Это была ранняя весна или поздняя московская осень. Снег едва ли укрывал собой холодную землю, оставляя всюду темные пятна с изорванными краями. Тяжелые тучи, подсвеченные уличными фонарями и окрашенные в грязный цвет, неподвижно нависали над одинаковым рядом многоквартирных жилых домов. На город опускалась ночь, которая в это время года может очень походить на пасмурный и обделенный солнечным светом день.

Я шел по безлюдным окраинным улицам, почти не разбирая дороги. Никем не замечаемые светофоры, строго соблюдая свои нехитрые правила, меняли цвета, а пожелтевшие плакаты удивленно встречали рисованными улыбками. Мои остывшие пальцы, перебирали складки шарфа, пряча в него простуженное горло. Ветер то неожиданно поднимался, то так же внезапно замирал. Холодная дрожь ожидания била мое тело, предвещая неладные развязки всех случившихся накануне историй.

Холодный кофе и стопка нераспечатанных писем - вот во что превратилась моя жизнь. Она заканчивается, когда в коридоре щелкает выключатель, и начинается вместе со сводкой новостей. Секундная стрелка упирается в цифру шесть, словно замерзая или не желая дальше отсчитывать время. Все уже решено - впредь ничему не измениться. Этот путь останется только эхом неуверенных шагов, приближающих горькое сожаление о твоем отсутствии. И завтрашний рассвет, увы, не будет солнечным.

«А этот эпизод я перенес бы дальше лет на сто...» (Butch – «Утренний свет»)