Я теперь знаю, почему флаг Греции - сине-белый.  Это страна синего и белого. Белых, прокаленных солнцем стен домов и распахнутых деревянных ставень цвета кобальта. Это царство чистых красок, пламенеющих гераней в горшках, тяжелых розовых кустов, жасминного аромата. И снова много-много синего, лазурного - небо, и синего-зеленого с бриллиантовыми искрами - море. Под животом прогретые доски деревянной палубы, покачивание и дневная жара, хлопает парус - белый, и лениво переворачиваются страницы саги о Форсайтах в обложке - синей.

     А ночью мачты яхт с зажженными стояночными огнями  устремляются в черное небо и качаются среди звезд.  огромные свечи тебе, Господи, в в древнем ночном византийском небе.  Ночь над старыми веницианским крепостями, над мрачными скалами, над тавернами, где едят жареных осьминогов и пьют местное кисловатое вино. Шныряют кошки. Ах, мне никогда не забыть эту взъерошенную злую кошку из деревни Мезапо, где так пахли фиалки после дождя, уходила в никуда красная дорога, и была безрукая русалка на стене дома, где мы ели.

     А потом снова придет сияющий день, который начнется со звука дизеля и чая на палубе. Купание, загорелые тела, и смех, и молодость, и чувственность.

    Я все искала там следов  Афины, Афродиты, Одиссея и Геракла, но отозвалось лишь легкое-легкое эхо. Яркие алые маки растут на поваленных колоннах и в растрескавшихся купальнях, и только вода подземных пещер все также темна и неподвижна, как и положено водам Стикса. Она помнит влюбленного Орфея и легкую трепещущую тень Эвридики, и там все еще бродит Аид, бледный, в черной тунике, он идет среди капель и каменных выростов, владыка теней.

  Это не была легкая и солнечная радость, которой я ожидала. Это был покой и нега южного полдня, в котором так много и тяги, и тоски, и лени.  Это совсем не похоже на холодное одиночество нашей северной осени, нет, это роскошная южная любовь, когда стихи безудержно пышны и увенчаны розами, и любовь уже становится игрой, еще одним оттенком дневной неги, не требующим ответа.  Легкая горечь, корица и кофе, игрушка из ремешков и бусин.

  А теперь я вернулась к нашей северной грусти, где все всерьез и где сознание холодно и ясно. Но я помню синее с белым.