Как-то я вам тут рассказывала про своего дедушку. Он был, конечно, человек великий. Но его жена -- моя бабушка -- тоже не лыком шита. Сегодня про неё.

Бабушка ещё, слава богу, жива и даст нам всем сто очков форы по активности. Дай бог ей здоровья и прожить ещё сто лет.

Но вот я в детстве не любила ездить к ней на дачу. Потому что у неё всё вечно было напидорено до блеска, и, более того, если ты, к примеру, моешь какой-нить корнеплод типа морквы под краном на кухне, то потом надо ещё и раковину вымыть от земли. То есть, как вы понимаете, прощще корнеплод было обетерть рукавом и сожрать _так_. Ну, если бабушка не запалит. Если запалит -- то... короче, нафига, думаешь, сдался этот корнеплод ваще. Вроде и без него нехуёво было.

И ещё обязательно должен был быть порядок. Кровать -- застели. Обувь -- поставь на полочку в коридоре. На диван присела -- расправь за собою покрывало. Телевизор долго не смотри -- перегреется. И так далее.

При этом было уютно у неё на даче до того, что хотелось забиться куда-нить на второй этаж, прижаться к печной трубе и там тихо умереть. Это вот я не иронизирую щас. Правда. Чашки оранжевые с белыми кругаме. Зелень для супа в специальной розеточке. Хлеб в плетёной корзинке. Проебёшься где-то до вечера с корешами -- такими же мудаками как ты, -- приходишь, а на столе кефир, чашки, сахарница. Дом. 

И мне как-то всегда казалось, что вот это вот всё -- это убивает мою, извините, свободу. *ловко прячу за спиной белую ленту*

Ну а потом мы поссорились сильно. И не общались семь лет. А ещё потом я приехала -- после последнего своего суточного дежурства -- к ней на дачу. И с трудом вообще понимала, что она такое мне говорит и что я такое отвечаю, потому что чашки оранжевые с белыми кругами. Потому что свежий хлеб с маслом. Потому что как будто бы ничего не изменилось.

И чем дальше, тем больше я смещщаюсь в _эту_ сторону. Меня бесконечно раздражает грязная раковина на кухне. Я готова удавить уборщицу за хуёво вытертый столег. Нарезая закусь к водке, я жопы от солёных огурцов складываю на салфет, а потом аккуратно выкидываю в ведро. С утра я первым делом -- пока варится кофе -- напидориваю все свободные поверхности. Потому что иначе -- день задаться не может в принципе. Ещё недавно -- блябудузубдаю! -- я за собою ничего такого не замечала.

Как-то я рассказала об этих жутких своих метаморфозах своей сестре. Она очень ржала -- потому что её можно заставить что-то убирать только под страхом смерти, да ещё и не с первого раза, -- и сказала, что во мне гнездится "внутренняя бабушка". И когда мы как-то совместно выпивали, и кто-то пролил пиво, и я немедленно поменяла скатерть на столе, то все уже просто зашлись хохотом на эту тему.

Так вот бабушка. Она участвовала в обороне Москвы. А потом закончила медицинский институт, отчислившись из крайне пафосного на тот момент института Внешторга. И работала в Скорой. И была начальником хирургического отделения и очень уважаемым специалистом. *здесь обычные мои выкрики о том, что я бесполезное говно*

Ну это я к тому, что мне не стыдно быть на неё похожей. Пусть даже она спасала людей, а я сажала людей в тюрьму. Но вот эта вот самодисциплина и вот эта вот нечеловеческая сила воли -- это, конечно, у меня от неё. Хуй с ним, что вдобавок мне досталась нездоровая страсть к порядку. Нельзя же, в конце концов, получать от предков только хорошее.

Мне стыдно только за то, что я редко её навещаю. Даже не редко, а очень редко. Год назад вот последний раз виделись. Вот вы меня все щас осудите, но с ней, блядь, _невозможно_ разговаривать! Думаю, со мной тоже скоро будет так.

Берегите своих родственников. Они же часть вас.

Клава П.