Наталья Кончаловская разглядывала рисунки членов Эйзенштейна во время эвакуации в Алма-ату. А ее пятилетний сын разглядывал лобки в женской бане, куда мама его брала. Читаешь откровения Андрона и хочется дать совет молодым мамам: не водите сыновей в женскую баню!
Самое яркое воспоминание у пятилетнего мальчика - это поход в женскую баню...
Следующее запомнившееся с детства эротическое удовольствие — женская баня. Происходит дело где-то в Уфе, моются бабы, пар, шайки, гулкие голоса. Мама держит меня на руках, потом опускает на пол, мой взгляд с высоты лиц и голов опускается на уровень толстых задов и лобков. Приятно тереться возле здоровых баб, пусть я всего-то не выше их ног, касаться плечами рубенсовской плоти, видеть перед самым носом обилие пышных телес, кучерявых завитков над загадочными треугольниками. Непонятное волнение, неосознаваемое удовольствие, неосмысленное желание осязать. Мама рядом — покой, безопасность. Когда во мне оживает это воспоминание, я просто физически ощущаю себя тем самым пятилетним мальчиком, впервые заглянувшим, как монах на средневековой гравюре, в какой-то запредельный, прежде сокрытый мир.
Потом Андрей Сергеевич описывает как щупал девочек во дворе и это продолжалось всю его жизнь...За его откровенные и подробные воспоминания с указанием имен, многие женщины были возмущены, потому что не хотели, чтобы их знакомые и близкие знали все эти подробности. А Андрон, очевидно, гордиться своими победами , поэтому все это в своей книге и описал.
Все побежали играть в футбол, я играть не стал, потому что играл плохо. Вместо футбола стал подглядывать за девочками, которые нагишом купались в пруду. Одна вдруг увидела меня, завизжала, все выскочили из воды, похватали свои трусики.
— Сейчас мы тебя будем бить, — сказала девочка.
— Пожалуйста, — сказал я.
Она сорвала крапиву и полосанула меня по голой ноге. Ощущение было малоприятное, но я сказал:
— Не больно.
— Ах, не больно! — завизжали девочки и стали хлестать меня по ногам крапивой. Было во всем этом что-то очень животное и жестокое. Я стоял, не показывая вида, крапива больно обжигала, все ноги до трусов были красные. Кожа горела. Я, стараясь улыбаться, сказал:
— Не больно.
— Ах, не больно! — завизжали девочки и стали хлестать меня по ногам крапивой. Было во всем этом что-то очень животное и жестокое. Я стоял, не показывая вида, крапива больно обжигала, все ноги до трусов были красные. Кожа горела. Я, стараясь улыбаться, сказал:
— Мне совсем не больно.
Девочки с испугом смотрели на меня.
Пройдя метров сто, я спрятался в высокой траве и горько заплакал. Вообще-то я умел сдерживать слезы, но тут было так обидно! Так больно!
Духов у мамы было много, поэтому подарок для девочки Андрон решил как-то именно мамиными духами сделать, за что был выгнан из дома:
Следующая моя любовь была к девочке, жившей этажом выше. Было это году в сорок восьмом. Ради нее я украл у мамы французские духи, дождался ее на лестнице, дал флакон:
— Вот тебе подарок.
На следующий день, придя из школы, я увидел на пороге маму.
— Ты мои духи подарил девочке наверху? Говорить, что не я, было глупо. Я молчал. Мне не дали раздеться, вручили батон, сказали:
— Ты выгнан из дома. Иди, куда хочешь. Это тебе на первое время.
Я сел на ступеньки с батоном, стал думать: «Куда ж мне идти?», горько заплакал. Часа через полтора надо мной сжалились, пустили домой. Так меня пытались отучить от воровства.
Девственность Андрон Михалков потерял с женщинами по возрасту старше его. В 17 лет уже папа взял на себя сексуальное воспитание сына:
Андрей Кончаловский в студенческие времена.
Отец, позвал меня, спросил:
— Ну что, дрочишь?
Я молчал, не зная, что ответить. Конечно, дрочил. Мне было семнадцать.
— Ну ладно, — сказал он, — мой папа так сделал, и я так сделаю.
Он позвонил какой-то знакомой:
— У меня молодой человек подрастает. Я его к тебе пришлю.
А мне сказал:
— Кончай дрочить. Тебе пора женщину. Ты ее должен трахнуть.
Женщина была генеральшей. У нее был шестнадцатилетний сын, которого надо было учить музыке. Я пошел давать ему уроки. Первый раз выступал в качестве репетитора. Женщина была рыжая, белая, даже дебелая, от нее пахло духами «Красная Москва». Полные икры, огромный бюст. Наверное, во времена, когда ее очаровывал отец, она была очень хороша. На меня она посмотрела влажными темными глазами, говорила почему-то вполголоса.
Когда я пришел на следующий день, сына ее уже не было. Она поставила чай, пошла в соседнюю комнату, позвала оттуда:
— Андрей, иди сюда.
Я зашел, она сидела на очень низком кресле.
— Выключи свет, — сказала она, томно взглянув.
Я все понял. Не успел свет погаснуть, как ее руки уже проворно расстегивали мою ширинку. Наверное, ее очень возбуждало то, что она имеет дело с девственником...... Если когда-нибудь удастся сделать давно задуманный автобиографический фильм «Воспитание эгоиста», обязательно введу эту сцену.
"До революции так было принято во многих семьях: отец брал на себя сексуальное образование сына. Знаю, что так обстояло в семье Шаляпина: для просвещения в этом вопросе его сыновей, Бориса и Феди, в семью была взята гувернантка." - Хорошо, что после революции это в советских семьях не практиковалось. В СССР вообще секса не было. Была любовь, а это совсем другое...
Андрей Кончаловский в молодости.
Вторая моя женщина была немолода, потрепана, страшна, как Баба-яга, беззуба, с ввалившимися щеками, без передыху курила. Кажется, она была официанткой. Возбуждала она меня безумно. Познакомил меня с ней Саша Аронов, цирковой режиссер, сказал: «Пошли, она даст». Женщина красила губки бантиком и вообще казалась карикатурой. Феллиниевский персонаж. Я зачастил к ней, сколько ей лет и как она выглядит, мне было совершенно безразлично — интересовало меня в ней только одно.
Впрочем, имелось и существенное неудобство — такса. Выставить ее было некуда, одна комната в коммунальной квартире, а такса была очень игривая; когда мы забирались в постель, она залезала следом, норовя укусить меня за голый зад. Однажды я так поддал ей ногой, что она вылетела в окно; к счастью, этаж был второй, а не десятый.
С благодарностью вспоминаю этих двух женщин из столь разных социальных слоев. Они сделали меня мужчиной. Со временем барьер переломился, и у меня, наконец, появились романтические чувственные отношения с девочками своего возраста…
Льва Толстого братья отвели в публичный дом вообще в 14 лет. И он потом всю жизнь не мог жить без женщин. Андрей Кончаловский также...
