда я могла уйти с этой улицы, от тебя - мы могли совершенно спокойно бредя вместе уходить друг от друга, уходить с улицы, так, что пресловутый сторонний наблюдатель ровным счётом бы ничего не заметил. В этом искусстве нам, пожалуй, не было равных.
И помнишь тогда, когда мы шли по этой улице, каждый - уткнувшись в свой мир, проехала машина. Мы одновременно остановились и повернулись к дороге. Стремительные остатки ветра подняли в воздух обрывки прелых листьев, исписанных чьей-то торопливой рукой, ветер потихоньку затих, как и гул удаляющейся от нас на всех парах машины. Улица снова стала тиха и прозрачна, пушиста под едва заметным тонким слоем первого снега. А он так и кружился, так и опускался нам на плечи, губы, головы...
И вот, в отголоске эха проезжавшей мимо нас машины мы видим ветер, мы видим призрак, мы видим прекрасную иллюзию или мастерски выполненную галлюцинацию, и ты берёшь меня за руку, и мы оба пристально смотрим вдаль, в переулок, рукавом отходящий от нашей улицы. Что-то творится, какая-то метель, какая-то вьюга... Мы разворачиваемся и, как и прежде, идём вперёд по улице, каждый - в своём мире, и ты отпускаешь мою руку, и я снова прячу её в карман. А из переулка появляются двое. Люди-спички. Люди-свечки. Они оживлённо перешёптываются, идут чуть пригнувшись и попеременно берясь за руки, то и дело поднося указательные пальцы к губам и шикая друг на друга. Они совсем близко подкрадываются к нам сзади, снег не падает на них, не застревает у них в волосах, не пушит белоснежностью ресницы, но от их горячего дыхания - он тает.
И через некоторое время, после того, как они приноровились к нашему темпу, после того, как они шаг в шаг следуют за нами, то и дело шепча что-то и прикладывая указательный палец к губам, шикая друг на друга, улыбаясь и подавляя смешки, глядя друг на друга сверкающими в первом снеге глазами, взявшись за руки, два человека-спички, два человека-свечки, мимо нас проносится отголосок их эха - мимо нас проносится призрак той машины, мимо нас проносится ветер, оставшийся на той улице, взвивая в воздух опавшие листья, казалось бы, навсегда прилипшие к мокрому асфальту.
Мы с тобой тогда опять остановились и резко повернули головы в ту сторону, откуда доносился гул ветра, а точнее - его оставшееся эхо, его отголосок. И ты снова схватил меня было за руку, но нет... И мы развернулись и снова - каждый в своём мире, мы так и шли...
И двое за нашими спинами удивлённо поглядели на нас. Они всё также удивлённо посмотрели друг на друга и соприкоснулись руками, сплетя пальцы в чёрных перчатках без пальцев; их горячее дыхание на минуту вырвалось изо ртов, умерев на полпути друг до друга - они решили промолчать и снова поднесли указательные пальцы к губам.

И двое за нашими спинами удивлённо шептали:
"Когда я умру,
буду флюгером я, на крыше,
на ветру"...

Настроение сейчас - поэтическое