Летом 76 года мы с Юлькой поехали в Москву. Остановились у Солнца, который жил, вместе с братом, в большой квартире в Бескудниково. Почти каждый день мы отправлялись к обеду к "Рашенам" (магазин "Российские вина") на Стриту (улица Горького, ныне Тверская). Здесь Юра начинал активные поиски партнеров на дринк. Мы с Юлькой, как таллинские гости, постоянно висели на хвосте, вплоть до обратного возвращения в Бескудниково, как правило — на такси и полностью затаренные боекомплектом на всю ночь. У Подсолнуха был удивительный дар раскручивать людей и, вообще, доставать деньги. Откуда что бралось — сказать было невозможно, но не было ни дня, когда бы мы испытали хоть малейший дефицит в бухле, еде и персональном транспорте. Юру все любили и уважали — от хиппов до центровых синек. Без девушки домой он тоже не возвращался — обязательно кого-нибудь снимал на найт. Иногда — совсем незнакомых, случайных герлиц.

При этом он был вовсе не пропитый гуляка и алкоголик, а очень тонкий писатель, наблюдавший человеческую реальность сквозь призму своего радикального опыта тотального нон-конформиста. Не в силах выдержать его бешеный жизненный ритм я, подчас, оставался дома и погружался в чтение юриных тетрадок. Это были автобиографические зарисовки на высококачественном литературном языке. В основном сюжеты касались московской жизни шестидесятых-семидесятых годов: богемные тусовки, пьянки, драки, романтическая любовь и жесткий секс, экзистенциальные размышления и сиюминутные ощущения... Говорят, Юра был сыном высокопоставленного кагэбэшника и принадлежал к поколению московской золотой молодежи-шестидесятников. Мне он рассказывал, что его лучшим другом молодости мыл Стасик Сталин — внук вождя, погибший под колесами автомобиля с дипломатическими номерами. При этом Солнце не был диссидентом в классическом смысле слова: не писал протестов, не устраивал пикетов. Единственная его публичная акция в крупном формате — это хипповая демонстрация 1 июня 1971 года, в День защиты детей. Да и то, этот флеш-моб скорее можно было бы назвать артистическим перформансом, чем политическим заявлением.

На квартире в Бескудниково, словно в литературном салоне серебряных времен русской культуры, часто шли споры о жанре, стиле и последствиях писательского творчества, в которых активное участие принимали Володя и его друзья. Юрин брат не был хиппи, скорее, он принадлежал к классу либеральных столичных студентов. Мы усаживались за большой круглый стол в центре залы, доставали бутылки и подручную снедь. После первого же стакана начинались жаркие споры. Кто круче — Толстой или Достоевский? Володя стоял за Толстого, Юра — за Достоевского. Мы с Юлькой тоже были за Федора Михайловича. Если бы Юрины записки увидели свет, я думаю, оба классика могли бы подвинуться перед напором новой русской социальности. К сожалению, этого, вероятно, никогда не произойдет. Рукописи все-таки горят!

Однажды у "Рашенов" мы встретили Диверсанта, который пригласил нас к себе в гости. К тому времени он переехал из центра города в Бирюлево. Квартира была больше, но московской романтикой здесь уже не пахло. Зато сильно пахло маками. Дивер предложил двинуться свежесваренным раствором. This was not a good move. Раствор, вероятно, уже зацвел и нас всех чудовищно протрясло. Причем колотило так, что невозможно было поднести ко рту стакан с водой. Юрина девочка, появившаяся в квартире вскоре после этого инцидента, поставила посредине комнаты наполненный водой таз, из которого мы пили, как скоты, опустив в посуду трясущиеся морды. На следующие сутки ломки продолжались. Мы решили с Юлькой вернуться в Таллин: родные стены лечат! Подруга Дивера довела нас до вокзала. Но билетов на отходивший поезд, по закону подлости, не было. Не в силах даже представить себе, что нам придется тусоваться здесь еще сутки, я предложил Юльке просто сесть в поезд зайцем, а там — будь что будет!

На вопрос проводницы, где наши билеты, я ответил, что готов заплатить наличными.

— По пятнадцать с носа.
— Идет. По прибытию на место?
— Хорошо. Только паспорта давайте.

Мы отдали ей наши паспорта и зарубились в еще легкой тряске на вторые полки. Худо-бедно, доехали без приключений. Когда проводница решила нас кассировать, выяснилось, что у меня совсем нет денег. Про Юльку даже молчу.

— Ну и что делать будем?
— Мы вам принесем.
— Паспорта останутся у меня.
— Но я без паспорта не смогу получить денег с книжки!
— Хорошо, тогда девочка оставит свой.

На том и порешили. Однако, денег тете мы так и не принесли. Подсчитали, что новый паспорт, в замен утерянного, будет стоить всего червонец, а так придется выложить целых три. Nein, danke! Экономика должна быть экономной...