[показать]Жил-был на свете поэт. Он ночевал на вокзалах, а по утрам просил милостыню у монастырей - у него была сломана левая рука. Но это даже хорошо, что именно левая - он бы тогда писать не смог, если бы сломалась правая; и тогда бы он уже никогда не стал бы поэтом. А так  - поэт. Стихи он писал днём и по ночам, а вечерами забирался на крышиы высоток и долго-долго смотрел на закат, иногда даже так увлекался, что забывал про вокзал, и про то, что утром просить милостыню, и про то, что он поэт и что надо писать стихи.
Что он с ними делал? Со стихами? Иногда пускал по ветру, складывая листы бумаги в самолётики, иногда сжигал, а иногда дарил прохожим.
Вот так жил поэт. Он настолько слился с городом, что уже никто не мог представить город без поэта. Хотя, в общем-то, самого поэта никто не замечал. Когда сверху спускались бумажные самолётики, никому и в голову не приходило разворачивать их и читать стихи, и все думали, что это ветер принёс. А когда тот же ветер приносил пепел сгоревшей бумаги, все морщились и говорили, что это дети опять балуются со спичками. Даже когда поэт дарил свои стихи прохожим, они брали их и неслись дальше, даже не чувствуя  листа бумаги в руках, они сминали их и клали в карман. А через несколько дней стихи, никем не прочитанные и незамеченные, исчезали. Ведь хорошие стихи обязательно надо читать после написания вслух, иначе они просто пропадут, исчезнут, как будто и не было ничего.
Поэт, конечно же, об этом ничего не знал, иначе бы уже перестал складывать самолётики, раскрашивая их словами стихов, не тратил бы деньги на спички и уж тем более не дарил бы улыбчивые свои поэмы прохожим. Он бы просто был частью города.
И вот однажды поэту надоело всё это - никто не знает почему. Может быть, он просто увидел, что никому не нужны его стихи, может быть, он увидел, что он сам никому не нужен, и только город и взгляды одиноких прохожих, вперившиеся в небо, удерживают его здесь. В любом случае, поэт решил пропасть.
Что с успехом и сделал.
И оказалось, что никакого города нет.