Глобализация и люмпенизация: социальные корни преступности
Франция XVIII века. Нарастающий беспредел власти и денег заканчивается национальной
катастрофой. Не гениальность философов просветителей, а также противоположного им по
духу Жан Жака Руссо позволили им сформулировать лозунги Великой Французской революции
и принципы построения нового общества, а горький опыт Англии и очевидность ситуации.
Да очевидна она лишь для тех, кто имеет глаза и смотрит. 'Девяносто третий год'
Виктора Гюго - не итог 'Великой' Французской революции, а начало всемирной катастрофы,
которая неизбежно грядет. Вслед за Эдуардом Пестелем повторю: Utinam vates falsus sim
[7, с. 56]. Французы боролись с кризисом более 80-ти лет. И утих он опять же лишь
благодаря внешней экспансии (наполеоновские войны, колонизация) и истощение внутренних
ресурсов во всех последовавших за 'Великой' 'обычных' революций, или проще -
гражданских войнах. Для сегодняшнего расцвета Франции понадобилось 16 конституций, 5
республик, 4 революции (гражданских войны) и естественно участие в военно-политических
блоках по переделу мировых ресурсов. А что пресловутые лозунги 'Свобода! Равенство!
Братство!'. Они были цинично извращены сытыми демократами в свою пользу. Свобода
обернулась атомизацией личности (Как у Достоевского - я свободен в чуждой и
безразличной ко мне толпе). Свобода совести обернулась свободой от совести. Равенство
сведено к равенству ответственности перед законом, но отнюдь не к равенству в защите
этим законом и тем более в реализации жизненных устремлений. Равенство возможностей
для бедных и богатых звучит откровенной насмешкой.

Примеры можно продолжать, но мы к ним вернемся несколько позже. Теперь же вспомним
оценку ситуации в Европе русскими мыслителями ХIX века. Даже западник П.Я. Чаадаев,
ощущая духовную слепоту народов и главное их вождей, утверждал, что человечество,
очевидно, должно физически столкнуться с каким-то страшным кризисом, чтобы духовно
возродиться [9, с. 216]. Как актуально и понятно звучат эти слова после Хиросимы и
Чернобыля, СПИДа и клонирования, парникового эффекта и озоновых дыр, апокалиптических
прогнозов Римского клуба. Один из кумиров эпохи великих реформ в России 1850...60-х
годов Д.К. Кавелин, которого нельзя отнести ни к западникам, ни к славянофилам, ни к
почвенникам, поскольку он открытыми глазами смотрел на мир и не был пленником ни
своих, ни чужих доктрин, так оценивал процесс развития буржуазных отношений: 'Где
только личная собственность господствует исключительно, там, рано или поздно,
непременно наступает полная социальная анархия и бедствие народных масс, страшные
общественные недуги, против которых доселе оставались бессильными все средства, -
недуги, которые развиваются неудержимо, питаясь и поддерживаясь сами собою. Оба
явления не случайно совпадают с исключительным господством личной собственности и
между собою, но стоят в теснейшей связи'. И далее: '... рано или поздно собственность
сосредотачивается в немногих руках и дает им безграничную матерьяльную власть над не
имеющими собственности. Мелкие собственники не могут держаться и постепенно переходят
в работников. Массы народа должны по необходимости, безусловно, подчиниться этому
нового рода владычеству, беспощадному, произвольному, которого единственный закон -
личная выгода. Создается гнет нестерпимый и тем более ненавистный, что не
оправдывается никакою разумною необходимостью и требованием социального блага. Такой
порядок действует гибельно на народные массы и в матерьяльном, и в нравственном
отношениях. Они тупеют от нищеты, голода, чрезмерного труда и безвыходного положения;
озлобление и отчаяние овладевают ими' [4, с. 109]. Признание своей вины, - пишет далее
К.Д. Кавелин, - бессильно перед роковыми законами, 'лежащими в основании теперешней
общественности, бессильная (вина - Е.С.) потому, что самое начало социальной анархии
продолжает в ней действовать и служить неиссякаемым источником глубоких общественных
язв' [4, с. 111]. А поэтому - 'на чрезвычайное зло нужны и чрезвычайные меры' [4, с.
111]. Но и это еще не все. 'Социальная анархия, то есть ничем не усмиряемая борьба
частных интересов, принадлежит именно к числу тех страшных разъедающих общественных
недугов, которые исподволь, незаметно, разрушают общественные организмы. Только
уравновешенная другим началом, эта борьба поддерживает и развивает жизнь. Какое же это
начало? Обыкновенно указывают на правильную администрацию, суд, на паллиативные
средства... Но это заблуждение! Ни администрация, ни суд не могут устоять против
социальной анархии, по той простой причине, что они соответствуют совершенно другим
функциям общественной жизни. Суд существует на вора, разбойника, обидчика, убийцу;
полиция, в обширнейшем значении этого слова, тоже относится к поверхности общественных
явлений, когда они уже заявили себя или грозят заявить в том или другом факте. Борьба
капиталов, собственности, совершающаяся в условиях закона и без нарушения
общественного порядка, ускользает и от суда, и от администрации. Её нельзя поймать и
остановить ни в каком ощутительном явлении без нарушения законов и самой
справедливости. Ей может противодействовать только начало, вполне ей соответствующее'
[4, с. 112...113]. Мыслитель провидит грядущую глобализацию и ее последствия: 'Не
трудно представить себе, что наступит время, когда в индустриальном и промышленном
отношении весь мир будет составлять одно целое, управляемое одними экономическими
законами. Что же? Лучше будет положение масс от всемирной монополии землевладения и
поможет против нее всемирная конкуренция? Нет, не количественное, а качественной
врачевание социального недуга может положить ему конец...' [4, с. 113]. Не впадая в
ошибку идеализации человека и общества, К.Д. Кавелин тонко чувствует диалектику
перехода количества в качество и глубоко понимает причинно-следственные связи между
социально-экономической моделью, социальными пороками и тенденциями их развития. Он
пишет: 'Какое бы ни завелось между людьми идеальное правосудие и административный
порядок, преступления и проступки никогда не переведутся, процессы никогда не
прекратятся, полиция и администрация никогда не останутся без дела. Весь вопрос только
в том,... в каких пропорциях будут находиться между собою нарушение прав и правосудие,
беспорядки и устройство. Не в том сила, чтобы каждый без изъятия имел свой верный
кусок хлеба, свой кров, свой достаток, а в том, чтобы бездомовье и нищета не стали
общим правилом для массы народа... Бездомность, необеспеченность быта, пока она не
охватила огромной массы людей, есть такое же печальное явление общественной жизни, как
и многие другие, но не есть еще признак органическонго расстройства. Против них разные
паллиативные меры имеют настоящее свое употребление и оказывают действие. Но когда в
это положение придут большие массы или, что еще хуже, большинство народонаселения,
тогда-то опасность становиться велика, и тут паллиативы ничего не помогут: очевидно,
общественный организм страждет, и нужны сильные, радикальные лекарства, успех которых
всегда сомнителен' [4, с. 116].

Все это было понятно Константину Дмитриевичу Кавелину в 1858 г. Но не только
современники, но и потомки не смогли понять его корректно и по достоинству оценить. А
что мы видим сегодня?