Во, погодка, а?
На косе на этой на Павло-Очаковской – что делать? что делать? как пить водку? Да так и пили. Улеглись в одежде в мутное теплое поколенное море, слушали, как хлопает по воде мокрый непослушный кайт, а Дашка расхаживала с литровой бутылкой между нами, хохочущими и осоловевшими от жары и свободы, и мы тянули к ней пластиковые стаканчики, и передавали друг другу закусывательный огурец, и курили вот этими руками мокрыми, а бычки – куда, Дэн? - а бычки закопать на дно, ткнуть прямо в ил, под собственной плавающей попой, послушайте, ну это свинство какое-то, да хорошоооо….
Как же жарко! от моей головы пар идет! – а ты ныряй…. И выныривай… оп! Еще 50 грамм…И вот эту баночку с килькой в томатном соусе подайте, друг мой, ааах, не успела, килька уплыла… как красиво, сфотографируйте это кто-нибудь… зазевалась, сверху вскарабкался ликующий мокрый Макс – утопим маму? – это кто кого утопит… сигареты держите! ...замечательное воспоминание о детстве, вы не находите? хоть бы ветерочек спасительный, хоть немножко, ах вот и он, наколдовали, даааа…..

Это был эпиграф.

Вообще все началось ночью, когда мы приехали. Небрежно раскидали палатки.
- Если нам не понравится, утром перенесем.
- У нас будет переносная станица-живчик.

С наслаждением бродим по берегу, зарываясь ступнями в песок. Море темное, невидимое, парное.
Вино. Со стаканом хочется обращаться нежно. Мой повинитель…
- Это почему?
- Потому что в нем вино.
- А если б водка?
- Мой поводитель….
Попивитель! Поконитель! Побрютитель! На побрютителе успокоились, и только Анька тихонько тосковала о Сараджишвили. «Эх, насараджите мне в стаканчик…»

Каждому, кто хотел гигиенического уединения, приходилось некоторое время романтически идти вдоль кромки моря, а потом так же романтически возвращаться.
В томно бредущем задумчивом силуэте распознали Аньку. Кто-то заговорил стихами.
- Анна в ночи…
- …без капли мочи.
Кто-то скороговорками
«Красотатотуткакаянакосето…»
Расставили свечи.
Первая ночь самая длинная.

Комары особенные, зеленоносые, некусучие. Луч фонарика - вверх, до упора в небо - и в этом луче их мириады. Серый роящийся жужжащий кисель. Жизнь комаров одноразовая, растаманская, яркая: родиться – размножиться – умереть. Им надо все успеть за сутки. Вот почему они так спешат.
А если замолчать, то слышно, как они поют. Они говорят ууууу печальными голосами.
*
Похоже на всех одна вилка. И одна ложка. Как же есть окрошку?
- Вы будете есть вилкой. А мы – ложкой.
- Смотрите, в нашей станице получаются две улицы. Назовем их….
- Нижневилочная! и верхнеложечная!
- И штопор.
- Надюшка, это как раз твоя палатка.
- Не, штопор будет завтра утром. Когда приедет Воронин.
*
- А я это, между прочим, предрекал.
- Предре… что?
- Предре…все!
*
- Послушайте. Мне вместо «хороший водитель» послышалось «хороший. Вводите»
- Женились бы вы, барыня…
*
- А давайте завтра напьемся и будем голыми играть в твистер.
- Главное, не перепутать, где чья нога.
- Голый твистер. Главное - не перепутать.
*
Водку закопали в песок. Вообще много чего мы той ночью в песок закопали! Я теперь все время пугаюсь ощущения, что мне чего-то не хватает. Но скорее всего, мне не хватает только водки.
- А где Лешка? Спит, что ли? Цой, ты спишь?
- Спит. И не знает, где зарыта водка.
- Он в полночь проснется!
- Каждую полночь Цой выходит из палатки…
- и превращается в тыкву!
- по-корейски!
Угомонились и запели Цою колыбельную.
«Я хочу быть как Цой…. Я тааак хочу быть как Цой … и с такой же лицой…»
*
Утром проснулась, оттого что Макс восторженно совал мне в палатку пластиковый стакан с водой, в которой плавали какие-то маленькие твари.
- Что это за жучки такие? Или это креветки? Или кто?
- Это? Понто гаммарус. – с умным видом сказала Надюшка по-латыни.
- Гаммарусики!!!! – кричали дети и варили из них особенный морской суп.

Опаленные носы, плечи, попы. Боимся дотронуться друг до друга.
Ночью из каждой палатки стоны.
И ветер. И хлопающие, наспех поставленные тенты.
- нас ведь не сдует?
- спи-спи….
*
А в последний день кто-то выключил адскую жаровню. И начался славный нежный дождь. Все прочие обитатели косы быстро свернули палатки и уехали. А мы остались, сели под зонтик и стали думать, какие мы замечательные люди воды. Сверху вода, в пяти метрах плещется вода, а ноги можно закопать в песок. Там в глубине он по-прежнему недоверчиво-теплый.
Пили какое-то чудное абрикосовое вино.
А когда пришел закат, и дождь интеллигентно поморосив, отправился по направлению к Таганрогу, Аська включила битлов. Мне до сих пор кажется, что ничего прекраснее звучать не могло. Закатное солнце. Глиняные откосы. Влажный песок. И нежное умиротворенное «Хэй, Джуууд…»
Хотя я люблю битлов и так. Без приправ.
А дети пускали мыльные пузыри и они длинными вереницами уходили в небо.
*
Еще я не рассказала про яму. Началось с того, что дети отрыли в песке ржавый кусочек какой-то войны. И принялись копать дальше. Так длилось все три дня, с перерывами на море и сон. Яма углублялась, расширялась, ее испытывали на прочность, устраивали через нее прыжки, и отсиживались на дне посекретничать.
Я тоже помогала. Так хорошо немножко дунуть, а потом копать-копать, без передышки. Меня вдруг осенило, что надо вырыть детям ступеньки. Я боялась, что когда они докопают до центра земли, то не смогут вылезти обратно. А так будут ступеньки. Я рыла ступеньки, пока у меня не закружилась голова.
- Мама. – уважительно сказал Макс. – Как хорошо ты копаешь.
Потом он сел и принялся мечтать.
- Вот послушай, мам! Вот когда ты умрешь, то тебе не надо будет копать специальную могилу, чтобы похорониться. У тебя уже будет могила. Здесь! (обводит восторженным взглядом окрестности) На Азовском море!!!
Мы оба очень расчувствовались.

А ночью в яму упала Мать.
Она решила романтично прогуляться к морю, шла, пританцовывая, элегантно расставив руки и помахивая ими на лебединый манер, и ее черный силуэт красиво выделялся на фоне сизого предрассветного неба. Мы все застыли со стопками и мечтательно на это смотрели.
И вдруг она исчезла.
- Блять!
……..Мы ржали так, что никто не мог встать и прийти на помощь. Кирюша сложился пополам и уткнулся макушкой в песок. А Дэн разлил водку.
- Помогите, пожалуйста! – требовательно сказала Мать откуда-то из-под земли.
- Вот такие у тебя сцуко-друзья – прорыдал Дэн.
А Кирюша, еле разгибаясь от хохота, пополз вытаскивать Мать из ловушки.
Она упала красиво, как балерина, устремив правую ногу вверх, а левую к центру земли.
Мне кажется, даже если ее очень сильно попросить, она больше ни за что в жизни не сможет принять такую одухотворенную позу.