Я сейчас напишу.
Напишу о любви о несчастной.
Вы не смейтесь, друзья,
потому как - пишу я уже.
В голове - белый шум
и пора уже склеивать ласты.
С тем - истлею в кизяк -
и в - ничто, как поручик Киже...

Нет, не стану Толстым,
а Есениным - так и тем паче.
Тем не менее я
за околицей стрелку забил.
Только кинула ты...
Вот слезами белужьими плачу
и глотаю коньяк.
Так туби или, мать, нот туби?

Я стою, будто лох,
прислонившись седалищем к тыну,
а с синеющих губ
вылетают на волю слова,
что и чейндж уже клок,
что я в этом тумане простыну,
что ушла ты к врагу
и что мне, ёшкин кот, не плевать...

На колхозных полях
тимофеевка выглядит рожью.
Ничего-то не жду,
потому, что конкретно зачах.
Я Эмилю Золя,
если встречу, уделаю рожу -
у него в поводу
рубанул я про стрелку с плеча.

Прошуршал ХТЗ
вдругорядь от соседа за водкой.
Я как памятник не-
рукотворный к забору приник.
Глянь! Теряю друзей!
Как святой стал - и тихим, и кротким.
За бортом - дождь и снег,
ну и кинутый я среди них...

Мне не видеть Канзас
и манящий названьем Кентукки.
Написал я стишок
и, наверное, кончусь совсем.
Ревматизм, ишиас...
На лекарство истратил три штуки.
В общем нехорошо
так надолго задерживать вас.

Отнимает отит
предпоследние тихие звуки.
От тоски исхудал.
И расстроен троичный мой нерв.
Помираю, итить,
но как Ванька с фамилией Жуков
всё пишу в никуда.
***
Опасайтесь, брательники, стерв!!!