Есть только одна вещь… одно вещество, одно состояние, одна стрела, одна посылка… одна единица, одно событие… только одно явление, один парадокс, способный сбить тебя с пути вальсирования между псевдокультурными шоками и иствудскими взглядами, сопровождающегося и обрамляющего гимнастику ума и нелогичное превосходство, которого ты достигаешь над самим собой, сверлом ввинчиваясь в собственную породу и выворачивая её наизнанку бархатной мятной незащищённой стороной и жонглируя новыми эмоциями и знаниями, текстами прочитанных раритетов классиков и своими собственными текстами, постигая непостижимое и с улыбкой доказывая аксиомы, выигрывая и проигрывая всевозможные споры и размышляя о том, победа или поражение внесли в этот мир больше смысла либо красоты… Твоя жизнь была направлена на достижение баланса и какие-то невнятные поиски. Когда, случалось, но нечасто, ты был мрачен, тебя, по твоим же высказываниям, ждала или обыденность или крах нонконформизма. Смысл, казалось, окружал тебя – что-то страшное, странное, тайное, таинственное, возвышенное, трансцендентное. У тебя в руках был сочок из слов и мыслей, неизменно дырявый, как любая идеология, неизменно успешный, как гламурное издание, обречённый на неудачу, как слепец, стреляющий по мёртвым посреди пепелища. Но большую часть времени ты радостно прыгал со своим орудием; всё как-то наполовину и посередине: чуть неудовлетворён, довольно счастлив, почти весел, не за и не против, как минимум двузначен, с плавающей сложной системой мировоззрения, не имея врагов за неимением причин, вполне достаточно читая и умеренно справедлив. Конечно, всё это совсем не отменяло твоих звёздных минут и земных успехов, отличного применения навыков и чересчур даже иногда ярких красок; не отменяло страхов и сомнений, проявления некоторых слабостей и падений. Но ты чувствовал свой стержень и крутился вокруг него, всеми возможными способами цепляясь за этот стальной шест, как опытная стриптизёрша. Дух и вкус, вкус и трения, трения и дух. Но Angels have gone, что называется. Или наоборот явили лики свои… Ты понял это сразу или почти сразу. Ведь так, кого ты обманываешь. Ты почувствовал это, как первые капли дождя, которые приносит ветер из другого региона, где небеса расплакались раньше. Но ты оказался неповоротлив, даже не успел попрощаться со старой жизнью, старым бытом и старым мировоззрением, которое ты долгие годы выстраивал, расширял, укреплял, шлифовал и лелеял, как маленькие дети прощаются с мебелью, любимыми уголками, даже какими-то комочками мусора, если им приходится переезжать на другую квартиру. Знал ведь, чувствовал, но не успел. После ты, конечно, уже об этом и не помышлял. А тогда на тебя обрушилось всё: водопад, лавина, смерч - как угодно.




Начало начал явилось само собой, будто молнией пронзило. Ты впервые ощутил его всеми шестью органами чувств. Ты увидел, прикоснулся, попробовал на вкус, услышал, унюхал, осознал то, что так и побывало в твоём ныне пылящемся в чулане лингвистики сочке. Ткани начали рваться, с лязгом распадались декорации. Ты потерял свои защитные поля и чуть ли не впервые по-настоящему расплакался. Я был там, я помню, я всегда был там. Ты не выбирал, да и тебя, по сути, не выбирали. Хотелось безумств, но иного рода, чем раньше, когда мечты отдавались мечтам… Ты перестал писать прозу и начал царапать одним жалким стержнем стихи… Ты повзрослел и стал ребёнком. Стал грустнее, печальнее, злее, но счастливее и ближе…




Она сваливается. Это точно. Поэтому глупо говорить о свободе в том смысле, в которой о ней говорят в данном контексте. Прекрасно осознавая, что подобными пафосными терминами и громкими заявлениями можно легко ввести в заблуждение тех, кого легко ввести в заблуждение, я всё же скажу, потому что не могу не сказать, это профанация: свобода выбора исчезает, ты попадаешь во власть – но во власть не непосредственного земного объекта, а во власть каких-то неизменных высших сил. Я так подозреваю, что это некая сверхличность, но не сверхчеловек, конечно, а нечто, покоящееся в обычном состоянии человека, а просыпающееся лишь при достижении этого сверхсостояния, если можно так выразиться, чтобы принять контролирующие функции или скорее их часть; но это нечто, естественно, неподконтрольно сознанию. И очередной плевок в огород сторонникам концепции сознания как интегратора всей мозговой деятельности. В то же время, если рассматривать сознание как специфический мозговой модуль, метафорически выражаясь вслед за Баасом, сцену в театре всего мозга, то приходишь к выводам, что этот экран отражает далеко не всё. Так, сознание не способно зарегистрировать кожно-гальваническую реакцию, движение зрачков глаз, теперь ещё и это… Тебя: твои поступки, мысли, чувства, творчество - контролирует эта сила. То есть, с одной стороны ты контролируешь себя сам – эта сверхличность ведь тоже ты или до некоторой степени ты или, по крайней мере, твоё порождение, уж точно порождение твоих чувств, а с другой стороны, если отождествить тебя с твоим сознанием, то получается, что это вроде и не ты или, по крайней мере, не совсем ты. Такой вот получается парадокс. Который разрешается очень просто: это я. Тогда встаёт другой вопрос: до какой степени я – это ты?..


Кроме того, совершенно очевидно, что этой сверхличности, которая в какой-то степени является тобой, доступен сверхсмысл, то есть единственный смысл, ведь ты никакого чёткого смысла-то до этого и не нашёл и, скажу по секрету, не мог найти. А тут он явился как бы сам собой, и беспомощными и никчёмными оказались сложные философские концепции; ты научился видеть совершенно иную плоскость.





А знаешь, что самое смешное, по моему мнению… всё это можно описать одним словом, но ведь мы не будем так делать, правда?.. Когда ты так молчишь, я чувствую себя червяком-захватчиком, поселившимся у тебя в голове. Даже над ней, если быть до конца честным…

Хочу привести несколько строчек из песни группы АукцЫон, неплохо иллюстрирующих происходящее:

Это не звёзды в небе беззвёздном,
А неопознанный и неопознанная.
Прятаться поздно, не прятаться поздно.