Светлана Обухова
Утонувшая в сугробах фламандская деревушка. Зимняя графика деревьев — ярких и ажурных на фоне неба. На льду замерзшей реки беззаботные человечки катаются на коньках, прогуливаются, играют во что-то, оживленно беседуют. За домами открываются заснеженные просторы, то тут, то там торчат из снега невысокие деревца, и далеко-далеко на горизонте едва видны высокие крыши города… Умиротворением и беззаботностью веет ото всей картины — словно это какое-нибудь фламандское «воскресенье», долгожданный отдых от трудов
Питер Брейгель Старший
Брейгель Старший, как никто другой из фламандских художников, сочетал в себе талант пейзажиста и талант миниатюриста. Страсть к пейзажу пробудила в нем Италия, путешествуя по которой он влюблялся в ее пронизанную светом природу и постигал идеи и эстетику Высокого Возрождения; страсть к детали воспитала родная Фландрия, и каждый квадратный сантиметр каждой его работы живет как самостоятельная, выписанная с невероятной тщательностью миниатюра. Ландшафтное величие мироздания — и пестрая мозаика человеческих фигур…
Но Брейгеля интересно не только рассматривать, а еще и читать: не оставивший ни одного трактата, ни одного письма, даже завещания, своим философским посланием художник сделал картины. Неслучайно каждую из них называют назиданием, нравоучением, притчей.
«Пейзаж с конькобежцами и ловушкой для птиц» — так называется эта маленькая, выдержанная в изысканной жемчужной гамме картина, написанная им незадолго до смерти, в 1565 году. Она пользовалась особенной популярностью, и сегодня известно 127 ее копий, 45 из которых принадлежат кисти Брейгеля Младшего, сына художника.
Пейзаж с ловушкой для птиц… Где же ловушка? Признаться, не сразу узнаешь ее в этой тяжелой двери, чуть поднятой над землей, — под ней щедро рассыпано зерно, а вокруг суетятся такие же, как люди, беззаботные птицы. А где же птицелов? Вряд ли среди этих человечков в ярких одеждах: почти все они отвернулись от нас, каждый увлечен чем-то своим, погружен в свое… Где же тогда птицелов? В безмятежную музыку зимнего дня вливается нотка тревоги. А может быть, он ждет своего момента за этими деревьями на переднем плане? Там, где находимся мы, зрители, наблюдатели? А если теперь перевести взгляд с птиц вновь на реку? Не за этими ли человечками мы на самом деле наблюдаем? Ведь Питер Шутник (так прозвали Брейгеля современники) запечатлел пейзаж с высокой точки зрения, зачем-то поднял нас над происходящим, и мы не можем «войти» в картину, шагнуть на лед, словно знаем, заметили что-то такое, чего не хотят видеть конькобежцы…
Брейгель не раз писал реку, по которой люди — кто скользит, кто идет, кто падает и встает, а кто и остановился. Не раз писал реку человеческой жизни. Однако в каждой картине этот символ обретает новый смысл. Здесь река — западня, ловушка: в любой миг лед может треснуть, и легкомысленные фигурки не успеют спастись… Жизнь человека хрупка и эфемерна. Как и жизнь птиц, не подозревающих о ловушке. Еще одно подтверждение этой мысли находят в изображении птиц и людей на первом плане: они почти не отличаются своими размерами.
На некоторых копиях «Ловушки для птиц» у одного из домиков можно разглядеть Иосифа, запрягающего ослика. Никто не замечает его. К священной истории, творящейся здесь и сейчас, обыватели остаются равнодушны…
«Во всех работах нашего Брейгеля таится больше, чем изображено», — говорил Абрахам Ортелий, нидерландский географ и друг художника. Брейгель противоречив — средневековый скептицизм и ренессансная вера в человека, фантастика и реалистическая подробность, нравоучение и любовь к жизни тесно сплелись в его творчестве, но кажется, что где-то там, за первыми понятными смысловыми пластами, все противоположности сходятся…
Статья из книги «Тайнопись искусства (Сборник статей). Петров Дмитрий
mirbukv.net
