- работа;

"Arbeit macht frei" - такую надпись он наклеил на стену слева от монитора. В этом послании чувствовались вызов и насмешка. Только пришел, а уже взялся за самых сложных клиентов. Вставал ни свет, ни заря, два часа трясся в поездах, приходил и сразу бросался отвечать на почту. Не ходил с нами обедать. Сперва виновато улыбался, а потом перестал отрывать взгляд от экрана. Сидел допоздна и уходил последним, поставив офис на сигнализацию. И снова поезд через темные пустоши, два часа. Дома он что-то ел и ложился спать. В шесть прозвенит будильник.

- страх;

Я никогда не любил эти самолеты. Тревога начинала одолевать меня уже в аэропорту. Как можно успокоиться, когда вокруг тебя носятся пассажиры с огромными чемоданами? Тогда приходиться сесть где-нибудь в уголке и ждать. Я оказался перед информационным табло. Номера рейсов сменяли друг друга с пугающей безысходностью. В тот момент, когда мой самолет высветился в списке, меня продрала дрожь.

Я пытался напомнить себе, что, согласно статистике, авиатранспорт - один из самых безопасных средств перемещения. Но на каждый довод в голове появлялись новые картинки с кадрами из новостей: пропавший Боинг, сбитый Боинг, самолет разбился в Иране, самолет выкатился за пределы полосы. Ужас - это отсутствие контроля. За рулем - я бы смог затормозить в последний момент. На корабле - я бы вцепился в плавучий обломок и боролся бы за свою жизнь. Но что я могу сделать в самолете? Сковавшее меня оцепенение длилось ровно столько, сколько на табло отображался мой рейс. Когда он пропал, я вздохнул с облегчением.

- время;

В детстве кажется, что время ползет медленно, как волосатая гусеница. В один день успеваешь погулять, поиграть, почитать, посмотреть мультики, поспать, а потом обнаруживаешь, что еще и четырех нет. Урок длится долго, как ожидание у дантиста. Лето, девяносто два дня свободы - это целая жизнь. Успеваешь найти друзей, любовь - и расстаться с ними. И ты не умеешь говорить о времени: смотришь на пластиковые часы, нацепленные на маленькое запястье, и говоришь: "Семнадцать-сорок-пять", не зная, что это уже без пятнадцати шесть.

А потом время с улыбкой подходит к тебе и ударяет под дых, показывая истинную сущность. И за ним не угнаться. Будто едешь на лифте, но вместо этажей - месяцы. Как выдержать этот ритм? Надо закрыться и перестать меняться. Время, как хороший боксер, сразу заметит, что ты ослабил блок, и треснет тебя в уязвимое место. Время - бурная горная река. И она пощадит лишь тех, кто не задумывается о том, куда несет течение. Гораздо важнее уметь сгруппироваться и не налететь на камни.

Когда приходит старость, время обрывается. Бурная река вынесла тебя в застоявшееся болото. Больше не происходит ничего путного. В записной книжке появляются зачеркнутые фамилии. Я знаю, когда за тобой придет смерть, - ты сам перестанешь отрывать листки календарика.

- лживые друзья;

Раздался звонок. Он встал с дивана и дошел до телефонной трубки, ощущая растущее недовольство жены. Она делала вид, что смотрит телевизор, а сама навострила уши. "Алло" - произнес он. "Привет, Витя! Слушай, можешь мне помочь?" - это голос Семена его институтского друга. Жена вновь строго посмотрела на него и поднесла два пальца к горлу изображая, как ее это достало.

"Да, что такое?" - он предпочел удалиться на кухню, чтобы спокойно договорить там. "Помнишь ты говорил, что можешь спросить относительно того, требуются ли вам программисты? Не довелось ли? А то у меня сейчас такая ситуация, очень нужна работа". Виктор ненадолго замялся: он и не думал ни у кого уточнять. Да, они искали программиста, но уж точно не такого, как Семен. "Было дело, обсудил. Знаешь, нет. К сожалению, нет. Там у директора своя кандидатура".

- Кто звонил? - бдительно спросила его жена, когда он вернулся водрузить трубку на базу.

- Да опять этот мудак.

- стереотипы;

-Поглядите-ка, кто тут у нас! - воскликнул Джот, добравшись до капкана.

Остальные продирались через заросли, ориентируясь на его голос. Да уж, в этот раз в ловушку попалась ценная добыча. Это был молодой коловерианец, совсем парнишка еще. Его выдавали жесткие русые волосы, голубые глаза и светлая кожа. Точно - коловерианец. Наверняка шастал по лесу, пытаясь разведать, где наш лагерь.

Он потерял много крови. Умер бы к нашему приходу, если бы не догадался перетянуть ногу брючным ремнем. Теперь он только тихонько стонал и смотрел сквозь нас, будто не замечая. Тервио приказал добить этого выродка. Не знаю почему, но мы остались стоять, где стояли, и молча взирали на эту картину.

Быть может, начинала сказываться усталость от войны. А может, этот парень не выглядел, как коловерианские солдаты. У него не было ни броского темно-синего мундира, ни винтовки. Что если он плутал по лесу, пытаясь найти выход из осажденного города? Или собирал грибы, ягоды? Ведь мы довели их до голода. Обычный мальчишка, каким был каждый из нас лет десять назад. А сейчас он перед нами подыхает с полуоторванной ногой. Я вспомнил сына. Как он там? Ведь и паренек, истекающий кровью, - чей-то сын. Сердце отца лопнет, когда он узнает. Его сердце защемят клыкастые дуги капкана.

- Что вы медлите?! Он бы медлить не стал на вашем месте! - прикрикнул на нас Тервио, и сам вынул из кобуры пистолет. Он выпустил две пули. Первую в живот, чтобы коловерианец напоследок ощутил адскую боль, а вторую в голову, на добивание, - Вот так-то! Мы утопим Коловерию в крови!

- ненависть;

-Что, снова куришь, сука! Когда же ты уже сдохнешь от рака легких! - мой муж не переносит, когда я курю. К тому же вернулся с работы подвыпившим, а потому сразу завелся, - Детей мне еще потрави!

Я сразу же притушила сигарету и включила воду, чтобы смыть пепел в раковине. Окурок я выкинула в форточку. Он ожидал от меня то ли извинений, то ли виноватого взгляда. Что я прогнусь, как это традиционно бывало раньше. К черту! У меня тоже был уродский день. И эти скандалы из-за неправильного переучета товаров. Неужели я не имею права покурить в собственном доме? Ото всех запершись и отгородившись. В магазине - я рабыня, мужу - прислуга. И он хочет отнять единственную минуту покоя - за сигаретой.

-Ну-ну, - угрожающе заявил он и удалился. Я осталась на кухне: следовало домыть оставшуюся посуду.

Через минут пять когда я уже решила, что инцидент исчерпан, муж ввалился на кухню. В его руке я заметила свою пачку Winston и желтую пластиковую зажигалку. Он рылся в моих вещах?! Я хотела высказать недовольство, но быстро увидела, что дело принимает крутой оборот. Муж стремительно приближался. Подойдя вплотную, он зажег сигарету и резко ткнул меня в шею. Я завизжала: как раскаленными углями проехались. На коже остался кровавый волдырь. Он попытался повторить это, но я вцепилась ногтями в его руку. Так разодрала, что он выронил сигарету. У него проступили глубокие царапины.

-Царапаться вздумала, блядь?! - он совсем выжил из ума.

Муж несколько раз ударил меня по лицу, зажатой в кулаке зажигалкой. Рот наполнился вкусом соленой крови. Затем он намотал мои волосы на руку и приложил меня о кухонную тумбу. Я успела схватить нож, которым всего пару минут назад резала хлеб. Не знаю, откуда взялось столько силы и ловкости, но я вогнала нож ему в бок по самую рукоять. Он сразу ослабил хватку и захрипел. "Мама! Мама!" - из комнаты выбежала пятилетняя дочка.



- зависть;

Она в очередной раз нажала "обновить". Ни единого плюсика. Но ведь есть же просмотры - почему нет плюсиков? На этот рассказ ушло несколько дней. Некоторые абзацы она самокритично переписывала по нескольку раз. И все для того, чтобы уж в этот раз точно поймать несколько восхищенных читательских комментариев. Еще одно обновление - снова ничего.

Против воли она перешла в раздел популярного. Зеленые плюсики и синие кристаллы завораживали ее. Неужто она до их пор не заслужила ни одной регалии? Она пыталась комментировать чужие работы, но быстро устала из-за отсутствия должной ответной реакции. Пыталась массово добавляться в читатели к успешным авторам, но опять разочаровалась и в итоге поудаляла всех до одного. А чей-то тупой драббл набирает уже вторую сотню плюсов.

Возможно, стоило написать слэш по популярному фэндому, как это советовали в разделе статей. Она пролистнула страницу со яоем. Да, комментят много и сразу. И как они умудряются набирать столько подписчиков. Вырываются в модераторы, дарят друг другу подарки. Как проиться в их круг?

Ведь дело же явно не в качестве рассказов. Она видела, что ее тексты гораздо лучше, чем весь этот мусор. Надо быть проактивнее? Социальнее? Надо стать лгуньей? Она открыла профиль популярной фикрайтерши. Да, ей повезло. Обосновалась тут несколько лет назад, уже куча связей, все к ней тянутся. Да для нее несколько глупеньких девочек даже рисунки рисуют!

Пока она обновляла профиль, заметила, что несколько верхних рассказов фикрайтерши получили по паре плюсов. Как же это бесит! Она вернулась к себе - серый ноль. А что если писать статьи и стихи? Там конкуренция меньше. Она знала, что сумеет творить с тем же талантом в любом жанре. Просто где-то ее скорее заметят. Даже те жанры, которые раньше казались противными и мерзкими, уже не казались ни противными, ни мерзкими. Она успокаивала себя тем, что даже в эти жанры и предупреждения сможет принести искреннюю частичку себя.

Обновила страничку с текстами - все по-старому. Сходить что ли в магазин? Это полчаса. За это время наверняка что-то изменится, да и она не будет нервно закликивать кнопку "обновить". Напоследок она вновь открыла профиль той фикрайтерши: "В чем твой секрет? Чем ты лучше меня хоть в одной сфере? Ты давно тут сидишь - вот и все".

Уже одевшись, она не выдержала и подбежала к компьютеру. Кто-то добавил один плюсик. Ее охватила злорадная уверенность в себе: скоро они будут лизать ей стопы.

- идолы;

- Восславим же волю Отца Вседержителя и Всеустроителя, направляющего наши шаги по истинному пути!

- Славься! Славься!

- Наш духовный Отец подобрал нас в тот момент, когда от нас отвернулся весь мир! Он дал нам Свободу, дал нам Покой и взял на себя грехи наши и ответственность за наше бремя земное!

- Славься! Славься!

- Вы помните, как мы корчились в грязи, словно скользкие черви? Мы были никем до того, пока не стали едины с Ним. Его лик отпечатался не только на этих стенах, но и в наших сердцах. Мы отдались Его благости, принесли в жертву искушавшие нас материальные блага, чтобы взамен обрести самих себя! Мы были слишком привязаны к своим вещам! Мы были слишком привязаны к своим семьям! Тлен и пыль земная сковали нас по рукам и ногам. А потом Он явил нам свет!

- Славься! Славься!

- Люди, у которых нет Учителя, неизбежно падут перед силами разрушения! Зло внешнего мира противно нам! Но Отец наш даровал нам Огненную Силу, через которую мы обрели Суть! Мы наполнились энергиями Света, Жизни, Радости, Творчества и Созидания! Примите это вино, братия! Примите кровь нашего Отца! Ведь через это мы уподобляемся ему!

- А-о-и-м Тот Сат!

- общество;

- Фанеру - к бою! - весело крикнул Остапчук и вломил мне прикладом автомата в грудь. Дыхание перехватило, но я хотя бы удержался на ногах. От места удара начала расползаться тупая ноющая боль.

Первые полгода духанки были сущим адом. Мне припомнили, что я москвич, что я "интеллигент" и врожденная крыса. Хотя питерские - те все равно паскуднее. Сержант Остапчук старался доебаться до меня по каждой мелочи. Особенно из-за подшивы, которая всегда получалась криво. "Старый знает! Старый видел! Старый был!" - приговаривал он, загнув большие пальцы за отвисший ремень.

- А вообще, ты неплохо шаришь, - гораздо более миролюбиво добавил Остапчук, - Не то что некоторые чмыри. Знаешь, Куркин, тебе уже полгода. Пора определяться, кто ты: мальчик или девочка? Ну, в смысле, будешь ли ты нормальным исполнителем, который чтит устои нашего боевого товарищества, или станешь летуном и будешь летать до конца службы. Как тебе перспективочка-то?

-Уж лучше черпаком, как все нормальные, - ответил я, растирая болевшую грудь.

-Еще бы! - рассмеялся он, - Конечно лучше! Но одного желания мало. Не желание нужно, а понимание. Во! Чувствуешь? Система работает только до тех пор, пока верхние пиздят нижних. Но ты не подумай, что есть какие-то другие варианты. Или так, или здесь вообще начнется сущий ад. Так что, если хочешь влиться в наш коллектив, ты должен понимать, что обязанности у тебя не исчезнут. И если раньше ты летал по казарме, то теперь ты сам будешь гонять салабонов. Въезжаешь? На какой бы ступени ты ни находился - не шатай лестницу. И тогда, может быть, - может быть! - ты заберешься повыше. Вот что, иди-ка опусти этого чмыря Комарова. Опять не стирается, гнида вонючая. Скоро вошики от него начнут расползаться. Я уже старый стал, не с руки об него мараться.

Остапчук швырнул мне автомат, и я без проблем поймал его. Намек был абсолютно прозрачен. Комаров ни у кого из нас жалости не вызывал. Даже те, кто был ниже по статусу, не испытывали к нему ничего, кроме брезгливости, естественной для любого, кто вдруг оказался тет-а-тет с куском говна. Он был неряшлив: потный, сальный, вонючий. Деды поначалу пытались вбить в него основы гигиены, но тот начинал борзеть, опускаясь все ниже и ниже в глазах сослуживцев.

Я крепко сжал автомат. Перед глазами промелькнули ужасы моей былой жизни: бессонные ночи, отнятые посылки, постоянные "купи-это-принеси-то". И вот я оказался на рубеже. Один шаг - и я поднимусь на ступень выше. Остапчук был прав в одном: эти ступени существовали лишь при условии, что большинство из нас поддерживают правила игры, то есть эту приставную лестницу, которая так или иначе упирается в глухую стену. Я видел, как нескольким борзым удалось выйти из игры. Их били, но они отбивались. Никто не смог их сломать. И сейчас они жили вне системы. Никто их не трогал, но и они не были обязаны прессовать кого-то, чтобы поддерживать свой статус.

Остапчук заметил мои колебания. Я не хотел провоцировать его. В конце концов, сколько мне еще осталось? Год-полтора. И лучше прожить их по-человечески. В том смысле, что человек - царь природы, а не наоборот. В конечном счете, идея лестницы проста и понятна. Именно такие идеи завладевают умами, поскольку предлагают реальные результаты. В ответ на реальные действия.

- Фанеру - к бою! - весело крикнул я и, прежде чем Комаров успел сгруппироваться, нанес ему удар прикладом в грудь.

- последствия;

- Ты действительно думала, что я не узнаю? Ты обманывала меня пять месяцев, спала с ним у меня за спиной. Совсем забросила нашу семью. О чем ты только думала?

- Я не думала. Говорю же, он был моей первой любовью. Еще в школе. Потом мы резко расстались, да так, что я толком не поняла, что произошло. И в марте мы списались с ним в сети. Все будто вспыхнуло заново. Не знаю, как будто мы и не прерывали связь. Прости, меня так закружило, я не справилась.

- Это тебя не оправдывает. Ты могла бы остановиться. Ради нас. Ради семьи. Измены случаются, черт, да так во всех семьях, но ты изменяешь мне уже полгода! Я не хотел замечать! Хотел верить тебе! Вот почему у нас все расклеилось!

- Саша, успокойся. Мы можем придумать что-то. Ты способен меня простить?.. Не молчи, мы сможем быть вместе?

- Я не знаю... Давай уедем. В другой город, в другую страну - подальше от него. И ты поклянешься никогда о нем не вспоминать. Тогда я смогу тебя простить. Начнем все заново. Но сможешь ли ты снова полюбить меня?

- О чем ты?

- Ты знаешь, о чем я! Это ведь началось не вчера и даже не с его появлением в нашей жизни! Ты не любила меня и до того. Поэтому с такой готовностью нырнула в объятия этого паскуды. А я заботился о тебе. Я любил тебя, и я из-за своей любви вынужден прощать тебя. Меня убивает эта ситуация!

-А знаешь, как я мучилась?! Знаешь, через что я сама прошла?! Как страдала, как разрывалась на куски! Мне уже все равно, да, я виновата, я поступила непростительно. Но твои условия мне противны. И я себе противна. Господи, как я не хотела, чтобы это день настал. Прости, если сможешь, никуда я с тобой не поеду. Я не вынесу рядом с тобой и дня - даже твое присутствие в соседней комнате изгложет меня до костей. Пусть мне будет плохо! Я хожу к нему.

- Сколько судеб ты сломаешь этим решением? Будь проклята.

- случайность;

У Аэлины в кармане лежал серебряный доллар конца девятнадцатого века. На аверсе изображена свобода, а на другой стороне - имперский орел, сжимающий в лапе пучок стрел. Эта монета неднократно помогала в самые трудные моменты. Она даже имя ей дала - Мюнца.

Сперва ей просто хотелось иметь хорошую вещь и в чем-то подражать Двуликому. Однако скоро выяснилось, что монета советует неглупые вещи. Причем, это не было банальное "да-нет". Если Мюнца показывала свободу - это означало свободу от всех обязательств. Если монета выпадала этой стороной, значит, имело смысл прокатить окружающих с их бесконечными просьбами. Удариться в крайний эгоизм и поступить исключительно по-своему. А вот имперский орел символизировал долг. Надо было покориться обстоятельствам и поступить так, как этого требовали другие.

Само собой, иногда бывали ситуации, когда желаемое и необходимое совпадали. Но ведь тогда и монету подбрасывать не надо, так?

Она любила эту монету не только за ее проницательность: та ни разу не дала указаний, приведших к плохому итогу. Мюнца чувствовала, когда кто-то пытался сесть на шею владелице, и показывала свободу. Важнее другое, Аэлина научилась понимать себя. Она научилась чувствовать конфликт между желаемым и действительным.

Кто может разрешить спор лучше абсолютно беспристрастного судьи? В древности многие суды сводились к бросанию жребия. Побеждала случайность, возведенная в ранг абсолютной справедливости. Кроме того, это снимает ответственность и вину со всех участников. Судью можно заподозрить в предвзятости, подкупаются защитники и прокуроры, двенадцать присяжных вносят еще большую сумятицу. А решение Мюнцы нерушимо. Как подать апелляцию к ее вердикту - перебросить во второй раз, что ли? Сразу видна несостоятельность этой идеи.

Случай творит суд над миром. Она распределяет богатства, сталкивает будущих друзей, отнимает жизнь. Слепая Фемида - это случайность.

Этим вечером Аэлина встречалась со своим парнем. Он неожиданно повел ее в дорогой ресторан. Подсознательно она понимала, куда он клонит. Как только он открыл перед ней коробочку с изящным золотым кольцом, девушка резко побледнела. Она попросилась отойти на минутку. Наверно, он решил, что она разволновалась. Аэлина закрылась в туалете и вытащила из сумки Мюнцу. Она подбросила ее, и монета быстро закружилась в воздухе. В этот раз Аэлине было наплевать на результат - ей хватило уже того, что, увидев кольцо, она собралась отдать все на откуп случайности.

И это явно не случайно.

- иерархия;

- Собака должна быть омегой, запомни это. Она должна ощущать себя самым затравленным членом семьи. Даже дети должны стоять выше, чем она. Установи строгий порядок, бей ее, если откажется подчиняться. У одного моего знакомого был бультерьер, и раз в полгода пес начинал сходить с ума и бросаться на домашних. И тогда хозяин, неслабый, кстати, мужик, застегивал буля в боксерскую грушу и минут пятнадцать отрабатывал на нем все известные удары. И пес был паинькой еще полгода.

Эти разглагольствования знакомого дрессировщика сторожевых и бойцовых собак, надолго осели в памяти Петра. Именно о них он вспомнил, когда купил кобеля добермана. Кличка не слишком оригинальная: "Спайк".

Когда Петр привез щенка домой, он первым делом отругал детей, полезших обниматься с псом, - это не игрушка. Новоявленный хозяин ввел систему запретов. Он крепко бил пса за малейшую провинность. Самое главное наказание назначалось за попытку огрызнуться. Если пес проявлял хоть каплю агрессии к Петру, тот нещадно хлестал его тугим кожаным поводком так, что даже дети бросались защищать Спайка: "Папа, не надо!". Он грубо отталкивал их. Они не понимали, что это нужно для их же безопасности.

Животные заслуживают жестокости. Это их язык. В стае собаки грызут друг друга за малейшее нарушение иерархии. Люди придумали паритет, но в царстве зверей нет такого понятия. Они признают лишь силу, а если видят, что хозяин прогибается, то сразу пытаются навязать свою волю. Человек - умнее и сильнее многих животных. Что будет в природе, если один зверь будет задирать другого, более мощного? Так почему человек не может всыпать собаке или кошке десятикратно за любую причиненную боль?

Спайк быстро понял, что в этой стае ему не подняться. Несколько месяцев избиений (а поднять на него руку могли даже дети) сломили в некогда поджаром и жизнерадостном псе любые попытки к сопротивлению. Он мог лишь завалиться на спину и жалобно просить не трогать его. Вместо пса-убицы Петр воспитал нервного и трусливого кобелька, которого обижали окрестные собаки.

Два года спустя Спайк умер. У него развилась тяжелое заболевание на фоне постоянного стресса. После смерти пса в квартире стало чересчур просторно. Отношения обострились. Семья привыкла, что под рукой есть омега.

- Па-ап, давай купим еще одну собаку, - капризно протянул сын спустя пару дней.

- ложь;

Ты умеешь лгать с младенчества. На первых годах жизни ребенок осознает, что если будет орать, то его покормят и приласкают. Это вызывает шок, ведь мать для младенца - Бог, и ты думал, что ей известны все твои мысли и потребности. И ты начинаешь спекулировать ее вниманием.

Ты вырос, прочел детскую библию и наслушался от взрослых, что врать - это плохо. Но в глубине души догадываешься, что тебе врут и взрослые, и эта цветастая книжица. Да, врать плохо - лгать не плохо.

Люди лгут по многим причинам, и многие делают это из благих побуждений. Избежать наказания, предположим, - в этом есть определенная доля эгоизма. Но когда ты врешь любимой, что она хорошо выглядит, хотя сам засматриваешься на чужие ножки на улице, - это явно добрый поступок. Ложь позволяет сглаживать острые углы нашего совместного существования. Если бы все кругом говорили правду, демонстрировали истинные чувства, то человечество бы развалилось. Ложь - это надежный клей цивилизации.

Будь лукавым ветром. Изгибайся, извивайся и перетекай, словно капелька ртути. Тогда ты достигнешь успеха. Знаешь, творчество - та же ложь. Все писатели - талантливые лгуны. Так и представляю, как у Флобера спрашивают: "Гюстав Ашиль-Клеофасович, а где рукопись вашего нового романа?" - а он им: "Я вам неделю назад курьером отослал. Не дошло, что ли?" И все ему верят.

Лги о себе. В том числе и себе самому. Ведь, по правде говоря, ты скучный и бесперспективный тип. Но создай себе маску, узнаваемый и востребованный образ, и сразу заметишь, как люди начнут здороваться с тобой еще на подходе. Верь в свою ложь. Ложь оживает и очаровывает только в том случае, когда лжец хотя б наполовину сможет поверить в ее истинность. Ложь принесет тебе удачу и счастье.

Думаешь, я обманываю тебя? Нисколечко.

- фатализм;

- И что, ты действительно увидишь мое будущее? - он скептически взглянул на колоду гадальных карт в руках Мирста.

Мирст только кивнул и молча продолжил тасовать карты. Он никого не подпускал к своим мантическим инструментам. Если кто-то из неаккуратных посетителей дотрагивался до его карт, жребиев или рун, Мирст заставлял его выплатить полную цену предмета, да еще и грозился взять "дополнительную" плату. Парелий давно дружил с ним, но даже ему, приятелю, приходилось делать хотя бы символический взнос за гадание. "Иначе я сам возьму что-то из твоей судьбы. И тебе это не понравится" - говаривал Мирст.

Прорицатель разложил карты рубашкой кверху. Он долго держал руку над самой левой картой и наконец, не открывая ее, произнес:

- Жизнь - это длинный коридор. Мы обязаны пройти по нему насквозь. Знаешь, когда ты впервый раз оказываешься в чужом доме, то ты не знаешь его планировку. Ты ходишь из комнаты в комнату и с удивлением обнаруживаешь то детскую, то кухню, то спальню. Но ведь они были там до твоего прихода. Представь, что ты попал в музей картин великих художников прошлого. И ты идешь по вытянутой галерее и смотришь на полотна. Что до меня - то я хранитель музея. Я вожу любопытных зевак по просторным залам. Я делаю это очень давно и мне наизусть известны все картины. Я знаю, что за поворотом нас ждет портрет предыдущего императора, а сразу за ним будет пасторальный пейзаж. Точно так же я знаю, что будет в твоей жизни. Ведь будущее уже существует. Мы идем ему навстречу.

Сказав это, он перевернул первую карту, и Парелий увидел высокую башню из слоновой кости.

- гордыня;

Ждешь, что я буду каяться? Не буду. Я все делал ровно так, как мне представлялось справедливым и верным. И если это неправильно по твоим меркам - очень жаль, у нас разные понятия о том, как устроен этот мир. Да, я творил зло, но творил и добро. Стремился к нему, как умею. А зло, которое мне приходилось совершать - было вынужденным. Господи, ты наполнил мир отвратительными людьми и дал им слишком многое в жизни земной. Я же стал воздаянием для них.

Разве я не просил сделать меня твоей дланью карающей? Это в моем характере. Да, я презирал убогих и нищих - ведь они сами виноваты в том, что загнали себя на самое дно. Они с большой охотой разрушили собственные миры, почему я должен был им сочувствовать? Почему я, уяснивший законы, должен был жалеть этих неудачников? Почему я должен был отдавать им последнюю рубаху, чтобы они ее пропили?!

Нет, господи, ты отстал от нашей жизни. Помнишь, как ты мучил Иова? Как бросил своего сына? Как нарушал один завет за другим? И ты смеешь судить меня? Я хотя бы не предавал тех, кто был мне близок. Честность, преданность - что значат для тебя эти слова? Ведь тебе нужна личная преданность, граничащая с раболепием.

Что ж, я отказываюсь поддерживать это скоморошье судилище. Если хочешь, брось меня в огненное озеро. По праву сильного, но не по праву правого. И геенна огненная станет лучшим подтверждением того, что я в тебе не ошибся.

- надежды;

Дженни примерно вела себя всю неделю, поэтому отец выдал ей в субботу десять долларов. Девочка крепко сжимала заветную бумажку. Родители не спрашивали, как она распоряжается деньгами, и это очень хорошо, иначе пришлось бы соврать. Они бы никогда не одобрили покупку лотерейных билетов.

Она очень хотела выиграть. А потом сделать со своим выигрышем что-нибудь эдакое, к примеру, отдать сироткам или пожертвовать больнице. Ведь все равно еще много останется - и маме, и папе! И они будут хвалить ее. Не за то, что она всю неделю помогала по дому и ложилась спать без лишних уговоров. Больше всего она любила бордово-красные билетики "Твэнгл" с шероховатым серебристым покрытием, стирать которое было самым захватывающим занятием на свете. Еще чуть-чуть - и она выиграет.

Несколько долларов она все равно оставляла на сладости и кино. Оставшегося хватало на два-три билетика. "Два "Твэнгла", мистер!" - попросила она у толстого лысого продавца. Первое время тот задумывался, а стоит ли позволять маленькой девочке играть в эти безнадежные игры, но потом плюнул и стал отпускать билеты: ее счастье. Дженни достала из кармана шорт монетку и стерла три заветных квадратика. Пусто. Она не расстроилась, но почувствовала легкую обиду. "Давай, "Твэнгл"! Мы же так давно вместе!" - мысленно упрашивала она. Стерла квадратики на втором билете. Ей достался малый приз - возможность получить дополнительный билетик. "Может быть, в этот раз повезет" - продавец меланхолично вынул для нее еще один шанс.

- инстинкты;

Секс разрушает одиночество. Желание блуда выгоняет на улицу и бросает в объятия первого встречного. Неважно с кем, неважно когда. Тела сливаются и переплетаются. Плутоватые глаза с поволокою внимательно следят за твоими глазами. Мужчины, женщины - какая разница. Я врываюсь в женщин, как варвар в осажденный город, а с мужчинами иначе: мы скрещиваем члены, как шпаги, это напряженный фехтовальный поединок, с неминуемым излиянием в конце. Все размывается, кроме объекта желания. Жгучего и властного желания.

Я люблю любить. Одурманенные страстью, алкоголем и кокаином они просят забрать их в страну грез. В мир, где пропадут все мысли, оставив только сладострастное удовольствие. Как прекрасно быть зверем, и помнить людей не по фамилии, а по запаху. Они покидают мою спальню ошарашенными и опустошенными. А в их плоти уже расползается болезнь всех влюбленных.

- собственное Я.

Она встала перед зеркалом и придирчиво посмотрела на отражение. "Вот, как они меня видят" - пронеслось в ее мыслях. Она принялась разглаживать одежду, но поняла, что это бесполезно. Она всегда была такой, никуда от этого не денешься: жирные бока, свисающие над джинсами, ушки на бедрах, отвисшая кожа рук. В детстве они смеялись и обзывались. Двадцать лет спустя - перестали обращать внимание. Она хотела бы быть другой, но судьба распорядилась иначе. "Ну почему ты такая жирная?!" - крикнула она своему отражению, как чужому человеку, и так треснула ладонью по зеркалу, что оно жалобно задрожало вместе с дверцей шкафа.