"Крутится юла"

Отец ушел когда мне было 13. Просто ушел и оставил меня и брата с мамой. Мама конечно переживала, но, что поделать, постепенно быт наладился и устоялся, жизнь пошла своим чередом. Встречались мы с отцом может быть раз в два месяца, разговаривали "через губу", казалось и не было любви, и тепла и родства. Осталось только "пап, дай денег, нам с мамой не чем за квартиру платить". Холодно стало.
Так как с отцом разошлись, то и с бабушкой и дедушкой по его линии отношения как-то тоже не сложились. Но, кажется, их не было и до того как он ушел. Мы никогда не звали ее "бабушка", всегда только на "вы", и только по имени отчеству. "Здравствуйте, Ирина Иннокентьевна"... И даже когда нас привозила мама погостить и оставляла на пару недель, все равно не было ощущения дома, и все как-то с холодком, даже воспоминаний почти не осталось. Развеялись.
У Ирины Иннокентьевны всегда были напряженные отношения с "дочкой" и это, наверное, тоже накладывало свой отпечаток. Что-то они не поделили много лет назад, и вроде бы она всегда была против брака своего сына с "этой женщиной".



Прошло много лет. У меня подрастает сын, мама давно живет с другим мужчиной, брат приходит домой только ночевать и вообще занимается "не понятно чем". Возвращается рано утром, часто приходит со сбитыми костяшками на кулаках, разговаривает на каком-то уголовном диалекте и слушает блатные песни. И кажется давно уже нет семьи, и кажется все так и должно было быть. Все разбилось уже тогда и с тех пор осколки жили каждый своей жизнью и больше не складываются в единый сосуд. Семья? Уже давно просто чужие люди, которые живут вместе только потому, что больше негде. Плюхаются в маленькой теплой луже, в которой и тесно, и вылезать лень. Так и живут, толкаются боками, трутся друг об друга, лаются, кусаются, и всякий желает занять по больше пространства, и каждый хочет показать, что имеет право, силу и власть.

Мы не виделись с отцом около года, бабушка по отцовой линии тоже давно не напоминала о себе. Но вдруг позвонила маме и просила прощенья, раскаивалась в чем-то. Приезжайте, мол, дети и внучики, сын заедет на машине, вас заберет и привезет к нам. Совсем захворала, сердце где-то, наверное, защемило и уже стало не до старых обид и гордыни. И не ясно, то ли прощаться, то ли просто стало невыносимо одиноко и захотелось увидеть внуков и правнуков. Нежданно и негаданно.
Ехать не хотелось, но и отказать было не удобно, планов не было, и все, пожав плечами, в недоумении согласились. Отец заехал и уже через пол часа нас встречали хлебом, солью и неловкими улыбками натужного гостеприимства. "Ой, какая взрослая стала, да похорошела. На выданье невеста..." (Только уж с ребенком невеста, не самая выгодная) "А это кто? Что за карапуз?" (Правнук Кирюха. Ему уже четыре, карапузом он был три года назад, а теперь уже лихо ездит на велосипеде и кричит во все горло песни. И он не знает кто эта дряхлая старушка и этот древний дед). Накрыт стол, и выглядит как праздничный, и тоже как-то не очень кстати. Думали с мамой заехать на пол часа поздороваться, а нас встречают салатом оливье и селедкой под шубой, а дед вынимает заготовленную бутылочку из морозилки. Уже тронулась инеем. Готовились...
Сели и потек разговор, тягучий как жвачка, вязкий. "Что ж не приезжали так давно? Совсем забыли нас". -- "Ну вы же знаете, дела, дела. Жизнь собачья. Вот из налоговой письма шлют, черти. И всем денег дай..." -- "Эээх. Ну выпьем... Приезжайте почаще". Звяк-звяк.

Они выпивали, а я рассматривала старую халупу, какие-то картины на стене, обветшалую мебель, шкатулку с бабушкиными украшениями и бижутерией. Вьевшаяся пыль, затхлый запах, запах старых людей, запах уныния, нелюбви. Фотографии в шкафу. И нигде нет нас, ни меня, ни брата, ни мамы. Всё какие-то малознакомые родственники.
А дед чуть выпил, порозовел и полез куда-то в кладовку. Достал какой-то пыльный ящик с кучей хлама. Оказалось, старые игрушки. Машинка, грубо сколоченная из деревянных брусков, кукла с отломанной головой, какие-то детали конструктора, прочая гниль и юла. Заржавелая немного, но кажется цела. "Кирюха, смотри - юла!". Только что-то с механизмом стало, не кружится никак. Дед чинил юлу, а мы засобирались. "Поедем мы, наверное. Поздно. И так засиделись."
Мы одевались, а дед что-то внутри поковырял и сделал. "Смотри, Кирюха, вертится, зараза. Ээээ, как гуляет". И сказал как-то без азарта. Юла вертится, елозит по полу, тихо и безразлично шумит. А мы смотрим, как загипнотизированные, долго смотрим.

"Хочешь, Кирюха, юлу?". -- "Мммм. Нееее" (и спрятался за мамку) -- "Да на, возьми говорю, подарок!" -- "Нихачу".

Неловко и с гадливостью целовались. (Прощайте...)

Отец заводит машину. "Садитесь, поехали!". Садимся, мама, я и Кирюха.
"Поедем домой, Киря. Спать уже пора". -- "Ага, мам, это такси?"