1. День первый

Şimdi bak: şöyle bir şey…
(турки)

Утром было очень холодно, падали редкие маленькие снежинки. Конец октября – а холод такой, что уши можно отморозить. По крайней мере, так мне показалось, когда я вышел на улицу – было очень рано, ночью я спал три часа, и мир казался мне очень неприятным местечком.
Я улетал в Турцию. На два месяца – не как турист, а на практику. В Стамбул, в университет Фатих, изучать турецкий язык.
У меня не было времени подготовиться к отъезду или даже просто подумать о том, каково мне будет в Турции и чем я там буду заниматься. Дело в том, что целый месяц до отлета я занимался переписью населения, и последний раз я был на переписном участке как раз накануне.
О, перепись населения! Это отдельная песня. Может быть, когда нибудь я еще напишу про эту перепись – про комнатку совета ветеранов, превратившуюся в переписной участок, про властную мадам Квитко, которая под конец уже сама не понимала, чего от нас хочет, про мрачные подъезды сталинского дома, похожие на декорации фильма ужасов (иногда казалось, что из-за угла вот-вот выглянет унылый монстр), про Женьку, поившего нас пивом во дворе, про растерянного Палыча, который не вынес тяжелой серьезности «государственной задачи» и ушел в отставку, про самоотверженную Майю пятнадцати лет от роду, про «Му-Му» и салат с курицей и ананасами, про Лёху, кормившего пирожками нищих старушек в подземном переходе…
Про Лёху-то я, впрочем, уже сейчас напишу. Потому что в Турцию мы поехали вместе.
Накануне Лёха провел на переписном участке гораздо больше времени, чем я. Я-то сбежал после обеда. Собственно, мне нечего стыдиться – свои дела я привел в порядок, по крайней мере те дела, которые я считал важными. А вот переписывать свою записную книжку и заново придумывать для нее всю статистику я не хотел. Во-первых, у меня плохо с математикой, во-вторых, было такое предчувствие, что если я вернусь на участок, я зависну там еще очень надолго. А у меня еще были дела, о которых я здесь писать не буду, тем более что до самого вечера меня преследовали сплошные неудачи. Домой я попал в двенадцатом часу, а Лёха – еще позже. Он не мог так просто уйти с участка, потому что он патологически ответственный человек. Это у него даже на лице написано – недаром декан, едва только взглянув на нас, сразу назначил его старостой.
Так или иначе, оба мы были невыспавшиеся и усталые – причем эта усталость копилась целый месяц и стала почти хронической. Я был словно во сне. Зал аэропорта казался мне огромным аквариумом, воздух покачивался, как вода, и меня несло течением. Очередь на сдачу багажа – очередь на проверку документов – последний взмах рукой провожающим – контроль безопасности – Лёха спрашивает, не повредит ли просветка вещей пленке в его фотоаппарате – автобус – трап – самолет. Взлетели.
До этого я летал на самолете один раз в жизни, и это было очень давно. Тот самолет был очень большой, а этот показался мне подозрительно маленьким. Не буду я описывать полет, скажу лишь, что был очень рад, когда он кончился.
Приземлились. Выбрались наружу.
Я был весьма тепло одет, так что первое, что я почувствовал, выбравшись – здесь тепло. Да что там тепло, жара стоит!
Впервые в жизни я оказался за границей.

Теперь придется рассказать о Тофике, хотя делать это мне очень не хочется. Но без него обойтись никак нельзя – ведь именно он нас отправил в Турцию. Тофик, ……………………………………….(непечатно). Наш любимый преподаватель, ……………………………………………………….. (непечатно). ……………………………………………………………………… ……… ……………………………………………………………………………… Да, что-то рассказ не получается. Так что поверьте мне на слово, вам повезло, если вы не знаете, кто это такой. Но раз уж Тофик отправил нас в Турцию, он решил немного о нас позаботиться. Тофик дал нам ценные указания о том, что делать в Стамбуле и как не терять время зря. Продиктовал список музеев, в которых нужно побывать – с одной стороны. С другой, велел перевести восемь статей. Это была первая Подлость Тофика. (Второй Подлостью Тофика, как мы узнали впоследствии, оказалось то, что он забыл про эти восемь статей. Надо сказать, статьи эти все два месяца висели у нас на шее, как мельничный жернов, и изрядно мешали нам со спокойной совестью ходить по музеям и вообще использовать время с толком). А еще он дал нам две большие сумки, которые мы должны были передать его знакомому, Николаю, который работал в генконсульнстве.
Мы быстро (чуть ли не мгновенно) прошли все таможенные процедуры и оказались в огромном и довольно-таки пустом зале аэропорта. Здесь мы должны были встретится с Николаем возле какого-то «большого видеоэкрана», которого мы не нашли. Впрочем, Николай обнаружил нас сам, когда мы снимали с конвейера свой багаж. Он вывел нас на улицу, и мы увидели турка, который стоял со скучающим видом, держа в руках табличку с надписью Fatih Üniversitesi. Это был водитель, который нас встречал. Мы погрузились в его машину и поехали.
Я еще был немного ошеломлен после полета, в ушах стреляло, голова была тяжелой с недосыпа, и я сидел, тупо глядя в окно на проносящийся мимо Стамбул. В глазах мелькали пальмы, разноцветные турецкие вывески, какие-то флажки, гирляндами развешанные поперек улиц, турки, турки, турки. Заграница.
А Лёха, видно, сразу решил взять быка за рога. Он начал беседу с водителем, который, хотя и оказался для турка довольно неразговорчивым (как я потом понял), все-таки что-то отвечал.
И вот мы доехали до общежития. Местность вокруг него показалась мне весьма странной – там стояло несколько домов, с виду недавно построенных и не очень обитаемых, а поодаль торчали остовы еще только строящихся зданий. Рядом было шоссе, за которым виднелось что-то, напоминающее не то гаражи, не то склады. И – пустота. Людей не видно. Само общежитие на этом фоне выглядело маленьким, чистеньким и вообще непонятно как сюда попавшим.
А вот и люди. На крылечке с озабоченным видом что-то обсуждали два турка средних лет, один из них был в синем комбинезоне, другой – в костюме. Увидев нас, они слегка отвлеклись от своей беседы. Тут водитель сказал нам, что он должен доставить нас прямо к «начальнику», в университет, так что почему бы нам не положить быстренько вещи и не поехать дальше. Мы вытащили вещи и подошли к туркам, стоявшим на крыльце. Тут вышла небольшая заминка. Турки сказали что-то, что мы не очень поняли, завели нас внутрь и сказали положить вещи здесь. А комната наша где, спросили мы. Потом, все потом, радостно сказали турки. Пришлось оставить все в холле.
И вот мы снова мчимся в машине, а местность выглядит все более и более сельским образом. Потом начались виллы, и вдруг довольно неожиданно мы въехали на территорию университета.
В тот день мы не успели как следует все рассмотреть, так что описывать университет я пока не буду. Машина лихо подкатила к одному из корпусов, и водитель повел нас по лестнице к какому-то кабинету. Кабинет оказался закрыт. Водитель пробурчал что-то и повел нас по лестницам и коридорчикам к другой двери, постучался, завел нас внутрь и убежал. Больше мы его не видели.
Теперь мой рассказ приближается к моменту, который я запомнил довольно смутно – напомню, я ужасно хотел спать, в ушах у меня стреляло, плюс еще хроническая усталость, накопившаяся во время переписи. Поэтому первый разговор с Джиханом Окуюджу, или просто Джихан-беем, прошел как в тумане.
Когда мы вошли, навстречу нам из-за стола поднялся худощавый человек лет пятидесяти.Он поприветствовал нас; его голос был весьма странным – тихий, печальный, довольно высокий и как будто слегка осипший, этот голос, казалось, жил отдельно от своего хозяина.
Первым делом Джихан-бей спросил нас, что мы хотели бы выпить – чаю или какого-нибудь соку. Слегка ошарашенные такой любезностью, мы выбрали сок – было довольно жарко, хотя мы и оставили куртки в общежитии. Джихан-бей позвонил по телефону – и вскоре в кабинет вошел человек с подносом в руках. На подносе стояли стеклянные баночки с соком.
Начался разговор. Джихан-бей оказался, как бы мы сказали по-русски, завкафедрой турецкой литературы факультета естественных наук и литературы. (Что общего у естественных наук и литературы? Я затрудняюсь ответить на этот вопрос. Турецкая логика!) Тут я вспомнил, что Тофик велел нам по всем вопросам обращаться к Мустафе Услу, начальнику отдела международных связей. Мы должны были передать ему привет от Тофика и попросить, чтобы для нас составили специальное расписание. Так что план, разработанный для нас Тофиком, начал искажаться с самого начала.
А Джихан-бей сразу взял быка за рога. Он показал нам расписание всех четырех курсов и предложил самим составить себе план занятий. Мы посмотрели на расписание и увидели, что оно практически полностью состоит из лекций по литературе. Такого мы не ожидали. Нам почему-то казалось, что мы будем изучать турецкий язык...
Несколько ошарашенные, мы погрузились в молчание. Я-то, впрочем, и раньше молчал, но теперь и Лёха не знал, что сказать. Наконец я открыл рот и пробормотал что-то насчет того, что нам нужно было встретиться с Мустафой Услу. А его сейчас нет, сказал Джихан-бей. И повел нас в коридор, где висело все то же расписание. (Убей бог, не помню, зачем он повел нас в коридор. Расписание там было точно такое же. ) В коридоре Джихан-бей предложил нам выбрать какой-нибудь предмет и прямо сейчас отправиться его изучать. Мы снова тупо уставились на расписание. Османская литература… Народная литература… Современная турецкая литература…
Я решил, что пришла пора временно положить этому конец, и начал говорить Джихан-бею (боюсь, на не слишком изысканном турецком), что мы устали после перелета, что у меня стреляет в ухе и вообще хотелось бы отдохнуть. Джихан-бей выслушал меня, согласился с моими доводами, снова завел нас в кабинет, дал нам распечатку расписания, чтобы мы-таки составили себе план занятий, и начал прощаться. Но мы не знаем, как нам добраться до общежития, сказали мы. Сервис уходит в пять, сказал Джихан-бей. Впрочем, он сам понял, что нам не хотелось бы ждать до пяти, и стал звонить куда-то по телефону. Вскоре он нашел нам какого-то преподавателя истории, который как раз собирался уезжать из университета.

Историк высадил нас на шоссе. Оказалось, я уже забыл, как выглядит наша юрта (так мы называли общежитие, ведь по-турецки оно – yurt). Я вообще плохо запоминаю местность и маршруты. Но Лёха-то, конечно, все помнил. И вот мы снова увидели перед собой турка в синем комбинезоне (его звали Салих). На этот раз он от нас так просто не отделался – пришлось ему вести нас в нашу комнату, на третий этаж. Мы похватали свой багаж и забрались за ним в лифт.
На третьем этаже, у входа в холл, застеленный ковролином, громоздилась кучка тапочек, намекающая на то, что в уличной обуви здесь ходить не принято. Но нам, честно говоря, было не до этого, да и тапочки наши были где-то в недрах чемоданов.
Показав нам комнату (номер 301), Салих ушел, сказав на прощание, чтобы мы спустились на вахту за ключами от шкафчиков. Мы остались одни и осмотрелись. Комната была маленькая, ее почти полностью занимали три кровати, три шкафа у изголовья каждой из них и стол. Кровать у окна была застелена, да и вообще было понятно, что здесь кто-то живет. Входная дверь захлопывалась, но не запиралась, так что в любой момент сюда мог войти кто угодно. Мы стали разгружать свои чемоданы, и тут я обнаружил, что самой маленькой (и самой главной) моей сумки нет.
Меня прошиб холодный пот. В сумке этой был паспорт, обратные билеты на самолет и все деньги. На подгибающихся ногах я вышел из комнаты… Конечно же, сумка мирно лежала у лифта.
На память о первом дне в Стамбуле мы с Лёхой сфотографировали друг друга в нашей комнате. Потом я достал расписание, данное нам Джихан-беем, и мы принялись его изучать. Тофик говорил нам, чтобы мы посещали занятия первого и второго курсов. Вторым ограничением было то, что мы не собирались изучать османский язык. С учетом этого мы составили себе примерный проект расписания. В неделю получилось восемь пар разнообразной литературы и четыре языка… Несколько неожиданно, надо признать. Мы-то думали, что едем сюда изучать как раз язык.
После этого я нацелился было отдохнуть, но тут проявилась (и не в последний раз) деятельная Лёхина натура. Он решил, что теперь самое время сходить и поменять часть наших долларов на лиры. (Кто-то сказал нам, чтобы мы не меняли деньги в аэропорту, потому что курс там невыгодный, и мы не поменяли, так что местных денег у нас пока не было). Я вяло попытался отговорить его от этой затеи, спрашивая, где он собирается искать обменник в этой непонятной местности, но он был непоколебим. Пришлось идти. Перед уходом мы написали нашему неведомому соседу записку: “Привет, мы студенты из России, будем здесь жить”.
Перед тем, как уходить, мы осмотрели свой этаж. Здесь обнаружились еще три жилые комнаты, комната со столами и стульями – очевидно, для занятий, комната с мягкими диванами – для отдыха и общения, душевая и lavabo (“раковина” – так турки иносказательно называют туалет). Осмотревшись, мы спустились вниз.
На вахте мы увидели первых студентов. Один из них, Сайдулла, исполнял обязанности вахтера. Расспросив нас хорошенько, кто мы, откуда, зачем и на сколько приехали, турки получили ответный вопрос – а где здесь можно поменять доллары? Турки задумались, посовещались… И сказали – в Бейкенте. Что такое Бейкент, они не уточнили, а мы почему-то подумали, что Бейкент – это что-то вроде супермаркета. Где же этот Бейкент, спросили мы. А вооон в ту сторону по шоссе, сказали турки, указав направление, противоположное тому, в котором находился университет. И далеко ли он, спросили мы. Да нет, совсем близко, сказали турки. Ну, тогда мы пошли, сказали мы. Сайдулла попросил нас не теряться и приходить к ужину (то есть к шести часам), и дал нам бумажку с телефоном вахты и своим собственным. И мы пошли.
Выбравшись на шоссе, мы увидели перед собой громадное синее здание с желтыми буквами на крыше: “МETRO”. Это, по всей видимости, был супермаркет. Мы решили поискать в нем обменник, но не успели мы зайти за ограду, как к нам подошел человек в униформе и начал что-то быстро говорить. Я уже успел заметить, что турки делятся на две большие категории: понятные и непонятные. Этот охранник явно относился к категории непонятных. Одно мы поняли: нам сюда нельзя.
Не успели мы снова выйти на шоссе и пройти по нему с десяток метров, как рядом с нами притормозил микроавтобус, набитый турками, выглядящими, как на подбор, довольно молодо. Это, а также байки Тофика о том, что студентов в центр Стамбула возят бесплатные сервисы, наложившись на общую обалделость от переписи, заставило нас вообразить, что это и есть сервис, который бесплатно нас повезет. К тому же из двери высунулся турок и поманил нас к себе. Мы втиснулись в автобус, двери закрылись, и мы поехали. Тут заманивший нас внутрь турок что-то нас спросил. В шуме мы сперва не разобрали, что он хочет, но потом стало ясно, что хочет он денег. Это был не сервис. Это был обычный турецкий долмуш, микроавтобус, который подбирает всех пешеходов на своем пути, а турок, требующий с нас деньги, был муаввином (кондуктором). Но мы, конечно, тогда ничего этого не знали. Мы объяснили ему, что мы - иностранные студенты, едем в Бейкент менять доллары, а лир у нас нет… Пришлось вылезать на следующей остановке.
И вот мы снова идем по обочине шоссе. Справа от нас дома кончились, и открылся вид на озеро Бююк Чекмедже, длинное и узкое. Казалось, до него рукой подать. А дальше, за тонкой перемычкой суши, виднелось Мраморное море. Слева же тянулись какие-то непонятные постройки, склады, гаражи… Никаким Бейкентом и не пахло.
Иногда слева появлялись придорожные закусочные, и тогда Лёха подходил и спрашивал, где можно поменять деньги. Некоторые турки в ответ только пожимали плечами и говорили, что не знают, другие же произносили все то же загадочное слово: “Бейкент”. В одном месте, назначение которого мы так и не поняли, охранник оказался очень отзывчивым и повел нас куда-то внутрь, вверх по лестнице, представил еще каким-то людям, которые предложили поменять доллары прямо на месте. Но это был не обменник, и мы, убоявшись совершать нелегальные операции в первый же день своего пребывания в Турции, сочли за лучшее удалиться.
Наконец мы дошли до моста, по которому перпендикулярно нашему шло другое шоссе, гораздо более оживленное. За мостом виднелись многоэтажки… Видимо, где-то там и находился Бейкент. Но у нас больше не было ни сил, ни времени – мы уже начинали опаздывать к ужину. Поход продолжался более часа. Так и не достигнув цели, мы повернули назад.
Обратный путь был тяжел. Ноги, уставшие еще на переписи, отказывались шагать. Темнело. В голове у меня, видимо, совсем помутилось – я начал бояться, что мы можем сбиться с пути и заблудиться, хотя как можно было заблудиться на прямом шоссе…
К ужину мы все-таки успели. Сначала мы даже зашли в свою комнату. На оставленной нами бумажке с приветствием был начертан ответ: “Welcome!»
Наш первый ужин в юрте у меня в памяти не сохранился. Как будто его тряпкой стерли из мозга. Но, похоже, там мы познакомились с каким-то количеством турок. Насколько я помню, в первые дни нашего проживания в юрте знакомства нарастали как снежный ком, и было очень сложно запомнить, как кого зовут и не перепутать, скажем, Ислама с Исмаилом (тем более что Исмаилов тут было несколько).
Поев, мы двинулись наверх (столовая находилась в подвале). Когда мы проходили мимо вахты, турки, курившие на улице у двери, увидели нас и зазвали к себе. (Турки все поголовно курильщики. Мне, по крайней мере, не встретилось ни одного некурящего турка мужеского полу. Некоторые курили даже в Рамазан, хотя это большой грех для мусульманина. Похоже, им даже в голову не приходит, что можно не курить. Однажды один из них хотел угостить нас сигареткой, и, когда мы сказали, что не курим, он с растерянной улыбкой спросил: “Почему?”)
Там, на крыльце юрты, мы познакомились с Фахри - студентом, изучающим русский. Он, в отличие от многих здешних студентов, был из бедной семьи. На русское отделение он поступил именно потому, что там были места, за которое платило государство (Фатих – частный университет). По-русски он разговаривать с нами стеснялся, и вообще несколько контрастировал с прочими обитателями юрты – шумными и неуемно разговорчивыми.
После выяснения обычных вопросов (откуда мы, на сколько приехали, сколько нам лет, холодно ли сейчас в Москве), мы спросили, есть ли здесь интернет. Выяснилось, что есть, но работать начинает часов в восемь. На наш вопрос, сколько он стоит, Фахри ответил: “Для вас – бесплатно”. Очередной пример турецкого гостелюбия.
Вырвавшись из лап курильщиков, мы направились в свою комнату. Войдя в нее, мы обнаружили, что на кровати у окна лежит и спит здоровенный детина – наш сосед. Приход наш его разбудил, и он гулко поздоровался. Мы представились друг другу. Имя его, которое мы еще и не сразу разобрали, звучало для русского уха довольно странно – Хюльки (ударение на последний слог). Такого турецкого имени мне еще слышать не доводилось.
Хюльки был высок – два метра, не меньше. На голове у него росла грива спутанных курчавых волос. Голос его был глухой и одновременно гулкий – казалось, что он все время старается говорить потише, почти шепотом – но этот его шепот все равно был громче, чем речь обычного человека.
Перед сном мы планировали сходить в интернет, чтобы послать весточку домой, а пока делать было нечего. Я рухнул на кровать – силы оставили меня окончательно, я даже читать не мог. Но и уснуть не получалось. А Лёха, не теряя времени даром, завел с Хюльки разговор. Выяснилось, что его семья живет в Стамбуле, только в азиатской части, и, чтобы он не тратил ежедневно четыре часа на путь туда и обратно, родители заплатили за общежитие. Он сказал, сколько это стоило – я, конечно, забыл (я не запоминаю цифры), но сумма была очень впечатляющей. Хюльки учился на инженера, поэтому ему приходилось усердно изучать английский. Какая здесь связь? – спросите вы. Самая прямая – в турецких вузах естественные и точные науки проходят на английском. Просто потому, что нет турецких учебников. Почему-то им кажется проще учить студентов по иностранным учебникам, чем переводить эти учебники на турецкий. (Еще один пример турецкой логики).
Но вот пошел девятый час, и мы пошли в интернет-кафе, которое находилось на первом этаже. С первого раза не получилось – все компьютеры были заняты. Мы поплелись обратно к себе. Через некоторое время в комнату заглянул Фахри, который сказал, что места освободились. Мы побежали вниз – а места уже заняли. На этот раз мы никуда не пошли, а, взяв книжки про Ататюрка из стоявшего в интернет-кафе шкафчика, уселись в кресла и принялись мрачно их (книжки) изучать. Вскоре места-таки освободились. Мы написали по письмецу, сообщив, что мы нормально долетели и устроились, и поспешили наверх – спать, спать, спать!
(Продолжение следует)