Пускай ничей их не видит взгляд,

Но, как на вершине горной,

На крыше моей день и ночь стоят

Два аиста: белый и чёрный.

 

Когда загорюсь я, когда кругом

Смеётся иль жарит громом,

Белый аист, взмахнув крылом,

Как парус, косым накренясь углом,

Чертит круги над домом.

 

И всё тут до пёрышка – это я:

Победы и пораженья,

Стихи мои – боль и любовь моя,

Радости и волненья.

 

Когда же в тоске, как гренландский лёд,

Сердце скуёт и душит,

Чёрный аист слегка вздохнёт,

Чёрный аист крылом качнёт

И долго над домом кружит.

 

Ну что ж, это тоже, пожалуй, я:

Обманутых чувств миражи,

Чьи-то измены, беда моя,

Полночь, чернее сажи...

 

А разлетится беда, как пыль,

Схлынет тоски удушье,

И тут подкрадётся полнейший штиль –

Серое равнодушье.

 

Тогда наверху, затуманя взгляд

И крылья сложив покорно,

Понуро нахохлятся, будто спят,

Два аиста - белый и чёрный.

 

Но если хозяин – всегда боец,

Он снова пойдёт на кручи,

И вновь, как грядущих побед гонец,

Белый рванётся к тучам.

 

Вот так, то один, то другой взлетит.

А дело уже скоро к ночи...

Хозяин не очень себя щадит.

И сердце – чем жарче оно стучит,

Тем время его короче.

 

И будет когда-то число одно,

Когда, невидимый глазу,

Чёрный вдруг глянет темным-темно,

Медленно спустится на окно

И клюнет в стекло три раза.

 

Перо покатится на паркет,

Лампа мигнёт тревогой,

И всё. И хозяина больше нет!

Ушёл он за чёрною птицей вслед

Последней своей дорогой.

 

Ушёл в неразгаданные края,

Чтоб больше не возвращаться...

И всё-таки верю: второе я –

Песни мои и любовь моя

Людям ещё сгодятся.

 

И долго ещё, отрицая смерть,

Книжек моих страницы,

Чтоб верить, чтоб в жизни светло гореть,

Будут вам дружески шелестеть

Крыльями белой птицы...