Слушаю, пытаюсь понять – не получается, снова слушаю. Вначале дух бунтуется от несовместимости всего слышанного с христианством, затем от безысходности становится нехорошо. Необходимо молиться и за этих людей, за себя, невольно осуждающего их. Никуда не деться, нужно давать оценку ситуации, а таких оценок нет. Одна женщина сказала на мою попытку объяснить причины отказа: «Я считаю, что церковь должна помогать людям». Впервые я с нею согласился, только взгляды наши на помощь различны. И помощь эту нужно оказывать намного раньше, чем она начнёт писать прошение о снятии церковного благословения с брака. Хорошо бы с тех её юных лет, когда она только воспринимает мир, а ещё лучше, когда этот мир начинают воспринимать её родители. А пока чувствуешь себя заложником ситуации. Беззащитным заложником – следователем, выслушивающим просветлённую мудрость находящихся рядом. «С новым моим теперь - то мы живём в гражданском браке. Не хочется наступать два раза на одни и те же грабли. Родители? Конечно одобряют. Хотя я понимаю, что не всё здесь хорошо…Пил… мы такие великие, не можем друг с другом общаться… ударил по ноге так, что не могла долго стать на неё…». Иногда спрашиваю себя, бывают ли другие отношения. Догадываюсь, что бывают, только не уверен, что эти «другие» - в лучшую сторону. Латентная духовная преступность, решающая свои вопросы самостоятельно. Духовная прострация не потому, что «кому Церковь не мать, тому Бог не отец». Это уже иной уровень. Хотя, по большому счёту потому. Потому, что ещё Феофан Затворник говорил, кстати на сегодняшнее Воскресное Евангелие: «Если не изменят у нас образа воспитания и обычаев общества, то будет все больше и больше слабеть истинное христианство, а наконец, и совсем кончится; останется только имя христианское, а духа христианского не будет. Всех преисполнит дух мира. Что же делать? Молиться».