Екатерина Гудкова, филолог

В наши дни сказки чаще всего рассказывают детям, но далеко не всегда они были лишь развлекательными и поучительными историями для младших. Фольклористы обнаружили, что волшебные сказки возникли в эпоху формирования первых земледельческих государств - во времена, когда люди перестали следовать устаревшим охотничьим обрядам. Тайные знания первобытных общин, которые передавали из поколения в поколение, больше не были ценностью - и их стали рассказывать, как выдуманные волшебные истории.

Именно поэтому в сказках, которые мы знаем и любим, встречаются самые разные загадочные образы: избушка на курьих ножках, подземное царство, огнедышащий змей, волшебный клубок и многие другие. В проекте портала "В Тридевятом царстве" вы узнаете, какие сказочные персонажи воплотили память человечества о древнейших магических традициях.

КТО ТАКАЯ БАБА-ЯГА?

В русских сказках, преимущественно волшебных, часто фигурирует Ягая, Ягишна или Егибоба, у украинцев — Баба-Язя, у поляков — Бабоендза, у чехов и словенцев — Ежибаба. В праславянском языке словом ęgа называются различные «гады», например, змеи и ящерицы. Поэтому само имя сближает сказочного персонажа с обитателями Нижнего, подземного мира.

Этимологический словарь Макса Фасмера указывает, что имя Яги родственно прибалтийским словам, обозначающим досаду, раздражение, нечто противное, а также древне-исландскому ekki — «скорбь», «боль». А наиболее полно образ Бабы-яги в 1930–40-е годы исследовал советский фольклорист Владимир Пропп.

В первобытном обществе, где главным источником пропитания была охота, каждый мальчик должен был пройти обряд инициации — символически «умереть» и «родиться» уже в новом качестве. Древние люди верили, что «путешествие в загробный мир» давало будущему охотнику магические способности: звериные нюх и слух, умение понимать язык животных и быть незаметным в лесу. Посвящаемого уводили в лес, где морили голодом, пытали огнем, закапывали в землю, отрезали пальцы рук, выбивали зубы, давали галлюциногенные растения. После пройденных испытаний человек начинал верить, что действительно побывал на том свете.

В образе Бабы-яги, по мнению Проппа, соединяются черты распорядителя этого обряда и стража, охраняющего вход в царство мертвых. В сказках Яга живет в избушке на курьих ножках. Истоки этого оригинального архитектурного решения трактуются по-разному. Одни исследователи считают, что куриные ноги — отголосок эпохи тотемизма, когда животным приписывали магические силы. Другие — что избушками на курьих ножках называли особые срубы на сваях, где хоронили мертвых финно-угорские народы. Избушка Яги обычно стоит на опушке, то есть на границе двух миров. Дверью она повернута к лесу — миру мертвых. Герой сказки не может сам пересечь невидимую границу, попросту обойти избушку и войти с другой стороны — и должен произнести заклинание: «Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!».

“Эта избушка — сторожевая застава. За черту герой попадет не раньше, чем будет подвергнут допросу и испытанию, может ли он следовать дальше. Собственно, первое испытание уже выдержано. Иван знал заклинание и сумел подуть на избушку и повернуть ее". Из книги Владимира Проппа «Исторические корни волшебной сказки»

В некоторых сказках внешность Яги описывают в деталях: «Впереди голова, в одном углу нога, в другом другая», «На печке лежит баба-яга, костяная нога, из угла в угол, нос в потолок врос». И Пропп заключил, что «Яга напоминает собой труп, труп в тесном гробу или в специальной клетушке, где хоронят или оставляют умирать. Она — мертвец». Отсюда в сказках появились и костяная нога — нога скелета, — и слепота старухи.

Правда, напрямую в сказках не говорится, что Яга слепая. Встретив героя, она восклицает: «Фу, фу, фу! Прежде русского духу слыхом не слыхано, видом не видано; нынче русский дух на ложку садится, сам в рот катится». По логике древних людей, как живым неприятен запах смерти, так и мертвые не переносят запаха живых. А «русский дух в сказках» — это именно запах живого человека.

Встретив героя, Яга начинает выпытывать, куда и зачем он путь держит. И получает стандартный ответ:  «Чего кричишь? Ты прежде напой-накорми, в баню своди да после про вести и спрашивай». Древние верили, что умерший становится «своим» в потустороннем мире, лишь отведав там пищи. Потому Иван, поев блинков у Бабы-яги, становится причастным к миру мертвых.

Далее «классическая» Баба-яга дает герою добрый совет, дарит волшебный предмет или животное: коня, собаку, клубок ниток, тарелку с золотыми яблоками. Такой тип Яги Владимир Пропп назвал Ягой-дарительницей.

В некоторых сказках герой похищает магическое средство или волшебного помощника у Яги, и тогда старуха бросается за ним в погоню в своей ступе. Такой тип называют Ягой-воительницей. Например, в сказке «Марья Моревна» Иван-царевич крадет у Бабы-яги волшебного жеребенка, и во время погони за ним Яга погибает в Огненной реке.

Третий тип Яги — похитительница детей. Гуси-лебеди из одноименной сказки крадут мальчика и относят его к Бабе-яге, а старшая сестра его выручает. Пропп увидел сходство такой Яги с «лесными» и «водяными» учителями — другими персонажами русских сказок, которые забирают детей у родителей. И хотя кажется, что похищенный ребенок обязательно погибнет — обычно он возвращается к семье, обучившись волшебной науке. Образы похожих злодеев есть также во французском и немецком фольклоре — например, ведьма, которая заманивает к себе детей, чтобы их съесть. В итоге дети сжигают ведьму в печке и благополучно возвращаются домой.

Такие сказки про похищение детей также возникли из первобытного обычая. В древности дети могли проходить инициацию гораздо раньше наступления половой зрелости. Бывали случаи, когда ребенка еще до его рождения «запродавали», то есть обещали в другое племя или тайный союз. По этой договоренности ребенка забирали у родителей, когда он достигал оговоренного возраста.

Долгое время исследователи недоумевали: почему Баба-яга — женщина, если в охотничьей инициации участвовали только мужчины? Оказалось, что во многих племенах шаманы и вожди для проведения обряда переодевались в женскую одежду. Ученые предположили, что так проявлялась память о времени матриархата, когда почитали прародительницу племени. В этом контексте особенно любопытно, что лучшей Бабой-ягой в кино стал мужчина — Георгий Милляр, который играл Ягу, переодеваясь в старуху, в фильмах режиссера Александра Роу.

С развитием земледелия необходимость в охотничьей инициации отпала, и обряд стал существовать в виде мифа. Затем люди и миф перестали воспринимать как священное знание, и сведения о нем «опустились» на уровень сказки. Еще 100–150 лет сказки слушали взрослые, а современные их версии в основном адаптированы для детей. И такие тексты не всегда позволяют в полной мере оценить настоящую фольклорную Бабу-ягу — страшную для непосвященного, но помогающую достойному.

Виктор Васнецов. Баба-яга. 1917. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Иван Билибин. Баба-яга. Иллюстрация к сказке «Василиса Прекрасная». 1900. Частное собрание

Николай Каразин. Баба-яга. 1889. Частное собрание

Иван Билибин. Баба-яга и Девы-птицы (У Бабы-яги). 1902. Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина, Москва

КТО ТАКОЙ ЗМЕЙ ГОРЫНЫЧ?

Образ змеи — один из самых распространенных в мировой культуре. Он встречался у древних египтян и вавилонян, в фольклоре европейских, африканских, американских народов. Змея по представлениям древних людей могла перемещаться между миром живых и подземной страной мертвых. А в русском языке слово «змея» и «земля» и вовсе родственные. Славяне верили, что в конце сентября змеи уходят зимовать в теплый Ирий, где живут души покойников.

В славянском фольклоре змеи были также связаны со стихиями огня и воды. Например, люди верили, что огненный змей мог приходить к женщинам по ночам. А также считали, что в виде летающих и огненных змеев могут представать черти или покойники.

“Есть в русской земле город, называемый Муромом. Правил в нем когда-то благоверный князь по имени Павел. Дьявол же, искони ненавидящий род человеческий, сделал так, что крылатый змей стал летать к жене того князя на блуд. И волшебством своим перед ней он являлся в образе самого князя". Ермолай-Еразм, «Повесть о Петре и Февронии Муромских»

Колодцы, родники, реки и моря — типичные места обитания фольклорных змеев. В русской сказке «Два Ивана — солдатских сына», как и во многих других, морской змей требует дань:

“…Каждый день выходит из синего моря, из-за серого камня, двенадцатиглавый змей и поедает по человеку за единый раз, теперь дошла очередь до царя… Есть у него три прекрасные царевны; вот только сейчас повезли старшую на взморье — зме́ю на съедение".

Также живут сказочные змеи в горах или пещерах. Так и появилось русское отчество самого популярного русского чудища — Горыныч. В былине «Добрыня и Змей» Горыныч уносит русских людей на «гору сорочинскую», что за Пучай-рекой:

“А Змея Добрыне ему взмолилася:

— Ах ты, эй, Добрыня сын Никитинич!
Мы положим с тобой заповедь великую:
Тебе не ездити далече во чисто поле,
На тую на гору сорочинскую,
Не топтать больше младыих змеенышей,
А не выручать полонов да русскиих,
Не купаться ти, Добрыне, во Пучай-реке.
И мне не летать да на святую Русь,
Не носить людей мне больше русскиих,
Не копить мне полонов да русскиих".

Советский фольклорист Владимир Пропп искал истоки образа Горыныча (и других змеев) в волшебных сказках и их предшественниках — мифах. Ученый пришел к выводу, что первоначально чудище в виде змеи фигурировало в обрядах посвящения:

“Лучше всего этот обряд зафиксирован на океанийских островах. В бывшей Германской Новой Гвинее для обрезания строился специальный дом. «Он должен представлять чудовище Барлум, поглощающее мальчиков». <…> В Африке «непосвященные думают, что великое чудовище проглатывает мальчиков, а умершие от ран, полагают они, остались в желудке чудовища». <…> Может быть, в образе Кроноса (божество времени у древних греков. — Прим. ред.), пожирающего своих детей и вновь их отрыгивающего, мы имеем отголоски все того же представления. И не потому ли Кронос пожирает своих детей, что он бог-отец и этим дает божественность своим детям? <…> Благой змей, змей-податель есть первая ступень змея, обращающаяся потом в свою противоположность". Владимир Пропп, «Исторические корни волшебной сказки»

«Проглатывая» мальчика, «змей» выпускал наружу мужчину, наделенного магическими способностями охотника. До наших дней сохранились мифы, в которых герой выбирался из чрева чудища, вырезав у змея печень, разрезав ему живот или разведя внутри утробы костер. Так, по мнению Проппа, зародился мотив змееборства. Когда обряд ушел в прошлое, мифы превратились в сказки, а змея стали воспринимать как грозного врага.

В сказках змей выполняет две функции: утаскивает людей в царство мертвых или охраняет границу между мирами. Граница обычно проходит по огненной реке, у которой герой и бьется с Горынычем.

Похожую роль в русских сказках иногда играют Кощей Бессмертный или Вихрь. Специалисты считают, что эти персонажи могут быть взаимозаменяемыми.

Внешность змея, как правило, сказки не описывают. На это обратил внимание еще Владимир Пропп: «Мы знаем, как выглядит змей, но знаем это не по сказкам. Если бы мы пожелали нарисовать змея только по материалам сказки, то это было бы затруднительно». Говорится лишь, что Горыныч (и другие змеи) умеет летать (неизвестно, на крыльях, на коне или сам по себе), у него несколько голов (обычно от трех до двенадцати) и он может извергать огонь.

Победить его может только главный герой сказки — тот, кто в древности проходил обряд посвящения, «умирал» и возвращался в мир живых в новом качестве взрослого мужчины-охотника. «Во всем свете нет мне другого соперника, кроме Ивана-царевича… да он еще молод, даже ворон костей его сюда не занесет», — говорит Змей-Вихрь из сказки «Три царства — медное, серебряное и золотое».

Одна из поздних «версий» Змея-Горыныча — змей из былин. Например, Тугарин Змеевич из былины «Алеша Попович и Тугарин Змеевич» описывается так:

“Собака Тугарин был Змеевич‑от.

Да Богу собака не молится,
Да князю с княгиней не кланятся,
Князьям и боярам он челом не бьет.
Вышина у собаки ведь уж трех сажон,
Ширина у собаки ведь двух охват,
Промеж ему глаза да калена стрела,
Промеж ему ушей да пядь бумажная".

Тугарин уже не был змеем в буквальном смысле, а лишь иноверным врагом. Исследователи связывают образ Тугарина с половецким ханом Тугарканом, который жил в XI веке.

Так со временем мифологический персонаж превратился в военного противника Руси, а сказочный герой, который добывал волшебную силу лично для себя, — в защитника всей родной земли.

Виктор Васнецов. Бой Добрыни Никитича с семиглавым Змеем Горынычем. Между 1913 и 1918. Дом-музей В.М. Васнецова, Москва

Виктор Васнецов. Змей Горыныч. Эскиз. 1901. Дом-музей В.М. Васнецова, Москва

Иван Билибин. Добрыня Никитич освобождает от Змея Горыныча Забаву Путятичну. Эскиз иллюстрации к сборнику былин для книги Н.В. Водовозова «Слово о стольном Киеве и о русских богатырях». 1941. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Иван Билибин. Змей Горыныч. 1912. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург

Николай Рерих. Победа (Змей Горыныч). 1942. Дом ученых СО РАН, Новосибирск

КАК В РУССКИХ СКАЗКАХ ВОЗНИК ОБРАЗ КОЩЕЯ БЕССМЕРТНОГО?

В сказках встречаются два варианта имени этого популярного персонажа: Кащей и Кощей. По одной из версий, такое прозвище происходит от слова «кость». По другой — от слова «касть», родственного «пакости». Но большинство исследователей считает, что имя сказочного злодея восходит к слову с древнетюрскими корнями «кош» — «стан», «поселение».

В самых древних дошедших до нас текстах Кощея называют Кошем, то есть господином. А в «Слове о полку Игореве» «кощеями» называют пленников: «Ту Игорь князь высьдъ из сьдла злата, а в сьдло кощиево», то есть в седло рабское. Специалисты склоняются к тому, что изначально повелитель Тридесятого царства назывался Кошем — господином, а позднее стал Кощеем — тем, кто принадлежит Кошу, то есть рабом.

Некоторые сюжеты сохранили память о временах древнего матриархата. Например, в сказке «Марья Моревна» Иван-царевич впервые повстречал Кощея в плену у своей жены:

“…глянул — а там висит Кощей Бессмертный, на двенадцати цепях прикован.

Просит Кощей у Ивана-царевича:
— Сжалься надо мной, дай мне напиться! Десять лет я здесь мучаюсь, не ел, не пил — совсем в горле пересохло!
<…> ...а как выпил третье ведро — взял свою прежнюю силу, тряхнул цепями и сразу все двенадцать порвал.
— Спасибо, Иван-царевич! — сказал Кощей Бессмертный. — Теперь тебе никогда не видать Марьи Моревны, как ушей своих! — И страшным вихрем вылетел в окно, нагнал на дороге Марью Моревну, прекрасную королевну, подхватил ее и унес к себе".

Главная героиня Марья Моревна в сказке предстает могучей воительницей, а Ивану-царевичу помогают его родственники по женской линии — мужья сестер.

Однако чаще всего сказочный Кощей обитает в своем царстве — царстве мертвых. Традиционно злодей крадет девушку, чтобы жениться на ней. Объяснение этому сюжету дал советский фольклорист Владимир Пропп:

“Умершим... приписывались два сильнейших инстинкта: голод и половой голод. Эти два вида голода иногда ассимилируются, как в русской сказке: «Схватил змей царевну и потащил ее к себе в берлогу, а есть ее не стал; красавица была, так за жену себе взял» <…> Божество избирает себе возлюбленную или возлюбленного среди смертных. Смерть происходит оттого, что дух-похититель возлюбил живого и унес его в царство мертвых для брака".

Пропп, как и многие другие исследователи, считал Кощея своеобразной вариацией сказочного змея, который так же живет в пещере, в горах, в подземелье или в Тридесятом царстве, так же «налетает вихрем» и крадет красавиц. Кощей Бессмертный и Змей Горыныч часто исполняют в сказках одну и ту же функцию. Эти персонажи — повелители загробного мира, куда, по древнейшим представлениям, должен был спуститься человек, чтобы обрести магические способности.

У первобытных племен существовали ритуалы инициации, которые сводились к «путешествию» в потусторонний мир. Юноша, прошедший этот обряд, считался вернувшимся с того света и получал право жениться.

Особую инициацию проходили и девушки, ее отголоски также сохранили волшебные сказки.

“…Можно возразить, что царевна, похищенная «смертью» в лице дракона и т. д., все же никогда не умирает. В более ранних материалах она отбита у змея женихом. Таким образом она имеет как бы два брака: один насильственный со зверем, другой — с человеком, царевичем. <…> Здесь она получает брачное посвящение через Кощея, после чего переходит в руки человеческого жениха". Владимир Пропп, «Исторические корни волшебной сказки»

До наших дней дошли тексты, в которых похищенную Кощеем женщину выручает ее сын. Например, сказка «Кощей Бессмертный» из сборника Александра Афанасьева начинается так: «В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь; у этого царя было три сына, все они были на возрасте. Только мать их вдруг унес Кош Бессмертный». Все сыновья по очереди отправляются на поиски матери, но вызволить ее удается лишь младшему — Ивану-царевичу. По пути он спасает еще одну пленницу Кощея — царскую дочь, на которой впоследствии женится.

В этом сюжете, как и во многих других, описана смерть Кощея: «У меня смерть, — говорит он, — в таком-то месте; там стоит дуб, под дубом ящик, в ящике заяц, в зайце утка, в утке яйцо, в яйце моя смерть». Иногда в сказке говорится, что внутри яйца находится игла, а смерть Кощея — на конце той иглы.

Исследователи связывали кощееву смерть из ларца с древнейшими представлениями о душе и мире:

“…Душа мыслится как самостоятельное существо, могущее жить вне человека. Для этого даже не всегда нужно умереть. И живой человек может иметь душу или одну из душ вне себя. Это так называемая внешняя душа, bush soul. Обладателем такой души является Кощей". Владимир Пропп, «Исторические корни волшебной сказки»

“Исследователь славянской культуры Борис Рыбаков считал, что местонахождение смерти Кощея соотнесено с моделью вселенной — яйцом — и подчеркивал, что охранителями его являются  представители всех разделов мира: вода (море-океан), земля (остров), растения (дуб), животные (заяц), птицы (утка). Тогда в дубе при желании можно увидеть и неизбежное «мировое древо». <…> Игла, булавка в народной культуре является предметом-оберегом и одновременно орудием порчи. По восточнославянским представлениям, ведьма, змора или огненный змей («дублером» которого в сказках выступает иногда Кощей) могут оборачиваться иголкой. Следовало ломать и выбрасывать иглу, которой пользовались в ритуальных действиях". Наталья Кротова. «Как убить Кощея бессмертного?»

В эпоху Киевской Руси появились былины — значительно позднее, чем зародились сказки. В них тоже фигурировал Кощей, но уже в другом качестве: не как царь потустороннего мира, а как реальный враг, нападающий на Русь. В былине «Иван Годинович» герой прямо называет Кощея «поганым татарином». Возможно, именно в это время Кош-повелитель превратился в Кощея-раба. А его смерть уже была связана не с магическим ритуалом, а с вполне прозаическим случаем:

“И не попал-то Кощей в Ивана во белы груди,

А пролетела калена стрела в толстый сырой дуб,
От сыра дуба стрелочка отскакивала,
Становилася Кощею во белы груди:
От своих рук Кощею и смерть пришла".

Виктор Васнецов. Марья Моревна и Кащей Бессмертный. 1926. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Иван Билибин. Кащей Бессмертный. Иллюстрация к сказке «Марья Моревна». 1901. Частное собрание

Борис Зворыкин. Иллюстрация к сказке «Марья Моревна». 1904. Частное собрание

Сергей Малютин. Кощей. 1904. Частное собрание

ПРАВДА ЛИ, ЧТО РУССКАЯ СКАЗКА О МЁРТВОЙ ЦАРЕВНЕ И НЕМЕЦКАЯ СКАЗКА О БЕЛОСНЕЖКЕ ИМЕЮТ ОБЩИЕ КОРНИ?

Специалисты выделяют отдельный тип народных сказок о том, как злая мачеха или мать хочет погубить падчерицу (дочь) за то, что волшебное зеркало провозгласило девушку самой красивой на свете. Героиня спасается бегством и находит в лесу большой дом, где живут «братья» — богатыри, охотники, гномы или разбойники. Девушка остается хозяйничать в доме и становится братьям названой сестрой. Благодаря зеркалу мачеха узнает, что героиня жива, и пытается погубить ее с помощью волшебного кольца, гребешка, заколдованного волоса, пояса и других подобных предметов.

В «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» Александра Пушкина и в мультфильме «Белоснежка» Уолта Диснея героиня умирает, откусив от отравленного яблока. Однако отравление как причина смерти девушки нечасто фигурировала в фольклоре и была более поздней авторской трактовкой.

У Пушкина царевна воскресает, когда королевич разбивает гроб. У Диснея Белоснежка открывает глаза после поцелуя принца. Но в народных сказках героиня пробуждается, когда с ее тела снимают заколдованный предмет, например кольцо или пояс.

В немецком варианте «Белоснежки», записанном братьями Гримм, героиня заснула в тот момент, когда кусочек яблока застрял в ее горле. Когда принц нашел хрустальный гроб с прекрасной девушкой, он приказал отвезти его во дворец. Во время поездки кусочек яблока выскочил из горла Белоснежки, и она проснулась.

Если Диснея явно вдохновляла именно эта трактовка истории, то Пушкин, скорее всего, слышал от своей няни Арины Родионовны «Волшебное зеркальце» — сказку, разные версии которой сохранились в фольклорных сборниках конца XIX — начала XX века. Доподлинно неизвестно, какой именно вариант рассказывали поэту. В наше время распространен текст из сборника Александра Афанасьева. Согласно ему, девушка «сделалась мертвою», когда старуха, подосланная мачехой, вплела в ее косу заколдованный волосок. Влюбившийся в героиню царевич, собираясь похоронить ее, стал расчесывать ей волосы. Чужой волосок выпал, и девушка проснулась. В белорусской сказке королевна «сделалась неживой», заколов волосы заколдованной шпилькой.

Все авторские произведения по мотивам похожих народных сказок сохранили в точности другую деталь — хрустальный гроб.

“Там за речкой тихоструйной

Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста". Александр Пушкин, «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях»

То, что казалось писателям и режиссерам красивым сказочным атрибутом, в представлении древних людей было сильным магическим орудием. «Очень ранней формой такого волшебного средства, добываемого в ином мире и применяемого для всяких видов волшебных действий, служит распространенный и в Австралии, и в Америке горный хрусталь или также кварц», — писал советский фольклорист Владимир Пропп.

Сказки, в которых девушка живет в лесном доме с «братьями», распространены не только в европейском фольклоре, но и в Африке, Австралии, Центральной Азии. Количество «лесных братьев» в них варьируется от двух до двенадцати. Это навело исследователей на мысль, что в прошлом существовали какие-то общие для всех народов обычаи, память о которых и сохранил такой тип сказки.

Владимир Пропп изучал известные на тот момент сведения о североамериканских индейцах, африканцах, австралийских аборигенах, папуасах Океании и коренных народах Сибири. Он выяснил, что у племен, живших до недавнего времени родовой общиной, были во многом похожие порядки. Общие черты их быта, верований и обрядов обнаружились не только в сказках данных народов, но и в европейском фольклоре.

Анализируя русские сказки о волшебном зеркальце, Пропп обратил внимание на огромный лесной дом, в котором жили одни мужчины. Оказалось, что у всех архаичных племен существовал особый «мужской дом».

“МУЖСКО́Й ДОМ (общественный дом, дом холостяков), общественное строение, служащее местом собраний и ритуалов взрослых мужчин первобытной общины или рода. Иногда также является коллективным жилищем для юношей и неженатых мужчин и гостевым домом. Обычно Мужской дом — средоточие деятельности членов мужского союза. В большинстве случаев Мужской дом выделялся своей архитектурой и декором.

<…> Мужские союзы наиболее распространены в Западной Африке и Меланезии, известны также в Микронезии и у индейцев Северной Америки, в пережитках — у многих народов древности (спартанцы, кельты, германцы, скифы, китайцы) и современности (нуристанцы, горные таджики, грузины-хевсуры)". Большая российская энциклопедия, источник: bigenc.ru

В древности каждый юноша должен был пройти ряд испытаний, дающих ему «волшебную» власть над животными. Только после этого он становился охотником и получал право жениться. Иногда посвященный сразу возвращался в племя, а иногда в течение определенного времени должен был жить в мужском доме, запретном для женщин и непосвященных. В таких домах хранились главные святыни племени: идолы, музыкальные инструменты, фигуры животных-тотемов и тому подобное. Обитатели дома были, по сути, тайной организацией, которая заправляла жизнью окрестных поселений. Из них впоследствии выдвигались вожди, жрецы и вся «политическая верхушка» общины.

Этнографы, путешествовавшие по Африке и Океании, обнаружили, что в мужских домах жили и некоторые девушки. Обычно их отправляли туда на недолгий срок собственные родители. «Девушки, живущие в мужских домах, не подвергались никакому презрению. Родители даже сами побуждали их вступать туда. <…> В этих домах обычно имеется одна или несколько незамужних девушек, которые часто являются временной собственностью молодых людей», — писал в начале XX века американский историк Хаттон Уэбстер в работе «Примитивные тайные общества».

После возвращения в деревню юноши вступали уже не во временный, а в постоянный брак. Выходили замуж и девушки, вернувшиеся из «услужения». Поэтому в сказках о лесных братьях в конце непременно появляется принц — новый, «постоянный» муж героини.

“В сказке девушка, живущая у богатырей в лесу, иногда внезапно умирает; затем, пробыв некоторое время мертвой, вновь оживает, после чего вступает в брак с царевичем. Временная смерть, как мы видели, есть один из характерных и постоянных признаков обряда посвящения. Мы можем предположить, что девушка, раньше, чем быть выпущенной из дома, подвергалась обряду посвящения. Мы можем догадываться и о причинах этого: такое посвящение гарантировало сохранение тайны дома.<…> Момент ухода из дома ради брака и вызывал необходимость посвящения, то есть умирания и воскресения". Владимир Пропп, «Исторические корни волшебной сказки»

По мере того как эволюционировал институт брака, первобытные обычаи «временных семей» и многомужества стали резко осуждаться. Потому и героиня в известных нам сказках превратилась в «сестрицу» для богатырей, гномов и разбойников. Отныне ей был положен только один муж — тот, что появлялся в конце истории.

А что же злая мачеха, мечтающая извести падчерицу? Возможно, в этот персонаж со временем «переродились» отцы и матери, отправляющие дочь в услужение в мужской дом. А может быть, когда первобытный обычай был уже забыт, рассказчики сами придумали завязку про злую мачеху и волшебное зеркало, чтобы как-то объяснить дальнейшие события — совершенно непонятные с точки зрения более поздней морали.

Владимир Серов (Раппопорт). Царевна в хрустальном гробу. Иллюстрация к сказке Александра Пушкина «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях». 1951–1953. Государственный литературный музей, Москва

Борис Зворыкин. Иллюстрация к сказке Александра Пушкина «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях». 1925. Частное собрание

Татьяна Маврина-Лебедева. Иллюстрация к сказке Александра Пушкина «Сказка о мертвой царевне и о семи богатырях». 1949. Частное собрание

ЦАРЕВНА НЕСМЕЯНА — АВТОРСКИЙ ИЛИ ФОЛЬКЛОРНЫЙ ПЕРСОНАЖ?

Мифы, легенды и сказки о героях, которые не могут смеяться, распространены по всему миру. Мотив «несмеющейся» царевны встречается в украинском, белорусском, татарском, башкирском, литовском, чешском и итальянском фольклоре. Есть и русские народные сказки с похожим сюжетом. Самая известная из них — «Несмеяна-царевна» из сборника собирателя фольклора Александра Афанасьева. В ней царская дочь обещана в жены тому, кто сможет ее рассмешить.

Советский фольклорист Владимир Пропп писал, что жених главной героини, тот, кому удалось ее «рассмеять», — фигура не случайная. В «Несмеяне-царевне» из сборника Афанасьева — это обыкновенный работник, которому помогают животные — мышь, жук и сом. В тексте подчеркивается, что именно у него хлеб зреет и скот тучнеет, в то время как у соседей гибнет урожай и болеют домашние животные. В некоторых вариациях сказки этот персонаж приводит с собой волшебных свинок — животных, которые еще во времена античности были связаны с культом плодородия. Будущий жених изначально несет в себе силу, подпитывающую всё живое, и именно это помогает ему рассмешить царевну, вернуть ее к жизни.

“«Сказка о Несмеяне отражает магию смеха <…> С появлением земледелия силе смеха приписывается способность вызывать к жизни растения. <…> …Подлинная причина зарождения жизни активно переносится на растение, включается в обряд, где смех, вспашка и встреча супругов образуют одно целое. Сказка о Несмеяне обнаруживает полное развитие этой линии. С одной стороны, царевну нужно просто рассмешить, с другой — ей нужен магически сильный супруг». Владимир Пропп. «Ритуальный смех в фольклоре (по поводу сказки о Несмеяне)»

Владимир Пропп исследовал множество сказочных сюжетов о смехе. Они уходят корнями в доземледельческое время: чтобы получить силы для охоты, древние люди проводили магический обряд, символизирующий путешествие в иной мир.

Мертвые не смеются, поэтому при прохождении такого обряда смех был под запретом. Зато возвращение в мир живых сопровождалось громким хохотом. Смех, согласно первобытным верованиям, был одновременно и приметой, и первопричиной жизни.

Позднее, когда развилось земледелие, смех стал ассоциироваться с богинями плодородия, был неотъемлемым признаком их животворящей силы. Если богиня по какой-то причине не могла смеяться, это несло угрозу всему живому. Отголоски таких представлений можно найти в скандинавском эпосе. Великанша Скади отправилась мстить богам за смерть отца. Заключить с ней мир удалось, лишь когда бог Локи смог ее рассмешить. Хотя Скади считается покровительницей охоты, предполагается, что ранее она почиталась именно как богиня плодородия.

Древнегреческая богиня плодородия Деметра создавала новую жизнь смехом. Когда властитель подземного царства мертвых Аид похитил ее дочь Кору (Персефону), Деметра перестала смеяться и тем «запретила расти и плодиться всему живому». Тогда верховный бог Зевс отправил к Аиду посланника Гермеса, который вернул Кору. Но девушка успела отведать в подземном царстве зерен граната, из-за чего осталась навсегда привязанной к Аиду. Чтобы утешить Деметру, было оговорено, что Кора будет проводить треть года с Аидом и две трети года с матерью.

Самая ранняя литературная версия сказки о «несмеющейся» принцессе была записана итальянцем Джованни Серкамби в конце XIV века. В XVI веке историю с подобным сюжетом создал другой итальянец, Джамбаттиста Базиле. В XIX веке братья Якоб и Вильгельм Гримм написали сказку «Золотой гусь», а чешская писательница Божена Немцова — произведение с подобным сюжетом «Мудрый ювелир».

Виктор Васнецов. Несмеяна-царевна. 1916—1926. Дом-музей Васнецова, Москва

Клавдий Лебедев. Царевна Несмеяна. 1892. Государственный музей искусств Республики Казахстан им. А. Кастеева, Алма-Ата

Виктор Васнецов. Несмеяна-царевна. 1919. Таганрогский художественный музей, Таганрог

КАК ВАСИЛИСЫ ПРЕМУДРАЯ И ПРЕКРАСНАЯ ПОЯВИЛИСЬ В РУССКОМ ФОЛЬКЛОРЕ И БЫЛИ ЛИ У НИХ ПРОТОТИПЫ?

Имя Василиса, означающее в переводе с греческого «жена царя» или «царица», попало на Русь из Византии не позднее XIII века. В Повести временных лет, датированной началом XII столетия, это имя не упоминалось ни разу. А первыми известными Василисами были дочь ростовского князя Василиса Дмитриевна, жившая на рубеже XIII–XIV веков, а также еще одна ростовская княжна — Василиса Константиновна, которая жила в XIV веке.

Вероятно, в русские сказки это имя пришло уже после того, как прочно закрепилось в обиходе. Но сама героиня и сюжеты с ее участием существовали за тысячи лет до этого. Специалисты относят время появления волшебной сказки к эпохе разложения первобытно-общинного строя, когда основным источником пропитания стала не охота, а земледелие.

В волшебных сказках Василиса Премудрая или Прекрасная — лишь одно из имен невесты героя, которую могут звать и по-другому: Елена Прекрасная, Марья-царевна, Царь-девица, Настасья-королевишна, Варвара-краса и так далее. Функция персонажа-невесты в русских сказках не зависит от имени. Например, в известном собрании сказок Александра Афанасьева встречаются разные сюжеты и роли, связанные с именем Василисы. Главная героиня «Василисы Прекрасной» вовсе не царевна, а бедная падчерица, которую отправляют за огнем в избушку Бабы-яги. В сказке «Жар-птица и Василиса-царевна» Василису ловит стрелец-молодец по поручению царя. Царевна на первый взгляд желает своему похитителю смерти: «Не пойду, — говорит царю, — за тебя замуж, пока не велишь ты стрельцу-молодцу в горячей воде искупаться». Волшебный конь стрельца заговаривает воду, и герой выходит из котла краше прежнего. В финале, как и положено в волшебной сказке, старый царь погибает, по примеру стрельца искупавшись в кипятке, а главный герой получает жену и царство в придачу. В сюжете «Морской царь и Василиса Премудрая» Василиса — дочь Водяного, помощница героя-царевича. В разных вариантах известной сказки «Царевна-лягушка» главную героиню зовут то Еленой Прекрасной, то Василисой Премудрой, что подтверждает: имя героини не столь важно — важна лишь функция.

Филолог-фольклорист Владимир Пропп доказал, что жанр волшебной сказки уходит корнями в эпоху первобытной общины, когда мужчины проходили «магические» обряды и получали специальные силы, власть над животным миром, чтобы охотиться успешней. Прохождение обряда было своего рода путешествием в потусторонний мир, где мужчина подвергался жестоким испытаниям: ему могли отрезать пальцы, его могли пытать огнем — и так далее. Позже, когда охотничье общество сменилось земледельческим, эти традиции постепенно ушли из жизни, но их завуалированные описания остались в сказках.

Именно поэтому во многих сказках Василиса испытывает потенциального жениха самыми странными и даже пугающими способами вроде прыжка в котел с кипятком: такие сюжеты — отзвук времен древнейшего матриархата, когда женщина была «держательницей рода и тотемической магии».

Иван Билибин. Василиса Прекрасная и белый всадник. Иллюстрация к сказке «Василиса Прекрасная». 1900. Частное собрание

Иван Билибин. Василиса Прекрасная уходит из дома Бабы-яги. Иллюстрация к сказке «Василиса Прекрасная». 1899. Частное собрание

Анна Давыдова. Василиса Прекрасная. Иллюстрация к сказке «Василиса Премудрая». 1948. Частное собрание

Виктор Васнецов. Царевна-лягушка. 1918. Дом-музей В.М. Васнецова, Москва

Николай Рерих. Добрые травы. Василиса Премудрая. 1941. Государственный музей искусства народов Востока, Москва

culture.ru

Продолжение следует