Когда я первый раз увидел этот дом из заднего бокового окна ситроена СХ-2000, то подумал вначале, что Густав решил сыграть со мной одну из своих глупых шуток, и это вряд ли удивило бы меня, учитывая плачевное состояние его чувства юмора. Несмотря на слышанные мной в последние месяцы регулярные упоминания чего-то вроде "дома старой постройки", "ремонта" и "вкладывания времени", я не придавал этим разговорам большого значения, поскольку Густав понимает в ремонте дома не больше, чем жираф в биржевых спекуляциях, и я предполагал, что максимум, о чём на самом деле могла идти речь, это прибить на дверь табличку с именем. И только теперь я с ужасом осознал, что именно имелось в виду, когда он говорил о "доме старой постройки".

Безусловно, квартал этот принадлежал к числу весьма престижных, его можно было с полным правом назвать также и романтичным. Зубному врачу пришлось бы просверлить своим жертвам весьма приличное количество зубов, чтобы получить возможность поселиться здесь. Что же касается печального сооружения, в котором мы должны были в недалёком будущем обосноваться, то оно торчало посреди всех этих кукольных домиков нового столетия подобно гнилому зубу. Расположенная на обсаженной деревьями образцовой строке улицы открыточного типа, где ремонтное безумие плагиаторов декора приняло особо злостные масштабы, сия королевская развалина наводила на мысль, что её только что материализовала сила воображения сценариста фильма ужасов. Это было единственное здание на этой улице, выпадающее из общего вида и я судорожно пытался не думать о причинах этого. Возможно, владельцу понадобились долгие годы для того, чтобы найти глупца, который отважился бы вступить в эти руины. Когда мы войдём внутрь, дом рухнет прямо на наши головы. У Густава не хватило бы мозгов, чтобы пройти тест на интеллект, но истинный масштаб его глупости стал мне ясен только сейчас.
Фасад здания, украшенный массой хрупких финтифлюшек, походил на физиономию мумифицированного египетского фараона. Серое и измождённое, это жуткое лицо смотрело на вас, точно хотело передать послание от демона к ещё живым. Частично уцелевшие ставни обоих верхних этажей, что, по словам Густава, стояли пустыми, были закрыты. Чем-то призрачным веяло ото всех этажей. Крышу нельзя было рассмотреть с земли, но я готов был поручиться своей головой, что она полностью проржавела. Квартира на первом этаже, куда мы с моим умалишённым другом намеревались въехать, располагалась на высоте пары метров от земли, и по этой причине разглядеть что-то сквозь грязные стёкла окон было затруднительно. Под лучами яркого полуденного солнца я смог разглядеть покрытые пятнами занавеси и безвкусные обои.
Поскольку Густав имеет обыкновение разговаривать со мной только на уродливом языке младенцев, что меня, впрочем, не раздражает, поскольку я сам выбрал бы именно эту примитивную лингвистику, захоти я поговорить с ним, то он и сейчас издал гуттуральные звуки, должные означать восхищение, когда мы наконец-то остановились перед домом.

Если у вас между тем начало складываться впечатление, что я испытываю враждебные чувства к моему хозяину, то здесь вы правы лишь отчасти.
Густав... н-да, что же такое Густав? Густав Лёбель - писатель. Но он принадлежит к тому сорту, чьи заслуги и духовный мир находят упоминание и признание только в телефонном справочнике. Он продуцирует так называемые "короткие романы" для так называемых "дамских журналов", которые так рафинированно коротки, что все события начинаются и заканчиваются на странице формата DIN-A4. Вдохновением ему служит обычно видение чека на две сотни марок - больше его "издатели" ему ещё ни разу не заплатили. Но как часто я наблюдал этого совестливого автора в борьбе с самим собой, в поисках сюжета, привлекательной драматургии или никогда ещё прежде не рассматривавшегося аспекта супружеской измены. Лишь на короткое время он регулярно покидает творческий мир охотников за наследствами, изнасилованных секретарш и супругов, которые никогда не замечают, что их жёны тайком на протяжении тридцати лет за их спиной подрабатывают на панели, чтобы писать о том, о чём ему действительно писать хочется. Поскольку Густав дипломированный историк и археолог, он, если находит время, также пишет научные книги о минувших эпохах, специализируясь при этом в египетских божествах. Но поскольку эти его книги отличаются такой дотошностью и пространностью, что они подолгу залёживаются на прилавках, то надежды Густава начать получать когда-нибудь с их помощью достаточные средства к существованию становятся всё иллюзорнее. Несмотря на то, что обликом он не слишком отличается от обезьяны и что он самое толстое существо, известное мне лично, (сто тридцать килограммов), Густав, образно говоря, остался ребёнком, да ещё к тому же и тупым. Его картина мира покоится на уюте, покое и сытом самодовольстве. Густав старательно избегает всего, угрожающего этой святой троице. Честолюбие и спешка являются понятиями, совершенно чуждыми данному безвредному обывателю и улитки в чесночном супе с бутылкой шабли значат для него гораздо больше, чем крутая карьера.