02:05 pm
6/11/06

Выполняю. С некоторой боязливостью, но и удовольствием.
Алексей Слаповский - писатель. Больше, чем он рассказывал о себе сам в книгах "Они", "Мы", "Висельник" и "День денег", я не знаю. Получил Букера. Делает разные провокационные надписи на обложках, вроде "Рекомендовано министрам обороны, культуры и СМИ, МЧС и т.п., а также примкнувшим к ним гражданам и критикам, считающим, что нет ни одного современного российского писателя, которого стоило бы читать."
В общем, за биографической справкой - не ко мне. Хотя имею добавить, что живёт и здравствует. Даже подписал маме книжку. Один раз.

О главном в себе-писателе он написал сам, я это прочитал и понял, но переосмысливать и перефразировать пока необходимости не чувствую.
Читаем "Теоретическое предисловие"
Для тех же, кому лень идт по ссылке и читать неизвестного качества теорию про неизвестно что, предлагается под катом рассказ, наиболее точно вписывающийся в мир антиабсурда. После него и вообще этого всего - либо бежать по ссылке, данной выше, бежать в гугл и искать, либо прочитать мои излияния по поводу и принять к сведению.


Иванов встал утром по звонку будильника — не с похмелья, не после бессонницы, не после изнурительных занятий с какой-нибудь развратной женщиной, а после нормального здорового сна рядом с женой Нинелью Андреевной, он встал в шесть часов тридцать минут утра, он пошел в туалет, постоял там без крика и крови, без грустных мыслей, спокойно и буквально, с чистой совестью глядя вниз, потом он умылся с мылом, почистил зубы зубной щеткой и пастой, побрился электробритвой, потом он надел брюки и рубашку, потом разбудил жену, причем отнюдь не толчком, не пинком и не громким возгласом, а тронув за плечо. И Нинель Андреевна тут же с улыбкой проснулась.
— Доброе утро, — сказал ей Иванов, и она ответила тем же.
Позавтракав, Иванов оделся в костюм и пошел к троллейбусу, он ждал троллейбуса терпеливо, без нервов, дождался, влез, не толкаясь, и поехал стоя, держась за поручень, и приехал на работу, потому что он ехал на работу, а не куда-то еще.
На работе он работал.
После работы он поехал домой — в троллейбусе того же маршрута, но уже в обратную сторону.
Дома он поужинал.
А потом сел читать две газеты: сначала одну, а после нее другую.
К нему подошла дочь и сказала:
— Папа, у меня трудности с выполнением задания по математике, которое оказалось очень сложным, и я никак не справлюсь с ним, не мог бы ты помочь мне?
Иванов не заорал на дочку, он не обругал ее, не ударил, он не зарезал ее ножом и даже не изнасиловал ее, он сказал:
— Ну-ка, ну-ка, разберемся!
И разобрался.
После этого он посмотрел на часы и сказал Нинели Андреевне:
— Половина одиннадцатого. Пожалуй, спать пора.
Нинель Андреевна тоже посмотрела на часы и сказала:
— Ты, как всегда, прав!
И они легли спать.

***
Прелесть прозы Слаповского в том, что она почти фантастична - абсурд и антиабсурд есть полюса, которые в среднем равноудалены от реальности, - но в то же время очень близка и понятна, непосредственные впечатления очень уж живы и прямо в голове обрастают деталями. Видим Иванова, который побрился электробритвой "Электра" и потому не совсем чисто, но ровно, и ждёт троллейбуса на остановке, покрашенной в синий цвет, с жёлтыми и красными ромбиками по периметру козырька. Видим в "Эротическом рассказе" Соловьёва, пухлого, невысокого (или наоборот - высокого), в коричневом костюме и без галстука. Видим сразу, как будто на другой стороне улицы.
Вспоминается "Ночной дозор", да и вообще класс художественностей про иную сторону жизни - шпионы и контрразведка etc. Их главная задача в направлении привлечения зрителя - сделать так, чтобы действие действительно касалось его жизни, и чем чаще, при той же остроте сюжета, тем лучше. У Лукьяненко я этого не вычитал, но у него, наверное, была Идея, которая привлекала похлеще. Слаповский Идеи не имеет, кроме тех необъятных воззрений, в которые складываются кирпичики "дать денег когда просят - нормально", "лечь спать вечером - нормально", "от нелюбимой к любимой уйти - нормально". Видно невооружённым глазом, что шагнуть в сторону один раз - и попадёшь прямо в написанное. Шагнёшь обратно - из написанного выскочишь. Слаповский не торопит и не призывает - он живёт своими героями, а влезть в другую жизнь с головой, да ещё и без всяких последствий и нареканий, это же такая возможность - грех не ухватиться.
Проза, освобождающая от отсеивающего взгляда "я тебя не знаю, я тебя не замечаю" - любой человек мгновенно становится персонажем миниатюрного антиабсурда, даже не рассказа, может быть, ситуации - но уже человек, не робот. Легче жить, когда люди вокруг.