Самое страшное - это не опасность для жизни, чьей бы то ни было, хотя это тоже довольно сильно пугает. И не предательство самое страшное, хотя бывает весьма неприятно. И подлинное жванецкое одиночество - пронизывает, но ужасает не сильно.
Как ни банально, но страшнее всего - неизвестность; всего нагляднее - чужое безумие. Не тихое помешательство, не параллельный миру аутизм - а безумие, в себя не верящее, как и всякое уважающее себя сумасшествие. И ладно одно, отдельно взятое, которое можно с известными сложностями запереть в обитой войлоком комнате без окон. Когда безумие окружает, не просто подчиняет себе, но отравляет среду и заставляет замереть ("Freeze!") в ожидании: что будет дальше? Вспоминается что-то такое, что приассоциировалось к экзистенциализму: "одиночества" и "отчаяния" всяческие, потому как резко и на холодный ветер выброшено сознание, лишённое привычно широкой возможности прогнозировать и рассуждать. "Сматывайся", - после непродолжительного тупого молчания резюмирует оно. А некуда.
И об этом - самые страшные, при соответствующем настроении, произведения искусства "Эпидемия" и "Красный петух" Агаты Кристи.