Кто не знает — тем расскажем
Кто забыл — тому напомним...

В последние дни масса моих друзей и знакомых наполнила интернет, страницы печатных изданий, а также теле- и радиоэфир своими рассуждениями и заявлениями по поводу событий в Газе. Характерно, что все они выступают очень конкретно за ту или другую сторону, не пытаясь по-философски встать над схваткой и разобраться в причинах имеющего место антигуманного беспредела с позиций беспристрастного размышления. На возражения, что якобы не пристало умничать в условиях реального боя, сразу отвечу, что сохранения трезвого ума в любой ситуации требует, по определению, природа любого подлинного интеллигента как существа, стоящего в авангарде общественного развития в духе гуманистического просвещения и эмансипативного просветления. В ином случае мир окончательно захватят агрессивные суперанималы, рулящие во всех войнах и вооруженных конфликтах, включая газовый, а интеллигенции придется безальтернативно смириться с ролью инструмантальных подпевал-суггесторов.

Для начала напомним, кто такие суперанималы. Согласно поршневской школе антропологии, этим термином обозначают особую популяцию парачеловека (палеоантропа), т. е. второсигнального примата, не являющегося с эволюционной точки зрения вполне гомо сапиенсом. Суперанимал представляет собой существо, лишенное присущего полноценному человеку генетического табу на убийство себе подобного. В чистом виде суперанимал — это патологический убийца-адельфофаг (каннибал), для которого стремление к гомицидальной разрядке так же естественно, как для нормального человека — стремление к знанию (по Аристотелю). Но часто прямые гомицидальные комплексы суперанимальной натуры приторможены последующим эволюционным грузом второсигнального порядка — т. е. различными формами социального табуирования — и выражаются косвенным образом в склонности к психологической агрессии (при этом последняя легко переходит в физическую).

Помимо физических суперанималов имеют место суперанималы, так сказать, идейные, иначе называемые Поршневым суггесторами. Это такие существа, которые, будучи в полной мере биологическими людьми, имитируют "мораль" суперанималов в качестве базисной жизненной стратегии. Пример взаимоотношений суперанималов и суггесторов наглядно иллюстрируется моделями поведения в криминальном мире. Как правило, пахан-суперанимал окружен стаей суггесторов, которые преодолевают в себе нормальную человеческую мораль (в том числе табуирование убийства) под воздействием терроризирующего давления со стороны парачеловеческого авторитета. Таким образом, суггесторы — это психически сломленные люди, глубоко закомплексованные инвалиды, исповедующие несвойственную собственной природе мораль: "человек человеку — волк". Посредством этой же морали суггесторы общаются между собой (характерные разборки блатных).

С другой стороны, блатное поведение позволяет суггесторам оперативно влиять на регулярное человеческое окружение, подавляя страхом потенциальной агрессии большую часть нормальных людей — т. н. диффузников как существ, подвластных суггестии суперанимального порядка. Диффузники являют собой около 80% всей популяции гомо сапиенса и, в принципе, лишены межвидовой смертоносной агрессивности. Вместе с тем, испытывая врожденный страх перед суперанимальным началом (т. н. импринтинг человекоубийства), они могут быть принуждаемы суперанималами и суггесторами (сломанными диффузниками) к такого рода агрессивности разного рода физически, психологически и морально терроризирующим и средствами, одним из которых является военная пропаганда.

Всякая военная организация состоит, образно говоря, из солдат-диффузников, офицеров-суггесторов и маршалов-суперанималов, причем главной задачей последних является физическое и моральное уничтожение как можно большего числа человеческих существ. Аналогичным образом построен криминальный мир, в центре которого стоят клинические убийцы, окруженные сворой сугесторов-шестерок, пасущих, в свою очередь, баранов-диффузников, которые поставляют на стол суперанималов мясо и шерсть (а суггесторам — кости и кожу). Тем не менее, в отношениях между собой диффузники вполне гуманны и неагрессивны. Ненавидя в своей душе суперанималов, они, в то же время, будучи неспособными к прямому физическому противостоянию со смертельным врагом, часто видят в суггесторах своих защитников (стокгольмский синдром). В этом — невратическая трагедия диффузников, и в их лице — всего нормального человечества, угнетенного "авторитетом сверхчеловеческого" (в сущности — парачеловеческого) и "правом сильного" (читай — безжалостного).

Людей, способных к сопротивлению суперанималам и суггесторам, поршневская антропология именует неоантропами как передовым отрядом эволюционирующего человечества (где под эволюцией подразумевается усложнение реакций второсигнального порядка, сопровождающееся увеличением высших лобных долей мозга и некоторыми другими изменениями в церебральной морфологии, анатомически не присущими палеоантропам). С точки зрения поведенческой характеристики мы бы назвали неоантропа, по аналогии с суггестором, контр-суггестором. Неоантропы, в отличие от диффузников, следуют стратегии эффективного ухода от суперанимального влияния палеоантропов и суггесторов за счет выработки новых, непрозрачных для особей с догоняющим развитием социо-коммуникативных кодов. Например: "Ударили по правой щеке — подставь левую". Или: "Ясность — не наша цель. Наша цель — сбить всех с толку. Нас не понимают — и это замечательно: понимая нас, они нашли бы способ нас контролировать" (Эдди Хофман, идеолог хиппизма).

С точки зрения психофизиологической доминанты, суперанималы характеризуются — согласно рамовской антропософии — как шизофреники (активные агрессоры, "буйные дураки"). Диффузники — это параноики (пассивные жертвы, "тихие идиоты"). Суггесторы и неоантропы представляют собой сложные типы шизоидно-параноидального (шизофреники с параноидальными комплексами подчинения) и параноидально-шизоидного (параноики с шизоидными комплексами доминирования) порядка. Оба последних типа как бы отпочковались от диффузников в разных направлениях, причем первые, условно говоря, гуманитарно деградируют к симбиозу с суперанималами, тогда как вторые эмансипируются от парачеловеческого угнетения в пользу продвинутых стратегий гуманистического сосуществования.

История сосуществования четырех человеческих типов отражена в истории религии. Религиозное сознание исторически предшествует рациональному, также как слово (в формате звуковой интердикции) предшествует смыслу (как второсигнальной рефлексии галлюцинозного порядка). Ритуалистическая зарегулированность (тотальность условностей) древних форм религиозно-обусловленного поведения является внешней стороной коллективистской практики "принуждения к пониманию" как одного из условий развития второсигнального контакта. Современныне ученые приходят к выводу, что "речь и психоз имеют общие эволюционные истоки — генетические изменения или даже генетическое «событие», отделившее Homo sapiens от предшествующих биологических видов" (Т. В. Черниговская). Этим генетическим "событием" является, по сути, импринтинг человекоубийства, имевший место после слома врожденного табу на адельфофагию в проточеловеческой популяции (возможно, вследствие "заражения" неандертальскими генами) и запустивший механизмы контр-суггестии в качестве начала второсигнального диалога.

В религиозной традиции, обожесталяющей второсигнальные способности человека (по принципу "слово есть бог"), это, прежде всего, диалог человеческого первопредка с высшей силой, творцом осмысливаемой реальности, безусловным авторитетом. На практике, однако, таким авторитетом выступал, судя по всему, не кто иной, как суперанимал, которому приносилось в жертву собственное потомство как условие выкупа личной жизни. Позже, по мнению Поршнева, человеческое жертвоприношение было, в большинстве случаев, заменено животным, однако сохранялось для особо торжественных случаев (чтоб диффузники не забывали, кто в доме хозяин). В наибольшей степени палеоантропическую генетику содержит в себе древняя каста военной аристократии, специализировавшаяся на подавлении воли "простых смертных" посредством религиозного терроризма (массовые человеческие жертвоприношения, ритуальные экзекуции, демонстративный каннибализм и т. д.).

Что касается касты служебных жрецов, то она формировалась в основном из суггесторов, разводивших диффузников на рабскую покорность суперанимальным авторитетом под страхом ужасных наказаний (физических и метафизических). Наиболее тоталитарной формой подавления свободы индивидуальных воли и сознания является идеология монотеизма, которая была выработана еще в Древнем Египте. Здесь строители пирамид исповедовали культ Птаха как "великого архитектора" вселенной, а его жрецы выступали в качестве менеджеров проекта (надсмотрщиков). Говоря о монотеизме как историческом средстве укрепления самодержавной власти фараона или царя, не следует забывать, что сами цари являлись, в большинстве своем, генетическими потомками воителей-суперанималов (воинская каста), а верховный бог в этой системе всегда выступал, в той или иной ипостаси, первопредком царского рода (физическим в более архаичную эпоху, метафизическим — позднее, по мере развития абстрактного мышления у подданных). "Сын солнца", "сын неба", "сын царя небесного" — типичные эпитеты верховных правителей "неандертальского" происхождения. Всякое выступление против них каралось смертью. Публичные жертвоприношения и казни были призваны периодически активировать в рабах системы древний импринтинг человекоубийства, а функционально связанный с ним психоз речи позволял осуществлять жрецам-суггесторам нейролингвистическое зомбирование аудитории — по принципу внушения действий, не требуемых собственной сенсорной системой жизнеобеспечения пациентов.

Рам выделяет три стадии внушения, соответствующие трем условным состояниям сознания-познания реальности: бодрствование (гамма-бета-альфа-ритмы), сон со сновидениями (сигма-ритм) и глубокий сон без сновидений (дельта-ритм). Внушение в состоянии бодрствования технически определяется им как суггестия, в состоянии сна — гипноз, в состоянии глубокого сна (комплексное единство психики) — магия. Манипуляции различными техниками внушения предполагают, прежде всего, управление поведением других особей на растоянии, причем чем глубже состояние — тем сильнее эффект порабощающего зомбирования или эмансипирующего контр-зомбирования. По мере исторического развития второсигнальных структур мозга, методы оперативной суггестии-контрсуггестии становятся все более изощренными.

В такой игре в "кошки-мышки" отдельные ее типологические участники находятся в различных онтологических позициях. Чистые суперанималы, стоя на самой нижней ступеньке антропологической пирамиды, в основном используют сугубо животную интердикцию, нагоняя страх одним лишь своим видом, запахом, манерой поведения. Находясь в позиции догоняющего биосоциального развития, они не в состоянии "понять" всех тонкостей игры нормального человека, в том числе — наиболее близких к ним суггесторов. Стратегия суперанимала — выход на открытую, прямую схватку, в позицию контактного боя и, по возможности, физическое уничтожение соперника. Суггесторы, стоящие на эволюционно более высокой ступени, способны применить более изощренные технологии подавления своих экзистенциальных оппонентов, прибегая больше к военной хитрости, чем к грубой силе.

Категория диффузников больше озабочена не столько тем, чтобы кому-то что-то внушить, сколько уходом от влияния суперанималов и суггесторов, предпочитая при этом тактику пассивного сопротивления. При этом именно "спящие наяву" диффузники в наибольшей степени подвержены гипнотизму как особому состоянию психологической открытости, в котором внешнее внушение осуществляется наиболее эффективно. Таким образом, диффузников вполне можно было бы назвать гипнотиками. Но не бывает горя без добра. Диффузники, в отличие от суггесторов, имеют более открытую структуру психики и за счет этого — больше возможностей к дальнейшей антропологической эволюции второсигнального порядка, осуществляющейся, в частности, по линии выработки все более новых и усложненных нейрофизиологических механизмов контр-суггестии.

Именно из диффузной среды выходят т. н. неоантропы, стремящиеся пассивное сопротивление суперанимальной суггестии превратить в активное. Это не значит, что неоантроп спит и видит, как бы выйти в суперанималом в прямой поединок с открытым забралом. Более того, именно такую реакцию хочет спровоцировать суперанимальный агрессор у своего потенциального противника — чтобы легче вычислить и уничтожить последнего. Путь неоантропа — это, выражаясь словамми Гурджиева, "путь хитрого человека", не подставляющегося понапрасну. Тем более, что у суперанимала, как существа биологически более примитивного и эволюционно менее ценного, ослаблены защитные механизмы в виде страха за собственное существования. У неоантропа все полностью наоборот. Он предпочтет вместо прямого удара палкой по голове (за исключением случаев непосредственной физической угрозы) сделать "бери-бери" (термин африканского колдовства, означающий дистантное влияние мага на жертву). Технологическое содержание этого "бери-бери" зависит от обстоятельств, но суть, надеюсь, понятна.

Неоантропы — главные технические соперники суггесторов в борьбе за диффузные души. Их борьба представляет собой вековое противостояние, условно говоря, черных и белых магов — сил, тянущих человека во мрак древних, терроризирующих нервную систему суеверий и, напротив, стимулирующих на автономную эмансипацию от груза врожденных и благоприобретенных патологий коллективного и индивидуального свойства. Эта борьба, с каменного века до наших дней, отражена во всех без исключения религиозных традициях человечества, в том числе — в священных текстах. В большинстве своем эти тексты представляют собой своеобразный микс, в котором палео- и неоантропические мотивы сосуществуют как бы в парадигме единой логики гипертекста. В действительности мы тут находим фиксации знаковых "генетических событий" популяции, в духе своеобразной истории болезни человека от Адама и до наших дней. Мы здесь сталкиваемся с различными поведенческими архетипами, которые, помимо чисто второсигнального назидательного характера, имеют еще характер первосигнально-демонстративный. Выводы каждый делает сам, в меру собственной зомбированности.

Одно из предназначений религиозной ритуалистики — систематически держать диффузную психику в состоянии, так сказать, гипноидной аллертности, т. е. своеобразной готовности к внушению. Как известно, повторяемость действия способствует его усвоению. В древних человеческих обществах, на начальной стадии развития второсигнальных способностей, то, что сегодня называется поведением как социально значимым действием, представлялось бессмысленным постукиванием камнем о камень, в виде невротической неадекватной реакции на смертоносную интердикцию суперанималов. Такое постукивание еще не являлось трудом в дарвиновском смысле слова, т. е. осознанным действием. Скорее, это были механистические действия в парадигме некоего анти-гипноза, спонтанного акта контр-суггестии против каталептического состояния первосигнального оцепенения. Есть основания полагать, что из этого акта постукивания появились не только первые орудия труда, но и родилась человеческая речь, являющаяся по своей психофизиологической функции разрешением от паралитического оцепенения (истериозис дипластии) в формате второсигнального отражения, определившего принципиально новую эволюционную стратегию гомо сапиенса.

Биологическая эволюция человека (и его мозга в частности) продолжается, причем — все более ускоренными темпами. Как показывают данные антропологии, мозг гомо сапиенса эволюционирует, прежде всего, по мере увеличения его верхних передних формаций, связанных с абстрактным мышлением. В мозгах палеоантропов эти формации в полностью отсутствуют, что говорит о догоняющем характере их развития. Некоторые американские антропологи пытаются доказать, что историческая эволюция мозга "закончилось" у целых генетических кластров гомо сапиенса, тогда как его развитие у других имеет не однонаправленный, а разновекторный характер. Тем не менее, человеческие расы еще не превратились в генетически закрытые системы, и, стало быть, человечество продолжает оставаться единым биологическим видом. Но никто не знает, приведут ли пути дальнейшей эволюции к разделению этого единства. Некогда единым видом можно было считать гомо сапиенса и неандертальца, а также другие популяции парачеловека, с которыми вышедший из Африки передовой отряд человека разумного вступал — как показывают данные палеогенетики — в симбиоз по мере заселения других континентов. Потом он эти популяции уничтожил за счет роста своего технологического превосходства, интегрировав при этом часть их генетического материала.

Большелобость (как признак второсигнальной эволюции) связана у человека с природной неагрессивностью. Есть предположение, что по врожденной большелобости некогда происходил отбор палеоантропом диффузнах жертв: большелобые, как не представляющие опасности, оставлялись на расплод, остальные съедались сразу. Со временем большелобые предпринимали неоднократные попытки отселиться от суперанимальных соседей куда-нибудь подальше, за горы и моря. Но палеоантроп, уже заботливо вооруженный суггесторами железным копьем, следовал за ними по пятам. В иных случаях большелобые изобретали новые знаки, которыми шифровали свое поведение от внешних суггестий. Враг проникал и туда, декодируя тайные послания и внося путаницу в систему. Тогда изобретаются новые пароли, осваивается новая территория на крае земли...

Интеллигенция — передовой отряд большелобых. По этой причине представителю интеллигенции генетически не свойственна склонность к инструментальному насилию или гомицидальная тоска. Тем не менее, иногда хочется встать на сторону если не более сильного, то, хотя бы, более героического: "Я хочу, чтоб перо приравняли к штыку!" Главное, на что берется интелигентное воображение — пафос смерти, за которым стоит импринтинг человекоубийства. В большинстве случаев идеальный герой диффузного интеллигента — типологический суперанимал: "Тварь ли я дрожащая или право имею?" Онтологическая разница между суперанималом и нормальным человеком в том, что первый никогда морально не сожалеет об убийстве, "не видит покойников", тогда как второй от этого никуда деться не может и, как правило, доказав свое "право" превращается в морального инвалида-неврастеника. Суггестия социального поля (социоза), безусловно, призвана пригасить такого рода массовые психические эпидемии, дегуманизируя — и тем самым десантиментализируя — образ врага.

Дегуманизация врага, лишение его человеческого лица — одно из ключевых условий эффективной мобилизационной пропаганды. Другая составляющая этой пропаганды — глорификация сверхчеловеческого начала, трансцендентного всему гуманному по определению. Получается, что иноверцев можно уничтожать, поскольку они не соответствуют моральному облику полноценного человека, при этом сама санкция на уничтожение выдается как бы неким сверхчеловеческим авторитетом, пекущимся о сохранении человечеством морального лица. Глядеть на врагов суперанималов глазами самих суперанималов предлагали такие певцы неандертальской морали как Ницше, Эвола, Розенберг... Культ хищничества — едва ли не официальный в Третьем рейхе. Антигуманный груз коричневой чумы настолько велик, что до сих пор магически влияет на психически неустойчивых диффузников принуждением тех к "сознательной" апологии хищнической морали. Тоталитарные секты, используя богатый исторический опыт общественного и индивидуального террора, сеют среди людей семена смертельной вражды по надуманным признакам. В радикальной среде все более популярным становится тезис полного физического устранения всех "невписавшихся". В самом деле, если бог один и его покорные рабы безошибочно определены по конкретным признакам, то к чему весь остальной антропологический груз истории? Enough is enough...

Массовый психоз гомицидальной агрессивности наиболее силен во время войны, когда физическая угроза личному и плопуляционному в целом существованию наиболее сильна. Именно в такие периоды истории шатающаяся интеллигенция массами переходит из созерцательных диффузников в оперативных суггесторов, накручивая истерику до победного конца. Но самое печальное, что в суггесторы идут даже, казалось бы, стопроцентные неоантропы — бывает и такое. Последняя газовая война, совпавшая с началом глобального финансового кризиса — тоже лишний повод понервничать — это красноречиво показала. При этом диффузник лично боится крови, его не заставишь так просто кому-нибудь отрезать голову, пальнуть по детскому саду ракетой... Только в состоянии аффекта. И вот это-то состояние, как представляется, усиленно нагнетают суггесторы, вне зависимости от того, на чьей стороне баррикад они поют свои песни.

Тем не менее, жизнь, а вместе с ней и эволюция мозга, продолжается. Стало быть, продолжаются экспериментальные поиски лекарства от насильственно внушаемой суггесторами хищнической морали. Достижения современной науки, рано или поздно, позволят рассекретить в массовом сознании биологическую тайну человека и разоблачить суггесторов как агентов суперанимальной антропологии, онтологически несовместимой с параметрами свободного существования гомо сапиенса.