к., дорогая
твое письмо настигло меня ровно в тот вечер, когда я возвратилась из театра, праздничная, в чайно-ромовом тумане, переполненная строчками - из бродского, из самойлова, из пастернака, из бунина, вся добрая и ласковая, и ото всего пробудившаяся.
мы читали стихи при свечах в маленьком зале, неподалеку от сцены, где шел спектакль "повелитель мух" голдинга, там были крики;
у нас все было прекрасно, с нами был денис - и больше всего, конечно, читал он;
и быть открытой и переживать это будто с последней строчкой оборвется твоя жизнь
было, знаешь, сладко;
потом метро, я слушаю свою любимую актрису в плеере и закрываю глаза - мир пропадает на семьдесят процентов, остается звук ее голоса - "видимость жизни - это и есть моя жизнь. москва. это город бессмертных" - и темнота, и теплота ото всех этих стихов и улыбок, я просто проваливаюсь в космос
вагон покачивается,
ветер свистит в туннелях,
и тут
он кладет руку мне на колено,
кладет свою ладонь мне на колено,
свою тяжелую ладонь,
в инвалидной коляске,
нет, не принц.
тот, кто просит милостыню,
ночью, знаешь, в вагонах метро.
он кладет свою ладонь на мое колено и мир из огромной темноты сужается в точку - там, где он ко мне прикасается.
"ноги убрала", - говорит он.
так завершается мой вечер поэзии.

в москве весна и солнце, бьющее прямо в голову, - если ты юн или влюблен или просто счастлив, то тебе от него никуда не деться, шелковистый алеющий свет на асфальте - хоть руками черпай.