Настроение сейчас - Бодрое

Отзвучали последние слова Заклинания и мир вокруг конвульсивно содрогнулся. Забился в горячечном припадке больного лихорадкой ребенка. Пространство будто нехотя поплыло, закручиваясь в колоссальный водоворот, в кой норовили кануть мои мысли, желания и мечты. Сознание вдруг стало отчетливым и ясным. Казалось, что чья-то могущественная рука сорвала с глаз вуаль, вытряхнула вековую пыль из моей многострадальной головы, отмела пеструю куролесицу глупых никому не нужных надежд и хотений. Из ушей будто вынули пробки, и реальность обрушилась громовыми раскатами абсолютной тишины. Запахло озоном и, почему-то свежескошенной травой. Мой мир рушился.
Сначала он выгнулся дугой, а когда напряжение стало невыносимым, и я чуть ослабил хватку, по нему пробежали первые робкие паутинки трещин. От них веяло холодом и безысходностью. Они змеились, кривлялись, расширялись и с потрясающей быстротой захватывали все новые и новые участки моей умирающей вселенной. Там, где им удалось соединиться, пространство кричало. Это было мало похоже на крик в обычном его понимании. Это звук, заставляющий содрогнуться каждую клеточку тела. Не звук, но чувство. Будто тянут живой, трепещущий нерв.
Хруст ломаемого тонкой рукой стекла заставил поморщиться и сильнее стиснуть зубы. Я попытался собраться. Сконцентрироваться. Сохранить себя. Ядро своего я. Воссоединить крохи того, что пока еще не подверглось вмешательству извне. Это единственное что я мог сделать. И то единственное, что я сделать был обязан. Иначе это самое "я" перестанет существовать. Мозаичная абстракция гибнущего мира медленно приобретала очертания знакомой комнаты. Серые хлопья тумана нехотя расступались, пуская меня в мир вещей. Вот проступил краешек кровати, письменный стол, старый шкаф с распахнутой дверцей и окно на ближней стене. Я сконцентрировался, приказав уже неподвластной мне действительности принять максимально знакомый вид. Как ни странно, получилось. Что это? Подарок победителя проигравшему? Или просто шутка фортуны? Так или иначе на столе материализовалась тетрадь в темном, телячьей кожи, переплете, а на дверце шкафа одна за одной проявились 4 театральные маски и широкополая матерчатая шляпа. Ее я нахлобучил на голову, маски распихал по карманам, а дневник крепко зажал под мышкой и бросился к окну.
Естественно, за заляпаным желтоватым стеклом ничего не было. И не могло быть. Мой кропотливый труд доброй сотни лет был уже полностью аннигилирован. Поглощен чужой волей. Которая с упоением приступала к формированию еще одного мира - небольшой пристройке к своему собственному. И если мне сейчас же не удастся вырваться наружу, то есть большая вероятность стать его обыкновенным жителем. Что в мои планы никак не входит. Вот что-что, а считаться с моими планами новый хозяин никак не собирался. За спиной пронзительно взвизгнуло пространство и последний оплот моего сознания начал стремительно убывать. Те немногие предметы интерьера, которые были в комнате преобразились и стали плоскими, будто нарисованными торопливым и не слишком талантливым художником. Стены, пол и потолок, изуродованные острыми вмятинами, стремительно приближались друг к другу. Я почувствовал себя внутри бумажного шарика, который сделал школьник из тетрадного листа. Страх, панический, животный ужас охватил ускользающие крохи моей личности. Я рассыпался, впитывался жадным и совсем уже чужим миром, как вода губкой. Хотел сказать что-то, но захлебнулся собственным криком. И сделал последнее, на что был способен. Умер.