[197x256]Традиционалистский дискурс в контексте развития второсигнальных способностей высших приматов
Доклад на конференции "Против современного мира"

Высшие приматы

В названии своего сообщения я употребил термин "высшие приматы" вместо "человека". Почему? Для всех, кто более-менее (тем более — профессионально) следит за новостями из области антропологической науки не секрет, что т. н. гомо сапиенс, т. е. человек как биологический вид, не является в своих — говоря языком программирования — исходниках чем-то принципиально единым. На сегодняшний день практически доказано, что в геноме человека неафриканского происхождения содержится до 4% неандертальских генов, а в геноме меланезийцев найдено до 6% генетики т. н. денисовского человека — т. е. разновидности питекантропа, биологически отличного от неандертальца. Вместе с тем, у самих африканцев также обнаружены следы парачеловеческой генетики — до 3% у жителей Центральной Африки — как результат вероятного скрещивания с локальными формами высших гоминид, отличных от питекантропов евразийского происхождения. Таким образом, более 10% генетического материала современного человечества, объединяемого условным термином "гомо сапиенс" (или кроманьонец) имеет некроманьонское — т. е. парачеловеческое — происхождение. Иначе говоря, видовое единство современного человека является достаточно эфемерным.

Однако, на этом проблема гуманистического единства не заканчивается. Как показывают современные исследования, окончательного слияния всего человечества в некий финальный генетический монолит не наступит никогда. Ибо, вопреки широко распространенному мнению об окончательной интеграции всех гоминидных форм в единый вид "чистого человека", данные антропологии говорят совершенно об обратном, а именно — о своеобразном процессе сепаратной эволюции отдельных кластеров псевдоединой популяции гомо сапиенса в результате последовательного роста количества и качества генетических мутаций. Причем, процесс этот идет с ускорением. Таким образом, существует вполне реальная вероятность грядущего разделения неоантропа на несколько отдельных биологических видов, не конвертируемых между собой с точки зрения получения жизнеспособного потомства (да и потомства вообще).

Вместе с тем, не стоит представлять этот процесс видовой сепарации человека как некое разделение по расовому признаку (в современном смысле слова "раса" как характеристики внешних признаков — типа цвета кожи или формы черепа — неокроманьонца как до сих пор биологически единого вида). Антропологи выявили тенденцию к своеобразной взаимной конверсии отдельных расовых груп: к примеру, население Мадагаскара, изначально полинезийского происхождения, постепенно обретает черты негроидной расы, тогда как эфиопская раса (население Африканского рода, отличное от негроидов Черной Африки) мутирует в сторону показателей европеоидной расы (форма лица, пропорции тела и т. д.). При этом гораздо более фундаментальным показателем биологического родства (в исторической ретроспективе) является не столько раса, сколько гаплогруппа (как последствие генетического дрейфа, мало связанного с естественным отбором).

На сегодня известно более 30 гаплогрупп, последовательно сформированных в результате мутации мужской (или Y-ДНК) от гипотетического Адама до наших дней. Самой "старой" из ныне существующих является гаплогруппа А, локализованная в Южной Африке (народы особой койсанской расы, типа бушменов). А наиболее "молодая" гаплогруппа — это R1b, к которой принадлежит большинство населения Западной Европы (до 80% на северо-западе континента). К последней гаплогруппе, как показали недавние открытия антропологов, принадлежал фараон Тутанхамон, — что совершенно неожиданно подтверждает концепцию Германа Вирта о "нордическом" происхождении правящей элиты Древнего Египта. При этом — что очень важно понять — к одной и той же гаплогруппе могут относиться люди различных рас. К примеру, к гаплогруппе R1a, характерной, прежде всего, для населения Восточной Европы и России, а также памирцев и высших каст Индии, относится существенная часть монголоидных башкиров и киргизов. Кстати, гаплотип R был обнаружен даже у одного из негроидных племен в на территории Камеруна (вероятно, как результат доисторического перемещения древнего евразийского населения обратно в Африку).

Генетическая спецификация современного человека (идущая, в силу увеличения мутационного разнообразия, с экспоненциальным ускорением) осуществляется, прежде всего, по линии изменения химии гормонального синтеза. Т. е., условно говоря, для выработки одной и той же эмоции разным генотипам требуется разная пища. То же самое касается иммунной системы и многих других параметров — говоря языком традиционализма — человеческой композиции (или энергийного синтеза). Кстати говоря, телемическая (волевая) способность человека, связанная с мотивационной активностью, также тесно увязана с гормональной химией. Таким образом, получается, что одни и те же "магические снадобья" (жидкости, грибы, курительные смеси и т. п.), воздействующие на волевую модальность существа, в случае с разными генотипами могут иметь разный эффект: от мобилизационного до подавляющего, от иллюминирующего до омрачающего.

Таким образом, то, что мы сегодня называем "человеком", не является чем-то единым и неделимым с чисто биологической точки зрения. И вот теперь я поставлю ключевой вопрос: возможен ли некий единый, "общечеловеческий" моральный, культурный или телемический (т. е. волевой) дискурс в условиях растущей био-генетической диверсификации самого гомо сапиенса? Иначе говоря, что способно дискурсивно объединять различные виды человека (или пост-человека) в условиях фундаментального несовпадения базисной алхимической субстанции естественного (т. е. чисто природного) существования отдельных гуманоидных разновидностей? Ответ, в данном случае, мне представляется очевидным. Это единое, как "точка сборки", есть человеческий разум, позволяющий понимать друг друга и взаимно договариваться представителям самых разных рас и культур, вне зависимости от их специфических генетических или иных биологических особенностей. Если быть еще точнее, то вместо слова "разум" я бы употребил термин "вторая сигнальная система" — нейропсихическая основа всякой разумной деятельности.

Второсигнальные способности

Напомним, что понятие "сигнальной системы", как системы безусловно- и условно-рефлекторных связей между субъектом и окружающей действительностью, было введено в научный оборот русским академиком Иваном Павловым, разделявшим эту систему на "первую" и "вторую". Первая сигнальная система присуща всем живым существам, вторая — только человеку. В популярной литературе под второсигнальностью обычно понимается способность к речевому (т. е. сознательному, символическому, в отличие от природного, непосредственного) общению. В действительности, вторая сигнальная система — это не только речь, и даже — не только информация. Изначальная, если угодно, биологическая задача второй сигнальной системы — это блокирование автономной первосигнальной активности субъекта в целях замещения последней внешним управлением (т. е. первосигнальными мотивациями индуктора). Иначе говоря, второсигнальность есть приспособление для дистанционной манипуляции чужим поведением. Вместе с тем, благодаря обратной связи, возможна реверсия подобных отношений, и тогда индуктор превращается в реципиента и наоборот (бывший реципиент — в индуктора).

Вторая сигнальная система не возникла в одночасье, а явилась продуктом длительной исторической эволюции высших приматов, длившейся более миллиона лет, при этом собственно человеческая речь, как высшая форма второсигнальности, сложилась лишь около 50 тысяч лет назад. Как показывают данные антропологии и палеопсихологии, зачатками второсигнальных способностей, но еще в их доречевой форме, обладали различные виды парачеловека — в т. ч. неандертальцы, а также более архаичные виды питекантропов. Но только кроманьонец развил эти способности до такого уровня, когда именно второсигнальность легла в основу совершенно нового типа эволюционной стратегии вида — социальной. Более того, интенсивное развитие второсигнальных способностей человека продолжается (о чем свидетельствуют последовательные изменения в морфологии человеческого мозга). Так что вполне возможно, что в будущем нашу планету будут населять несколько биологических разновидностей второсигнальных приматов. Насколько их второсигнальность будет взаимно конвертироваться — вопрос открытый. Как и вопрос общей эволюции гомо сапиенса и его возможных отпочкований. Тем не менее, я полагаю, что эту опцию следует принимать во внимание не только ученым-антропологам, но и традиционалистским мыслителям, пытающимся разобраться в фундаментальной природе человеческого фактора.

К сожалению, в силу временной ограниченности, я не могу здесь подробно остановиться на феноменологии речи и иных форм символического действа, включая магическое, в контексте исторического развития второсигнальности в различных человеческих и парачеловеческих культурах. Однако, ряд ключевых соображений — в контексте традиционалистской проблематики — все же рискну высказать.

[410x289]Традиционалистский дискурс

Как известно, традиционалисты ставят одной из своих главных целей возвращение человека к истокам — т. е. воссоздание утраченной чистоты примордиальных инициаций и связанных с ними культурных традиций. Речь идет, фактически, о реанимации древних магических технологий, посредством которых человеческая композиция может быть переформатирована в соответствии с параметрами предопределенного или произвольного (нужное подчеркнуть) архетипа. Такой подход является выражением т. н. метафизического мышления, основанного на презумпции неких вечный пропорций, свойственных объективному космосу как предельной реальности. При этом само метафизическое мышление, как продукт второсигнального порядка, является, в своей сущности, мышлением магическим, непосредственно отождесталяющим символ с реальностью. Подобный "буквализм" в наибольшей степени присущ наиболее архаичным формам ментальности, где еще не существует разницы между знаком и денотатом, словом и делом, логосом и физисом, второсигнальной и первосигнальной картинами мира.

Такого рода отождествление мнимого и действительного является непременным условием развития второсигнальности на ранних этапах антропогенеза. Исторические свидетельства и современные полевые наблюдения бытия архаичных обществ (напр. индейцев Амазонии или папуасов Новой Гвинеи) демонстрируют тотальную ритуализованность человеческого поведения, практически совершенно не оставляющую места "спонтанным" проявлениям натуры. Такого рода магическое рабство (т. е. подчиненность — даже во сне! — неким условностям неприродного порядка) необходимо для систематической блокады первосигнальных реакций и замещения последних второсигнальными — как опосредованными некой внешней волей, внешним суггестором, диктующим модель "нормативного" поведения.

В принципе, историческое развитие второсигнальности связано с архаичными технологиями биологического террора, когда всякое отступление от "нормы" карается если не смертью, то жестоким физическим наказанием. Постепенно такого рода дрессура — называемая иначе "принуждением к пониманию" — превратила второсигнального примата в своеобразного пожизненного невротика, характерной чертой которого является патологическая открытость к различным формам суггестии. Однако, именно данная патология, имеющая контр-биологическую направленность (т. е. препятствующая естественному отправлению нервно-психических потребностей существа) превратила примата в человека, питекантропа — в гомо сапиенса. Это, фактически, неснимаемое противоречие между перво- и второсигнальной активностью до сих пор является существенной характеристикой человеческого существа и образно трактуется как конфликт тела и души.

Таким образом, можно сказать, что всякая культура есть форма институционализированного невроза, а всякий ритуал — разновидность управляемого психоза. При этом не следует воспринимать эти термины с негативной коннотацией, поскольку то, что с точки зрения первосигнальной (т. е. чисто анимальной) биологии является патологией, представляет собой условие всякого второсигнального — в т. ч. духовного — развития. Эта зависимость духовности и патологии интуитивно воспринимается практически во всех традиционных культурах как непреложный факт. Отсюда — своеобразная харизма вокруг фигур убогих и юродивых, но также — вокруг радикальных психопатов, лишенных, казалось бы, всего человеческого (или т. н. "человеческих слабостей").

Таким образом, апеллируя к "сверхчеловеческому" как источнику традиции, мы, по сути, в очередной раз пытаемся активировать в человеческой памяти опыт архаичного био-террора, осуществлявшегося в отношении ранних кроманьонцев представителями различных — как правило хищных — питекантропных популяций парачеловеческого порядка, стремившихся к реализации своей конечной биологической пользы средствами магии каменного века. Впоследствии элементы этой магии были включены в "религиозный" канон кроманьонцев — аналогично тому, как технические достижения интеллектуально более продвинутых (т. е. более развитых второсигнально) кроманьонцев частично заимствовались палеоантропами, при этом — без их дальнейшего технического усовершенствования. Примером такого "культурного" обмена могут служить т. н. карго-культы, когда живущие на уровне каменного века племена выстраивают из подручных средств взлетно-посадочные полосы в ожидании прилета из мира предков волшебных птиц (т. е. самолетов), приносящих некогда виденные у белых колонистов товары, при этом сами белые, подчас, пытаются использовать натуральную магию аборигенов для продвижения собственного духовного развития (интерес к шаманизму и т. п.).

Общий смысл моего послания следующий. Дальнейшее развитие традиционалистского дискурса требует больше внимания обращать на новейшие данные антропологии, биологии и психологии. Ибо человек — это величина, отнюдь, не постоянная, а последовательно изменяющаяся, причем — одновременно по разным параметрам. Приведу, в заключение, аналогию со звездным небом. Древнему человеку небосвод представлялся как некая плоскость, на которой располагались различные небесные тела. Со временем стало понятно, что небосвод — вовсе не плоскось, а некое трехмерное пространство, и конфигурация созвездий, если взглянуть на них с негеоцентричных позиций, может быть совсем иной, причем — радикально иной. Наконец, современный человек уже отдает себе отчет в том, что все небесные тела находятся в разном времени. Т. е. актуальное состояние космоса совершенно не соответствует наблюдаемой из любой точки космоса картине. При этом подобная неочевидность обращается, как я бы сказал, новой познавательной очевидностью, складывающейся за счет человеческой способности к формированию абстрактных представлений и зависимостей нелинейного порядка — тех, которые (и сегодня это очевидно) не были доступны сознанию легендарных "совершенномудрых древности", стоявших в самом начале второсигнального развития высших приматов.