- Бард! Эй, сыграй-ка что-нибудь позабористее, да повеселее! Опостылили уже твои заунывные серенады! - пророкотал старый Уклаш, обращаясь к долговязому пареньку за столиком в углу корчмы.
Музыкант закончил подтягивать колки на своей видавшей виды лютне, тяжело вздохнул и бойко принялся перебирать тонкими узловатыми пальцами серебристые струны. В тот же миг скупо освещенный зал наполнила живая, ритмичная и неизвестная в этих краях мелодия. Завсегдатаи захолустной таверны "Трусливый гусак" все как один оторвались от своих заурядных занятий, как то: игра в карточный тумштырь, где выигрывал тот, кто знает больше способов надуть оппонента; поглощение дешевого кантервильского пойла, гордо именуемым хозяином "Королевским портвейном"; или же спаивание оным гулящих девок в надежде согреть местечко в пустующей конюшне. Их мутные взоры были сконцентрированы на отроке, который с поистине великим мастерством извлекал из своего инструмента чарующие сентенции. Да и было на что обратить внимание! Исполнитель, до этого момента особо не выделяющийся и тихо тренькавший в совсем уж темном уголке, оказался не вполне похожим на окружающих. Да что и говорить, он совсем не походил ни на одного из этого крестьянского и разбойничьего отребья. Пузатый таверщик в замасленном фартуке расположился подле него с двумя лучинами, дабы каждый мог видеть необычного человека. В отличие от них, он был облачен не в драповые рубаху и штаны, а в странного вида камзол, более всего напоминающий кожаную броню со множеством металлических блях и заклепок; штаны же как-будто бы из мешковины, но много более плотной и дорогой, такой, какую в этих землях не видывали отродясь. Обут чужак оказался в совсем уж несуразные бащмаки: тупоносые и пестрые, на высокой подошве, плотно облегающие стопу, что казалось шил их поистине сумасбродный башмачник. Как же по его замыслу их обладатель мог намотать портянки или же несчастный должен был стереть ноги в кровь? Аккуратно остриженные волосы лежали ровным пробором, а на носу у менестреля располагался предмет, который совсем не вписывался в обыденную картину мира среднего обывателя в Янтарном Королевстве. Глаза незнакомца взирали на толпу сквозь два овальных стеклышка в тонкой металлической оправе. Культурный шок незамедлительно сказался на некоторых представительницах прекрасной половины человечества. Пара дамочек, которые были еще в состоянии удивляться, незамедлительно бухнулись в обморок. Остальные же за счет высокой концентрации спиртного в желудках и алкоголя в крови только таращили глаза и по-рыбьи разевали рты. И вот нет бы выбежать кому наружу, да позвать стражу, да сообщить старосте! Все как один замерли на своих местах и вкушают плоды сверхнормальных передвижений пальцев по струнам лютни. Мелодия чаровала, затягивала, манила и заставляла забыть все на свете. Она глушила любую сознательную активность в недалеких умах селян. Вот уже трое пьянчуг около стойки закатили глаза и, пуская пузыри, начали мерно раскачиваться из стороны в сторону. Замелькали воздеваемые то тут, то там руки. Сыплятся карты из рукавов матерых профессионалов тумштыря; с глухим стуком падают, переворачиваются кружки, извергая из себя ручейки "Королевского портвейна"; тут и хозяин таверны - видавший виды Уклаш, булькнув, погружается в общий транс. Вот уже вся корчма, порабощенная безумной музыкой пускается в размеренное, маятничное шатание. Звуки колдовской лютни вкладывают странные, необычные слова в головы захваченных проклятым инструментом людей. Вдруг старая горбатая Тремми, хрипло откашлившись, затягивает на редкость певучим голоском:
- Пам-пам-пам-пам-пам-пам-пам-пам-пам-пам...
В зале ее мотив подхватывает пара девушек прямо скажем не слишком тяжелого поведения. И тут же те самые трое пьянчужек около барной стойки и тавернщик гнусаво зывавывают:
- Пом-пом-пом-пом-пом-пом-пом-пом-пом-пом...
В тот же миг и остальные присутствующие дают о себе знать, удивительно органично вплетая в общую песню новые фразы:
- Катык-ка-катык-ка-катык-ка-катык-ка-катык-ка...
- Тадыт-та-тадыт-та-датыт-та-тадыт-та-датыт-та...
Скрип половиц на лестнице и тяжелый стук башмаков возвестил о появлении главной персоны этого безумного оркестра - Магды Сильверстоун. Единственного повара и по совместительству жены Уклаша. Эта во всех отношениях большая женщина спускалась в зал в одной ночной сорочке и сбитом набекрень чепце. Руки ее естественно были вытянуты ровно перед собой, а в глазах застыло выражение смешанного удивления и недовольства. Чинно прошествовав в зал, она легко вскачила на большой обеденный стол и затянула необыкновенно чувственным и нежным голосом:
- Як цуп цоп парви каридола тык паривила тиц тандула диби даби дала руп-парирупирам курикан губкая кили-кан-ко. Ра-цай-цай ариби даби дила бариц дан дила ландэн ландо абариб факта пари-пари-бери-бери-бери стан дэн лан до. Я бари ласдэн ландэ яло ара-вара-вара-вара-вара вади вияву. Барис дан лэн ласдэн ландо бадака-дага-дага ду-ду-де яло.

..........................................................................
Вот такая вот ночная зарисовка. И чего это меня так штырит?:)
Наверное из-за таких случаев и запретили вмешиваться в естественный ход истории на других планетах Дону Румате и остальным исследователям в романе братьев Стругацких "Трудно быть богом".