Если верить советской версии истории отечественной литературы, то до 1917 года детской литературы в России не было вовсе: всё сводилось к слащавым историям нравственного содержания и не менее слащавым рождественским и пасхальным рассказам. И всё-таки детская литература в дореволюционной России существовала, более того, последние пятнадцать лет существования империи дети зачитывались произведениями Лидии Чарской – той, которая заслуженно носила титул «Властительницы сердец». Сейчас, в наш практичный век, её назвали бы «Self made women».

31 января 1875 года в Царском Селе, в семье военного инженера Алексея Александровича Воронова родилась девочка, которую назвали Лидой. Правда на счёт даты и места рождения имеются сомнения: сама Лидия Алексеевна указывала своим годом появления на свет то 1878-й, то 1879-й. Что касается места рождения, то вопреки утверждениям Чарской, что родилась она «в Ленинграде, бывшем Петрограде», есть версия о рождении Лиды на Кавказе. Последняя версия происходила, вероятнее всего, из-за того, что в своих произведениях Чарская очень часто обращалась к теме Кавказа.

Детство у Лидии было вполне счастливым ровно до того момента, когда при родах скончалась её мать. Эту утрату она переживала очень болезненно, перенеся свою любовь на отца. Ещё большим ударом для Лидии стала вторичная женитьба отца. Отношения с мачехой сразу не заладились. И по прошествии некоторого времени (предположительно, после нескольких попыток побега из дома) на семейном совете было решено отправить Лидию в Павловский женский институт в Петербурге.

В 1986 году Лидия Воронова поступила в институт и провела там долгие семь лет. Пребывание в этом учебном заведении оставило неизгладимый след в её душе. С одной стороны её возмущали строгие казарменные порядки и многочисленные ограничения, с другой стороны она охотно признавала, что институт закалил её характер, научил терпимости, привил страсть к чтению и сочинительству. Впоследствии не брак и материнство, не работа в театре, а именно институтские впечатления стали основной темой произведений Чарской. Такая вот любовь и ненависть в одном флаконе…

В XIXвеке барышня, отучившись в институте, непременно возвращалась в семью, где ей в скором времени подбирали выгодную партию. Если же материальные обстоятельства семьи не позволяли мечтать о хорошем браке, как правило, барышня становилась гувернанткой. Совсем уж неудачливые шли преподавать в провинциальные школы. Лидия Алексеевна, окончив институт с медалью, домой решила не возвращаться, но и к педагогике её душа не лежала. К слову сказать, неприязнь ко второй жене отца однозначно не была причиной такого решения. К тому времени её отношения с мачехой стали ровными, есть даже история о том, как эта женщина выхаживала падчерицу во время тяжёлой болезни.

Сразу после окончания института вопрос о будущей профессии перед Лидией остро не стоял. Она вышла замуж за офицера Бориса Чурилова и стала г-жой Чуриловой. Затем последовало рождение сына. А затем… брак распался. На новое место службы – в Сибирь - Борис Чурилов отбыл один, а Лидия с сыном остались в Петербурге. И вот тут опять встал вопрос о заработке. В семью отца Лидия Алексеевна опять-таки не захотела возвращаться, и поступила на Драматические курсы при Императорском театральном училище. В 1898 году Лидия Чурилова, взяв красивый псевдоним – Чарская – становится актрисой Санкт-Петербургского Александринского Императорского театра.

Увы, красивый псевдоним, яркая внешность и темперамент не способствовали актёрской карьере. Четверть века работы в театре не принесли актрисе Чарской ни славы, ни богатства. Второстепенные и эпизодические роли, имя, набранное на афишах самым мелким шрифтом, а по большей части и вовсе отсутствующее на афишах. А между тем вопрос материального обеспечения стоял как никогда остро. И в 1901 году Лидия Чарская отправилась в редакцию журнала «Задушевное слово». На тот момент это было самое популярное в Российской империи издание для детей и юношества, издававшееся с 1876 года раз в неделю.

Что интересно, когда Лидия Чарская вошла в здание редакции журнала, она вообще не думала о писательстве. Лидия Алексеевна надеялась получить место переписчицы. Копировальные машины ещё не были изобретены. Печатная машинка ещё не получила такого широкого распространения, как в последующем ХХ веке, и потому документы переписывали по старинке, вручную. От последователей Акакия Акакиевича требовались: во-первых, красивый и разборчивый почерк, во-вторых: способность быстро писать этим почерком. Почерк у Чарской был красивый, а в доказательство, что она так пишет постоянно (а не по случаю визита в редакцию), Лидия Алексеевна принесла страницы своего дневника, который она вела с 15 лет. Главный редактор ознакомился с содержанием дневника, и понял, что напал на золотую жилу…

В 1901 году свет увидела повесть Чарской «Институтки», основанная на её воспоминаниях о пребывании в стенах Павловского института. Это был настоящий прорыв в русской детской литературе, «Институтками» Чарской открылся новый жанр – описание атмосферы закрытого образовательного учреждения для девочек. Повесть представляла собой не просто отчёт об устройстве института – уроки, распорядки, пища в столовых (не всегда хорошая) и форменная одежда (как правило, неудобная). Чарская раскрыла психологию юных затворниц: их взаимоотношения с одноклассницами, преподавателями, родителями и внешним миром. Они тоже шкодили. Тоже имели склонность «травить» новеньких. Тоже «косили» от уроков. Тоже «травили» страшные байки по ночам. И даже (о, ужас!) курили. В одной из глав «Институток» описывается визит в институт императора Александра IIIс супругой, у которого воспитанницы выклянчили сигареты. Царю-батюшке пришлось расстаться с содержимым своего портсигара.  И всё это с некоторой долей юмора и приключениями.

Приключения стали «законным стилем» Лидии Чарской. Лишённая ярких событий в собственной жизни (действительно, семейные неурядицы, развод, нелёгкую долю матери-одиночки с экономией каждой копейки вряд ли можно отнести к «приключениям»), она делала жизнь героев своих произведений максимально яркой и насыщенной. Сибирочка удирала по заснеженной тайге сначала от медведя, потом от разбойников, потом становилась укротительницей львов и тигров, потом разоблачала мошенников и разбойников и, наконец, оказывалась счастливой обладательницей богатства и аристократического происхождения. Нина Джаваха скакала по горам Кавказа на породистом скакуне, попадала в лапы разбойников, сбегала из дома – и всё это в 10 лет! Даже институтки, с их, казалось бы, скучнейшим существованием в четырёх стенах, находили себе приключений на пелеринки: караулили приведения, проворачивали финансовые комбинации (посылали сторожа в город за сладостями), устраивали внутренние расследования (кто спёр книжечку?!).

Фантазия Чарской была неиссякаема, а работоспособность просто невероятной. За период 1901 по 1917 годы она выпустила около 80 повестей, не говоря уже о стихах и рассказах для детей в «Задушевном слове» (весь указанный период  этот журнал был для Чарской, что называется, литературным форпостом) – здесь уже счёт шёл на сотни. И это при тех условиях, что рабочими инструментами Лидии Алексеевны были не «клава» (ещё не изобрели) и не ундервуд, а перо и чернильница. Её книги сметались с магазинных полок и полок библиотек мгновенно. О степени её популярности говорит такой эпизод: когда в одной из повестей Чарской умирает княжна Джаваха (между прочим, вымышленный персонаж), к Новодевичьему монастырю потянулись многочисленные поклонницы творчества писательницы, чтобы навестить могилу, где предположительно была похоронена маленькая Нина. Чарскую заваливали восторженными письмами. И не только дети. Цветаева посвятила Нине одно из своих стихотворений. Творчество Чарской находило поклонников и среди взрослой публики. Правда, основную прибыль от её книг получали издатели, уделом самой писательницы были весьма скромные гонорары. Впрочем, даже в такой ситуации все были довольны: Лидия Алексеевна не была жадной до денег, те суммы, которыми она располагала, вполне позволяли ей вести независимую жизнь и поднимать сына. Будущее виделось в лучшем свете – её популярность у читателей шла по нарастающей, у издателей сговорчивая и неконфликтная писательница была на хорошем счету, да и сама Чарская представляла собой неиссякаемый кладезь идей.

1917 год стал для Чарской началом конца. Ей было 42 года – не самое лучше время, чтобы начинать новую жизнь, особенно в условиях войны, голода и разрухи. Но хуже голода и разрухи было то, что книги Чарской объявили идеологически вредными. И до революции, несмотря на атмосферу её всеобщего почитания, находились люди, решительно не принимавшие творчество Чарской. Были и банальные завистники, и авторитетные литературные критики. Последние вменяли в вину Чарской (к слову сказать, небезосновательно) излишние сентиментальность и слащавость, повторяющиеся сюжеты, примитивность. Самым ярым обличителем недостатков книг Чарской был К. И. Чуковский. В 1912 году он выступил против неё с разгромной статьёй: подсчитав все (или почти все) обмороки героинь её повестей, он прошёлся по её литературному стилю, в довершение всего наградив Лидию Алексеевну титулом «гения пошлости». После такой статьи, следуя логике, творчеству Чарской должен был прийти немилосердный конец. Но тогда, видимо, сработал «принцип шоу-бизнеса» - «чем хуже, тем лучше», и статья сыграла роль своеобразной рекламы.

Но это - тогда. А вот после семнадцатого года против Чарской пошла в ход тяжёлая артиллерия на государственном уровне. Не сразу, конечно. Ещё год агонизировал и, в конце концов, закрылся (в 1918-ом) журнал «Задушевное слово». Потом, в 1920 году, вышла вслед «Инструкция политико-просветительского отдела Наркомпроса о пересмотре и изъятии устаревшей литературы из общественных библиотек», куда вошли книги Чарской. Её творчество идеально подпадало под запрет – почитание монархии, религиозность, чрезмерная сентиментальность, призыв к христианскому всепрощению, не говоря уже о дворянском происхождении автора. Как сказал когда-то проф. Преображенский («Собачье сердце» М. Булгакова): «Паршивее ничего и придумать нельзя». Первый выпуск «Инструкции…» был размером с хороший такой том. Потом Наркомпрос понял, что перегнул палку, и список запрещённых книг сократили, впрочем, Чарской это не коснулось. Издавать её книги перестали. Советские газеты вопрошали со своих страниц – что должно было случиться с русским читателем, чтобы он в течение пятнадцати лет позволял себя дурачить такими низкосортными образчиками литературы, к каковой относили все произведения Чарской? За период с 1925 по 1929 год писательнице удалось выпустить всего четыре маленькие книжки для детей (под псевдонимом «Н. Иванова») – капля в море по сравнению с её предыдущими заслугами. В 1924 году ей пришлось уволиться из театра. Чарская осталась без средств к существованию.

В этот трудный момент помощь пришла из самого неожиданного источника. Корней Чуковский – самый воинственный критик её книг - выхлопотал Чарской материальную помощь. Сохранилось письмо, в котором писательница благодарит Чуковского, и это был не просто стандартный ответ, дань вежливости; Лидия Алексеевна выражала сердечную благодарность Чуковскому – она, как и героини её книг, была не злопамятна.

С конца двадцатых годов выживание для Чарской превратилось в доживание. Сгинул в огне Гражданской войны её сын, было подорвано здоровье. Она вела почти нищенскую жизнь, перебиваясь случайными заработками в театре. Жила Чарская в маленькой квартире со скудной обстановкой. Весь её гардероб составляли платье и пальто дореволюционного покроя, в котором она выглядела словно осколок прошлого.

Невероятно, но при таких условиях, её книги были популярны. Их продолжали читать, и читали не только взрослые люди, для которых повести Чарской были напоминанием о безвозвратно ушедшем прошлом, но и дети, не заставшие годы «гнилого царизма». Ситуация складывалась парадоксальная, какая, вероятно, может сложиться только в советской действительности: автор живет в безвестности, книги не выпускаются, а почитателей у её творчества довольно много. Официальной статистики не велось, но учитывая, что в 1934 году на первом съезде Союза писателей СССР Чуковский весьма эмоционально сравнил творчество Чарской с «сифилисом», то из этого можно сделать косвенные выводы, что «Княжна Джаваха», «Сибирочка» и иже с ними, даже в то время составляли серьёзную конкуренцию доблестным пионерам, тимуровцам и Павлику Морозову.

Чарской продолжали присылать письма поклонники её творчества, навещали ученики из ближайшей школы, которым она давала почитать свои рукописи (книг у неё не было). Ей помогали как могли – убирали в квартире, оставляли деньги. В 1937 году Чарской  было всего 62 года - не так уж и много. Но более чем умеренная жизнь, слабое здоровье и невозможность заниматься своим любимым делом – писательством – приблизили её к смерти. 18 марта Лидия Алексеевна Чарская скончалась. За несколько лет до этого она вышла замуж за поклонника своего творчества («фаната», как бы сказали сейчас). Что стало с её мужем, неизвестно, но вероятнее всего, на момент смерти Чарской, его уже не было рядом с ней, либо не было в живых. Чарская была похоронена соседками на Смоленском кладбище в Ленинграде.

Её ещё продолжали читать. Но после Великой отечественной войны детская литература в СССР полностью сформировалась, и Чарской там уже не было места. Широкому кругу читателей она была известна разве что по повести А. Рыбакова «Кортик», написанной в 1948 году. Там  главный герой – Миша Поляков – разбирая свои книги («Ковбои, прерии, индейцы, мустанги…»), находит неизвестно как оказавшуюся у него в шкафу «Княжну Джаваху» Чарской. «Слезливая девчоночья книга!» - выносит он свой приговор, и думает, как бы избавиться от неё. Вот и всё.

Однако в 90-е годы - спустя менее полувека - про незаслуженно забытую писательницу вспомнили - книги Чарской вновь оказались на полках магазинов и библиотек. В 2003 году была экранизирована «Сибирочка».

В чем секрет популярности Чарской? В общем-то, секрета никакого нет. В своих книгах Чарская учит доброте, верности дружбе, учит прощать, но учит это очень простым и понятным языком. Несмотря на некоторую примитивность и чувствительность, у Лидии Алексеевны был несомненный дар рассказчицы. Как-то С. Я. Маршак сказал про неё: ««Убить» Чарскую, несмотря на её мнимую хрупкость и воздушность, было не так-то легко». «Убить» её оказалось невозможно. Сто лет назад Чарская стремительно теряла свои позиции. Новая советская действительность, в которую Чарской так и не получилось вписаться, отобрала у неё всё, что составляло смысл её жизни. Всё, кроме памяти о ней.