Есть у меня подруга. И пару месяцев назад, когда только ввели продуктовые санкции, ей дали редакционное задание. В общем, нужно было прошерстить блогосферу, а конкретно ЖЖ и FB, и найти положительные отзывы на санкции. "Разлюблю я сыр дорблю", патриотизьм и тому подобное. И знаете, ей это не удалось (хотя я бы нашла без особенных проблем). Все ныли и плакали. Кричали, что страна катится в пропасть, что от нас все отказались, что Путин - автократ.
Кстати, лично я, что характерно, запрещенную еду после санкций стала есть чаще, а не реже. Во-первых, все знакомые, возвращающиеся из загранки, считают своим долгом привести контрабандный продуктовый набор. Во-вторых, работает замещение импорта. Часть продуктов мы делаем сами. Например, почти все нормальные сыры (моцарелла, конечно, не такая веселая, но мне, человеку с выжженными вкусовыми рецепторами, жаловаться не на что). Часть импортируют другие страны. Часть проходит под видом "белорусских мидий". Короче говоря, полки не пустуют.
Я отношу себя к среднему классу (по московским меркам). И более чем уверена, что эти раскрученные жлобы точно своих деликатесов не лишились. Более того, я уверена, что у них все было нормально в 90-е.
Помните веселые 90-е? У меня уже очень смутные воспоминания. Я из военной семьи. Оба деда дошли до Берлина. У меня до сих пор висят на стене и прекрасно ходят трофейные немецкие часы. Интересно, хоть один новодел сможет столько протянуть? Потом один дед пошел по линии партии, а второй стал военным инженером и делал патроны. Родители - тоже военные, и мать, и отец. Когда начался весь этот бардак, их гоняли по гарнизонам. Родилась в Москве, потом три года в Чите, которую я, слава Богу, даже не помню, а потом обратно под Москву.
Жрать было нечего. Мне еще были нужны лекарства - их не было в принципе. Выжила по статистической погрешности. Так вот, насчет еды, мы держались только за счет отцовского офицерского пайка. В нем были банки тушенки и сгущенки. Иногда какое-то пресное печенье. Как я радовалась сгущенке... Смотрю я сейчас на Ferrero Rocher, и они меня не вдохновляют. А сгущенка в те времена - вдохновляла.
Еще у нас не было денег. И если еду государство худо-бедно поставляло, то денег не было, то есть вообще. По вечерам мы с отцом ездили калымить на жигуленке. Я очень любила эти ночные поездки и всегда напрашивалась. До сих пор вижу какую-то прелесть в том, чтобы сесть в машину или хотя бы в трамвай и уехать в никуда, прижавшись лбом к стеклу. А еще мы воровали. Как же без этого? Мой отец имел доступ к списанной связистской аппаратуре. Он приносил домой платы, и мы вместе вынимали детальки кусачками. Я до сих пор помню, что платина содержится в зеленых пластинках и в рыжих подушечках. На них должен быть полый ромбик, что означало присутствие драгметалла. А еще были сороконожки с золотыми ножками. Резисторы, кажется, спросом не пользовались.
Военные тогда были совсем нищие. Я провела детство в жилгородке на отшибе. На Google maps моя часть до сих пор стыдливо замазана. Я не ходила в садик. Я не ходила в школу. Я стреляла из ПМ (отвратительно мажу) и каталась на броне.
Я мало что помню из того периода. Но мне въелось в память чувство какого-то перманентного унижения. Когда ради выживания каждый день приходится идти против совести. Унизительно было понимать, что вчера мы были Империей, а сегодня о нас вытирают ноги, и мы клянчим милостыню у фондов. Депрессивные, обшарпанные дома, раздолбанные дороги, пакеты с клеем, быт без воды и электричества. Я однажды среди гаражей нашла труп мужика с проломленной головой.
Полагаю, многие господа, осуждающие эмбарго на красную рыбу, тогда воровали, как и мы. Но в отличие от нас, они воровали, скажем, лес, нефть, газ, оружие, стройматериалы, зерно. И, снова полагаю, питались они не армейскими сухпайками непонятной годности.
И мы не вопили, как они. Ельцина, Примакова и Чубайса, разумеется, все ругали, но была какая-то отрешенность от этого голода, от этой разрухи. В этом были остатки, крохи достоинства спившегося и побирающегося народа.
И как я должна относиться к либеральной тусовке, покуда я помню 90-е?
Как они смеют оскорблять мой голод? Мою нищету? Мою изоляцию?
Я готова отказаться от бизнес-ланча, чтобы их расстреляли.