Кстати, насчет чтения книжек всю ночь напролет. Из воспоминаний детства.
Читала я всегда много, запоем запойного алкоголика, неподдающегося антобусу.
Постепенно время отхождения ко сну все более смещалось к рассветным часам, а уж когда речь шла о Вальтере Скотте, Булгакове, Достоевском или сборнике декадентских стихов, я читала до рези в глазах, отупения, до нарастающего птичьего щебета и серого света за стеклом.
Эти ночные бдения проходили в постоянной войне, не сестроубийственной, но что-то вроде.
Дело в том, что у нас была одна спальня на двоих. И спать сестрица желала только в полной тьме и не шла ни на какие компромиссы. Я накрывала лампу одеялом, оставляя тонкий луч, падающий на книгу, я выжидала, пока она начнет характерно сопеть, чтобы тайком зажечь свет, ничего не помогало. Светочувствительности этого исчадия могли бы позавидовать шпионские сенсоры. Оно просыпалось и начинало обличающе выть, грозя обращением в вышестоящие родительские инстанции, которое не сулило ничего хорошего, хотя бы потому, что со сна любые инстанции настроены крайне кровожадно.
Я уговаривала, шантажировала, подкупала, наконец терпение мое истощалось и устраивала жестокую в своем бесшабашном отчаянии расправу. Закатав родную кровь в ее любимое пухлое ватное одеяло с головой, я стучала по нему кулаками, вкладывая в удары всю ярость вампира, которого оторвали от нежного подростка из частной школы, когда он уже коснулся клыками его мягкой шеи; наркомана, у которого из вены выдернули шприц; нимфоманки, с которой..(ну вы понимаете), короче, ярость книгочея, которого оторвали от книжки за минуту до объяснения главной тайны (встречи героя с героиней, расшифровки тайной записки).
После расправы из-под одеяла долго неслись терзающие душу всхлипы и вздохи. Я шла подлизываться и искренне просить прощения. Иногда все же привлекались родительские инстанции. Наконец, все утихомиривалось. Выждав во тьме сорок минут, я тянула руку внутрь одеяльного кокона, окутавшего лампу и нажимала на кнопку. Вечная война сил света и тьмы......
Когда тьма побеждала я отправлялась в изгнание в ванную. Там, расположившись в углу на кафельном полу и удобно опершись о край ванной, я читала, потеряв счет времени, иногда прерываясь, чтобы засунуть в раковину с горячей водой замерзшие ноги. Как-то утром меня и обнаружил там папа, зашедший побриться. Я спала в углу, поникнув головой над книжкой "Ричард Львиное сердце".
Нее-е-ет, дорогие педагоги, литертауре нельзя научить, в нее надо влюбиться.