утром все троллейбусы линии встали. их электрические усики безвольно легли вдоль тел. и люди вышли на мороз в метель, по ледяным тротуарам далее по маршруту, к повседневному. кто-то жался к промерзшему стеклу остановок, кто-то шел, пригнувшись, вперед. вьюга резала им лица. в глубокое каменное ущелье, продуваемое насквозь, превратилась их привычная улица. я поскальзывался, опаздывая. мысли терлись друг о друга и крошились, как высушенный на батарее парового отопления серого панельного дома черный хлеб, жесткие, зачерствевшие, не перевариваемые ни желудком, ни мозгом, языком, словом, речью, ни тобой и ни мной. а ленинский проспект раскрылся зияющей дырой в теле города, как могла бы любая улица перед любым невыспавшимся и разуверившимся