Первый брак у меня не получился: выскочила замуж двадцатилетней студенткой, а через полгода после пышной свадьбы влюбленность прошла…


…и я оказалась наедине со скучным и предсказуемым. Его интересовал только материальный достаток: полный холодильник, подержанная иномарка, евроремонт... Через год мы развелись. Немудрено, что потом еще два года я бегала как от огня от мужчин, похожих на моего бывшего мужа: неинтересных, обычных, приземленных. Пока однажды мне не встретился совершенно другой.

«Я не Шилов, я гений!»

...С Митей мы познакомились на вечеринке. О нем говорили как о многообещающем и самобытном художнике. Художник оказался длинноволосым худым мужчиной с глубоко посаженными серыми глазами и тонкими, как у скрипача, пальцами. В первый же вечер мы не отходили друг от друга, Митя говорил о массовом и элитарном искусстве.

– Я, – говорил он, – не какой-то там Шилов. Я для избранных. Да, с экономической точки зрения Шилов перспективнее, но не все измеряется деньгами.

Я слушала его, разинув рот. Он умел красиво говорить. Мне хотелось показать: я – из избранных, я пойму! И я напросилась посмотреть его работы. Он был доволен. Через несколько дней я посетила его мастерскую... Но, скорее всего, я все-таки относилась к тому самому массовому зрителю, которого с едкостью высмеивал Митя, поэтому его полотна с какими-то закручивающимися в спираль женщинами были мне не очень понятны. Но я вежливо хвалила.

...Мы начали встречаться. Мне льстило его внимание. Он художник, человек искусства, а я – простой бухгалтер. Правда, Митя говорил, что профессия не имеет никакого значения, что он тоже по специальности автомеханик, важно призвание, «струна души, на которой ты играешь». Мы ходили вместе на выставки, на вечеринки, которые устраивали его друзья. Говорили о буддизме, пускали по воде чашу с вином и курили кальян. Это было интересно и ново.

Митины картины продавались плохо. Ему удавалось пристроить в салоны только кое-какие «халтурки», как он их называл, – пейзажи, натюрморты. Деньги его интересовали только как средство поддержания жизни: главное, мол, чтобы хватало на цветы и бутерброды. Но я верила в его призвание, в то, что рано или поздно картины пойдут, и Митя будет прилично зарабатывать. Мысленно я уже видела себя его женой...

Когда Митя сделал мне предложение (криво усмехаясь и произнеся предварительно длинную тираду об узости мещанских нравов), я, ни секунды не раздумывая, приняла его. Свадьба была скромной, в основном на деньги моих родителей. Митины приятели, не признающие официоза, пришли на другой день и сообща подарили нам огромную якорную цепь, которая символизировала нерушимость наших уз. Я бы, честно говоря, предпочла хороший матрас или набор посуды, но Митя обрадовался подарку («Ты что, это же символ!»), повесил его в нашей однокомнатной малютке на стене, где ржавая, покрытая зеленым налетом цепь украшала интерьер наряду с его картинами, изображавшими синеволосых женщин и еще каких-то монстров. Я не замечала ни убогости цепи, ни чрезмерной самобытности монстров. Я была так влюблена, что готова была сдувать с Мити пылинки, не то что ложиться каждую ночь под грязную корабельную цепь.

Так и пошло: я работала, Митя писал. Вечером я разогревала ужин, а Митя, устало прикрывая глаза, говорил о том, что вещь, над которой он сегодня работал, у него не пошла. Меня он почти не слушал, задумчиво поглощал еду, погруженный в мысли о неудавшейся «вещи».

Это как-то чересчур...

Вскоре я забеременела. Митя отнесся к этому равнодушно: мол, раз так получилось, будем рожать. И мы родили Андрюшку. Я надеялась, что с появлением ребенка наша семья станет больше похожа на обычную, «мещанскую»...

Митя продолжал рисовать. Пеленки его не касались, если он уходил в мастерскую, то беспокоить его было нельзя. Если требовалось покупать Андрюше ботиночки или готовиться к приему гостей, эти проблемы решала я: выкраивала, занимала, откладывала. Митя мог тысячу лет ходить в одной и той же одежде – работать в ней, ходить по дому, в гости и даже спать. Поначалу в таком пренебрежении к общепринятым нормам я видела оригинальность...

Несколько раз я пыталась заикнуться о том, что Митя мог бы найти какую- нибудь постоянную работу, но Митя, впадая в ярость, кричал о том, что я пытаюсь его перекроить под себя: «У тебя все семейство страдает вещизмом!» Я объясняла ему, что покупка обуви для ребенка – не вещизм. А Митя говорил, что он предупреждал меня о том, что дело всей его жизни прибыли не принесет.

Путем неимоверных усилий, взяток и бог знает чего еще, мне удалось выбить для него крохотную персональную выставку. Митя воспринял мое участие как должное. Естественно, впоследствии выставка была воспринята окружающими как его личная победа. Но после нее ничего не изменилось, кроме того, что мой муж искренне поверил в то, что он гений. Он усвоил в разговоре со мной высокомерный тон и при первой возможности сбегал в мастерскую. Меня начали раздражать полуночные разговоры об искусстве, когда мне зверски хотелось спать по причине хронического недосыпа... Я потихоньку жаловалась подруге. Она злилась:

– Он мужчина или кто? Он так и будет всю жизнь сидеть на твоей шее?
– Он художник...
– Прежде всего, он все-таки мужик! А мужик должен зарабатывать и заботиться о своей семье, коль скоро он ее завел!

Лодка разбилась о быт

Я сорвалась, как это часто бывает, из-за пустяка. В воскресенье накупила еды, приготовила кастрюлю фаршированного перца, надеясь, что мы протянем на запасах, как минимум, до четверга. А в понедельник вечером, вернувшись с работы, я обнаружила пустой холодильник и полный разгром.

Оказывается, Митю зашли навестить такие же «гении», и они на четверых уговорили перец и спрятанные к моему дню рождения две бутылки вина, сыр, колбасу, яйца, помидоры... Муж спал. Я разбудила его.

– Что здесь вчера произошло?
Митя, не вставая с кровати, закурил.
– Я просила тебя не курить в комнате! Здесь же ребенок спит!

Митя, не слушая, задумчиво сказал: – Пожалуй, стоит переписать мое «Создание мира». Да, наверное, стоит...
И вдруг я с ужасом поняла, что он меня просто не слышит. Я для него не существую. Есть некое существо, которое копошится где-то рядом, приносит деньги, продукты, готовит еду, в общем, обслуга для гения. И есть он – создание высшего разряда, которого все почему-то должны кормить, обслуживать и восхищаться им... Я развернулась и пошла собирать вещи.

Жизнь продолжается

Так мы с Андрюшкой ушли к моим родителям. Митя позвонил только на следующий день, видимо, не сразу заметив наше отсутствие. Я впервые за всю жизнь не стала его слушать, повесила трубку. Потом, конечно, ревела весь вечер, но затем вытерла слезы и подумала: а что, собственно, изменилось? Андрюша со мной, зарабатывала я всегда сама, а муж... Мужа у меня и не было. Так что ничего, как-нибудь прорвемся.
А буквально на следующий вечер, совершенно неожиданно и впервые за четыре года, позвонил мой первый муж. Будто что-то почувствовал. Мы проговорили целый час. Когда я повесила трубку, то поняла, что у меня есть близкий человек, которому можно выплакаться и получить от него поддержку. Мы договорились встретиться…