Екатерина Гудкова, филолог

ИВАН-ЦАРЕВИЧ И ИВАНУШКА-ДУРАЧОК — ЭТО ОДИН И ТОТ ЖЕ ГЕРОЙ?

Советский фольклорист Владимир Пропп предположил, что волшебная сказка появилась после распада первобытной общины как память о мифах и ритуалах доклассового общества. Так, сказки сохранили детали инициации — одного из главных обрядов древности.

Инициация традиционно состояла из опасных и даже жестоких испытаний. Первобытные люди верили, что участники обряда посвящения совершали путешествие в загробный мир. Вернувшись «с того света», охотник приобретал магическую власть над животными и покровительство духов предков.

Посвящение должен был пройти каждый юноша в племени. Только после этого он мог охотиться наравне со взрослыми, а также был обязан жениться.

Владимир Пропп сопоставил волшебные сказки со всего мира и обнаружил общие мотивы, которые напоминают об этом обряде. Так, герой сказки, Иван-царевич или Иван-дурак, отправляется в тридесятое царство — потусторонний мир, чтобы решить трудную задачу: убить змея, насылающего беды, спасти похищенную царскую дочь, свою жену или мать, добыть кота Баюна или «то — не знаю что». Герой берет в дорогу предметы, которые в древности клали в могилы:

“Улетающий Финист говорит девушке: «Если вздумаешь искать меня, то ищи за тридевять земель, в тридесятом царстве. Прежде три пары башмаков железных истопчешь, три посоха чугунных изломаешь, три просвиры каменных изгложешь, чем найдешь меня». То же говорит жена-лягушка: «Ну, Иван-царевич, ищи меня в седьмом царстве, железные сапоги износи и три железных просвиры сгложи». <…> Можно установить, что обувь, посох и хлеб были те предметы, которыми некогда снабжали умерших для странствий по пути в иной мир. Железными они стали позже, символизируя долготу пути". Владимир Пропп, «Исторические корни волшебной сказки»

Победив врага из иного мира и тем самым успешно завершив инициацию, герой сказки женится и часто получает в награду царство. Это царство он почти никогда не наследует от своего отца, а получает либо от стороннего царя, либо от тестя — отца жены.

В этом мотиве исследователи видят, с одной стороны, отголоски древнейшего матриархального обычая уходить жить в семью жены. С другой — память о избрании вождя в архаичных селениях. Когда правитель достигал определенного возраста и его «магические» способности угасали, его умерщвляли. А потом племя выбирало другого предводителя, самого «могущественного» из кандидатов.

Именно поэтому в ранних вариантах сказок старый царь неизбежно погибает. Например, в «Мудрой жене» герой убивает злого короля с помощью волшебной дубинки. В «Жар-птице и Василисе-царевне» царь видит, что герой выходит невредимым после купания в кипятке, сам ныряет в котел и погибает.

Что же можно сказать о главном герое сказки? Чаще всего им становится младший из трех братьев, как, например, в «Царевне-лягушке», «Кощее Бессмертном», «Летучем корабле» и многих других. Ученые связывают это с миноратом — древним обычаем, по которому дом и имущество родителей наследовал именно младший сын. Старшие сыновья, женившись, строили себе отдельные дома, а младший с женой и детьми оставался жить с родителями, заботился о стариках, вел их хозяйство. Документы XIX века отражают, например, что в Тамбовской губернии отцовский дом всегда доставался младшему сыну, которого отец благословлял «на корне сидеть».

Русское выражение «сидеть на корню» перекликается с древним представлением о том, что именно младший в семье сохранял особую связь с духами предков. В сказке эта духовная связь выражается в том, что младший сын часто наследует волшебный предмет или волшебное животное. Во многих европейских сюжетах младшему сыну достается ковер-самолет, волшебное кольцо или магические перчатки. В известной сказке «Кот в сапогах» младший сын получает, на первый взгляд, бесполезное наследство — кота. Но впоследствии этот кот становится незаменимым помощником героя. Это классический случай переноса в сказку образа тотемного животного.

В русском фольклоре роль такого волшебного помощника играет конь Сивка-Бурка. В одноименной сказке поминальный обряд (бдение на могиле покойного отца) исполняет только младший брат. За это ему в дар достается волшебный конь, благодаря которому Иван-дурак проходит испытание и становится царским зятем. «В сказке о Сивке-Бурке изображено то, что происходило в действительности: младший сын оставался после смерти отца в отцовском доме (где помещался родовой очаг — печь, с которой Иванушка-дурачок всегда связан), исполнял поминальные обряды и получал отцовское наследство», — комментировал этот сюжет фольклорист Елеазар Мелетинский.

С функциональной точки зрения два самых популярных героя русских сказок — Иванушка-дурачок и Иван-царевич — это одно и то же лицо. Часто их разделяют чисто стилистически:

“Герой волшебной русской сказки — младший из трех братьев — выступает или в виде Иванушки-дурачка, крестьянского сына, или в виде Ивана-царевича (в сказках эпико-героического типа). <…> Иванушка-дурачок находится в особенно близкой, даже родственной связи с чудесными силами, которые помогают ему. Иван-царевич отличается от старших братьев смелостью, геройством, благодаря которым достигает цели". Елеазар Мелетинский, «Герой волшебной сказки»

Герой нередко предстает простачком непривлекательной наружности. Например, в «Сивке-Бурке»: «Взглянула за трубу и увидела там Ивана-дурака; платьишко на нем худое, весь в саже, волосы дыбом». Такая внешность скрывает волшебную силу героя, заставляет окружающих оценить его не по одежке, а по более важным качествам характера. Получив признание людей, Иван-дурак неизменно становится «таким молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать» — по сути, перерождается.

Иван Билибин. Иван-царевич и лягушка. Иллюстрация к сказке «Царевна-лягушка» для сборника «Сказки избы». 1930. Изображение: издательство «Изобразительное искусство», 1972

Иван Билибин. Иван-царевич и Жар-птица. Иллюстрация к «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и о Сером волке».1899. Изображение: издательство «Экспедиция заготовления государственных бумаг», 1899

Иван Билибин. Иван-царевич и Елена Прекрасная. Иллюстрация к «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и о Сером волке».1899. Изображение: издательство «Экспедиция заготовления государственных бумаг», 1899

Иван Билибин. Иван-царевич на распутье. Иллюстрация к «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и о Сером волке».1899. Изображение: издательство «Экспедиция заготовления государственных бумаг», 1899

Иван Билибин. Серый волк и мертвый Иван-царевич. Иллюстрация к «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и о Сером волке».1899. Изображение: издательство «Экспедиция заготовления государственных бумаг», 1899

Иван Билибин. Марья Моревна и Иван-царевич. Иллюстрация к сказке «Марья Моревна». 1900. Изображение: издательство «Экспедиция заготовления государственных бумаг», 1899

Иван Билибин. Иван-царевич спасает Марью Моревну. Иллюстрация к сказке «Марья Моревна».1900. Изображение: издательство «Экспедиция заготовления государственных бумаг», 1899

Иван Билибин. Иван-царевич прощается с Серым волком. Иллюстрация к «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и о Сером волке».1899. Изображение: издательство «Экспедиция заготовления государственных бумаг», 1899

Иван Билибин. Иван-царевич и заморская птица. Иллюстрация к сказке «Марья Моревна».1900. Изображение: издательство «Экспедиция заготовления государственных бумаг», 1899

ЧТО СИМВОЛИЗИРУЮТ ЖИВОТНЫЕ В РУССКИХ СКАЗКАХ?

Сказки о животных считаются самым древним видом народных сказок. Они рассказывали о природе, примитивном быте и охоте. С развитием земледелия сказки о животных стали вбирать в себя детали крестьянской жизни.

“В мировом фольклоре известно около 140 сюжетов животного эпоса, в русском — 119. Значительная их часть оригинальна. Так, у других народов не встречаются сказки «Лиса-повитуха», «Кот, петух и лиса», «Волк в гостях у собаки», «Терем мухи». Самобытность и свежесть восточнославянского животного эпоса отмечалась не раз. Однако в составе репертуара всех сказок он занимает только около 10% сюжетов и относительно мало распространен (лишь немногие сказки записаны более 10 раз)". Татьяна Зуева, Борис Кирдан, «Русский фольклор»

В эпоху первых земледельческих государств появились волшебные сказки. В них центральное место отводилось человеку, а животные выступали уже лишь как «волшебные помощники» главного героя. Советский фольклорист Владимир Пропп отнес волшебные сказки к эпохе отмирания устаревших охотничьих обрядов. Прежние тайные знания перестали быть ценностью, и их стали рассказывать под видом сказок.

Каждое племя охотников вело свою родословную от определенного животного или растения — тотема, который считался родным для каждого члена общины. Эта вера в зверей-покровителей легла в основу сказок о летающих конях, волках-помощниках и рыбах, исполняющих желания.

“Неплохо сохранила смысл древнего мифического поверья и сказка об Иване-царевиче и сером волке... В сказке действует волк-оборотень. По временам он принимает вид человека и даже коня. Серый волк верно служит герою. Откуда такое расположение? Волк объясняет Ивану-царевичу: «Так как я твоего коня растерзал, то буду служить тебе верой и правдой».

Если усматривать в поверьях о волках-оборотнях остатки тотемизма, то понятно, почему сказочный волк, причинив вред человеку, считает себя обязанным возместить урон верной службой. Родственная связь считалась священной, и нарушение ее каралось. Волк съел коня. Он сам служит герою конем. Он берет на себя обязанности помогать человеку добровольно, без принуждения: и для него родственные связи священны. Логика первобытного мышления здесь несомненна". Владимир Аникин, «Русская народная сказка»

Позднее «родство» людей и животных из сказок исчезло. Так, в «Емеле-дураке» («По щучьему веленью») главный герой уже заключает с волшебной щукой договор: отпускает ее на свободу, а она исполняет его желания. Сюжеты, где герой выручает животных из беды, за что они впоследствии благодарят его, считаются наиболее поздними, так как, по выражению Владимира Проппа, «сказка вообще не знает сострадания».

Во многих сюжетах фигурирует чудище, которое пожирает людей. Победить его под силу лишь избранному герою. В сказке «Иван Попялов» сохранился такой характерный для славянского фольклора эпизод: «Побивши змеевых дочек, Иван Попялов поехал с братьями домой — уж летит за ними змеиха, раскрыла рот от земли до неба и хотела Ивана проглотить. Иван и братья кинули ей три пуда соли. Она проглотила ту соль, подумав, что это Иван Попялов, а после, как распробовала ту соль и увидела, что это не Иван, так бросилась снова в погоню».

Сравнив этот мотив и описания жизни диких племен, Владимир Пропп пришел к выводу, что сказки о чудовищах сохранили некоторые подробности древнейшего обряда инициации, который проводили в первобытных обществах над юношами-охотниками. Центральной частью обряда было поглощение испытуемого неким животным, чаще всего змеем.

“Одна из форм (этого обряда — Прим. ред.) состоит в том, что посвящаемый пролезал через сооружение, имевшее форму чудовищного животного. Там, где уже сооружались постройки, это чудовищное животное представлено особого рода хижиной или домом… Там, где еще нет никаких построек, делается сооружение иного типа. Так, в Австралии змею изображало извилистое углубление в земле, высохшее русло реки, или делали навес, а впереди ставили расколотый кусок дерева, изображающий пасть. <…> ...Пребывание в желудке зверя давало вернувшемуся магические способности, в частности власть над зверем. Вернувшийся становился великим охотником. <…>  Чтобы приобщиться к тотемному животному, стать им и тем самым вступить в тотемный род, нужно быть съеденным этим животным". Владимир Пропп, «Исторические корни волшебной сказки»

По мнению Проппа, со временем появился обычай разжигать костер внутри таких чудищ. А освобождение охотника из утробы монстра символизировало победу над зверем.

Затем воздействовать на зверя стали не изнутри, а снаружи, с помощью оружия. Так возник один из самых распространенных в мировой культуре мотивов — змееборство.

О встрече героя со змеем рассказывают не только сказки, но и былины («Добрыня и Змей»), легенды (уральские легенды о Царе-Полозе) и даже жития святых. Святой Георгий Победоносец, поражающий змея, изображен на гербе Москвы. Победил змея и блаженный князь Петр Муромский. Сюжет о Петре и Февронии сложился в Средние века под влиянием европейских легенд о Тристане и Изольде, где также упоминался летающий змей. Даже в более древних текстах Священного Писания можно найти архаичный мотив проглатывания святого. Так, ветхозаветного пророка Иону проглотил кит, в чреве которого пророк провел три дня и три ночи.

Наряду со змеями в волшебных сказках всего мира фигурируют орлы и кони. Разные народы следовали особому обряду кормления орла. Птицу брали в дом, ухаживали за ней, а затем убивали. Таким образом орла отсылали к духам, чтобы он замолвил словечко за добрых людей, которые так хорошо о нем заботились. «Не стреляй меня, царь-государь! Возьми лучше к себе да прокорми три года; в некое время я пригожусь тебе!» — говорит орел герою сказки «Василиса Премудрая и Морской царь». После того как царь откармливает орла, птица относит его «за тридевять земель» — то есть в потусторонний мир.

Похожую функцию выполняет и конь: в русских сказках он часто имеет крылья и может перемещаться между мирами. В сказке «Сивка-бурка» Иван-дурак получает волшебного коня от умершего отца, переночевав на родительской могиле: «Старик свистнул-гайкнул богатырским посвистом: «Сивко-бурко, вещий воронко!». Сивко бежит, только земля дрожит, из очей искры сыплются, из ноздрей дым столбом». Исследователи считают, что «сивый» конь на самом деле был белым, с синим отливом. Белых лошадей приносили в жертву древние греки. Особое отношение к коням этой масти было и у сибирских шаманов.

Второй по частоте упоминания цвет волшебного коня — рыжий или красный, подчеркивающий связь с огненной стихией. В сказке «Иван Сученко и Белый Полянин» из трех коней именно рыжий доставил героя из потустороннего мира домой: «Припалил рыжую шерсть — бежит рыжий конь, из-под копыт шматья летят, изо рта пар пышет, из ушей дым валит. "Скоро ль ты меня на тот свет вынесешь?" —  "Плюнуть не успеешь!". Сел на того коня и очутился на своей земле». Исследователи проводят параллель между таким сказочным конем, у которого идет «дым из ноздрей», и ведическим богом огня Агни, который мог принимать облик коня.

Более поздние фольклорные сказки полностью сосредоточились на человеке. Животные в них стали появляться лишь эпизодически.

Виктор Васнецов. Иван-царевич на Сером волке. 1889. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Виктор Васнецов. Сивка-бурка. 1926. Пензенская областная картинная галерея им. К.А. Савицкого, Пенза

Виктор Васнецов. Бой Ивана-царевича со змеем. 1912. Дом-музей В.М. Васнецова, Москва

Иван Билибин. Иллюстрация к сказке Александра Пушкина «Сказка о золотом петушке». 1906. Частное собрание

Иван Билибин. Иллюстрация к сказке Александра Пушкина «Сказка о рыбаке и рыбке». 1908. Частное собрание

culture.ru