Лев Бердников
Кавалеры Ордена Иуды: Иван Мазепа, Юрий Шаховской
Можно только посетовать, что в современной России отсутствует орден Иуды, введенный некогда еще самим Петром Великим. А как было бы здорово увидеть сегодня такой презренный знак на груди какого-нибудь завзятого русофоба, бессовестного казнокрада, предателя интересов Отечества; ведь страна должна знать не только своих героев, но и своих антигероев! Собственно, таковым и был замысел царя-преобразователя, учредившего сию оригинальную награду для изменника — гетмана И. С. Мазепы (1644–1709)
Киевские письменники и историки тщатся нынче представить Мазепу ревностным борцом за “самостийность” и “незалежность” Украины, посвящая его апологетике целый ворох литературы вкупе с весьма тенденциозным фильмом “Молитва за гетмана Мазепу”. В Полтаве ему приготовили памятник к 300-летнему юбилею Полтавской битвы, а президент В. Ющенко, в своё время, даже издал специальный указ об учреждении новой государственной награды — креста Мазепы. Однако у Петра I были свои веские резоны ненавидеть мятежного малоросса, предавшегося врагам России — шведскому королю Карлу XII и польскому королю Станиславу Лещинскому. Позицию Петра очень точно выразил писатель-эмигрант В. Максимов, назвавший имя Мазепы в числе имен, “покрытых несмываемым позором предательства, вероломства, клятвопреступления и измены” (1).
Предательство это было тем более оскорбительным для Петра, что он до самого последнего момента питал к Мазепе самые дружеские чувства, безгранично доверял (и даже выдавал ему как клеветников всех, предупреждавших царя о готовящейся измене гетмана), жаловал с поистине гарун-аль-рашидовским размахом, сделав его владельцем 120 тысяч крестьян! Мазепа (вторым в империи) был награжден высшей российской наградой — орденом св. Андрея Первозванного. А Петр чрезвычайно высоко ценил свой орден, а потому измену андреевского кавалера воспринял особенно тяжело. В отличие от высокочтимого Андрея Первозванного, орден Иуды был задуман Петром как антиорден, как орден-перевертыш, и носить его надлежало вовсе не благородному кавалеру, а, наоборот, корыстолюбцу и предателю помазанника Божьего, Спасителя России — царя (параллель с проданным Иудой Спасителем Христом вполне очевидна).
Исполняя поручение Петра, А. Д. Меншиков отправил в Москву следующее повеление: “По получении сего сделайте тотчас манету серебреную весом в десять фунтов, а на ней велите вырезать Июду, на осине повесившегося, и внизу тридесят серебреников лежащих и при них мешочек, а назади надпись против сего: “Треклят сын погибельный Июда, еже за сребролюбие давится”. И к той манете, сделав цепь в два фунта, пришлите к нам на нарочной почте немедленно” (2).
Петр намеревался надеть эту увесистую “манету” на шею предателя, а затем примерно вздернуть его на виселице. Но планам царя не суждено было сбыться: бежавший вместе с Карлом XII в Османскую империю Мазепа в августе 1709 года испустил дух в турецкой крепости Бендеры. Царю пришлось ограничиться лишь преданием имени Мазепы анафеме и публичным надругательством над его портретом.
Ю. Шаховской. Придворный шут-князь Царя Петра Алексеевича Романова
Но история со злополучным орденом на этом не окончилась. Совсем скоро его получил из рук Петра шут-князь Юрий Федорович Шаховской. Причем спровоцировал на это царя сам Шаховской. Вот пространное свидетельство датского посланника при российском дворе Юста Юля от 1 декабря 1709 года: “Царь рассказывал мне, что этот шут один из умнейших русских людей, но при том обуян мятежным духом, когда однажды царь заговорил с ним о том, как Иуда-предатель продал Спасителя за 30 серебренников, Шаховской возразил, что этого мало, что за Христа Иуда должен был взять больше. Тогда в насмешку Шаховскому и в наказание за то, что он, как усматривалось из его слов, казалось, тоже мог продать Спасителя, если бы он жил в настоящее время, только за большую цену, царь тотчас же приказал изготовить вышеупомянутый орден Иуды” (3). Простим мемуаристу неточность: царю не пришлось ничего изготавливать наново — он просто переадресовал предназначенный для Мазепы орден своему придворному шуту. С этой наградой Шаховской, как свидетельствуют очевидцы, никогда не расставался и требовал к себе особого почтения.
Слова датчанина о “мятежном духе”, которым был одержим новый кавалер ордена Иуды, справедливы, если обратиться к истории рода Шаховских, чье прошлое вполне сопоставимо с предательством малоросского гетмана. В Смутное время предок нашего шута, Григорий Федорович Шаховской, служил ненавистному Московии Лжедмитрию I, а затем Лжедмитрию II и был причастен к знаменитому восстанию Ивана Болотникова, за что был сослан в Кубенское озеро, в пустынь. Летописец метко назвал его “крови заводчиком”.
И позднее князья Шаховские отличались нелояльностью и неверностью царскому дому Романовых. В памяти московитов сохранился язвительный политический бурлеск, представленный двоюродным дедом нашего Шаховского, Матвеем Федоровичем. То была пародия на избрание на царство в 1613 году первого Романова, Михаила Федоровича. Матвей Шаховской играл в этом действе роль самозваного царя и даже держал в руках монарший скипетр, в то время как другие его родичи изображали ближних к “его величеству” бояр и сановников. Подтекст был ясен: “затейным воровским обычаем” (как говорили потом об этом московские власти) бунтовщики старались подчеркнуть, что низкородные Романовы были правителями случайными, а потому вполне могли быть заменены княжеским родом, ну хотя бы таким, как Шаховские.
В 1620 году после официального расследования “о словах и делах Шаховских против монарха” Матвей Федорович с сотоварищами были обвинены в “злодействах” и приговорены к смерти. И только благодаря вмешательству патриарха Филарета (отца Михаила Романова) казнь была заменена сибирской ссылкой, продолжавшейся четырнадцать лет (4). Лишь благодаря покаянию и обещанию “искупить свою вину царской службой” они были возвращены ко двору. Но “при первых государях из дома Романовых Шаховские не поднимались высоко, и только некоторые из них достигали думных чинов” (5). По-видимому, памятуя об аристократической фанаберии рода Шаховских, князь Ф. Ю. Ромодановский — этот “истинный бич горделивости боярской” — в письме к царю иронически назвал Юрия Федоровича “благочестивым князем, благородного корени, благоверные кости” (6). Таким образом, симптоматично, что внук царя Михаила Федоровича, Петр Романов, наградил орденом Иуды отпрыска бунтарей — Шаховских.
В карьере Юрия Федоровича затейливо переплелись шутовство и всамделишная служба при дворе Петра. Точнее, шутовство воспринималось тогда тоже как разновидность государевой службы. Как об этом точно сказал американский историк Э. Зицер, “шуты существовали отнюдь не только для царской потехи, или же эта потеха была, по существу, демонстрацией харизматической монаршей власти” (7). Смешение cмешного и серьезного, цивилизаторского и варварского было вообще органически присуще той эпохе.
Считается, что Петр благоволил к шутам оттого, что они помогали ему бороться с невежеством, ленью и самомнением бояр, развенчивать их предрассудки. Не только! И как раз об этом говорит “феномен Шаховского”.
В самом деле, князь Юрий с 1687 года состоял в свите молодого царя, а в 1696 году после счастливой Азовской кампании получил при Петре должность камергера. Однако шутовские обязанности Шаховской стал исполнять едва ли не раньше. В начале 1690-х годов, то есть сразу же после учреждения Петром недоброй памяти Всешутейшего и Всепьянейшего собора, где приближенные славили бога вина Бахуса, мы видим князя Юрия в свите царя под именем архидьякона Гедеона — чин довольно значительный, если учесть, что сам Петр в этой шутовской иерархии был протодьяконом. Гедеону было вменено в обязанность вести строгий учет всех участников пьяных сборищ. Для мздоимца Шаховского такая бумажная канитель была особенно прибыльной — как свидетельствует современник, этот шут “наживал от того себе великие пожитки, понеже власть имел писать… из стольников и из гостей, из дьяков, из всяких чинов, из чего ему давали великие подарки” (8). Рассказывают также, что за деньги он готов был принимать даже пощечины, причем и от людей самого низкого звания.
Описывать дикие выходки Всешутейшего собора — этой разудалой “кумпании” забубенных дураков и шутов — мы не будем (это тема отдельного обстоятельного разговора). Отметим лишь, что участие Шаховского в “всепьянейших” вакханалиях было “знаком особого царского доверия, визитной карточкой тех, с кем государь не только делил свободное время, но и кому давал ответственные поручения” (9).
Юрий Федорович, как и некоторые другие шуты, служил царю осведомителем и наушником, что на современном языке называется не иначе как стукачеством. Вот что говорит о Шаховском князь Б. И. Куракин: “И всем злодейство делал, с первого до последнего. И то делал, что проведывал за всеми министры их дел и потом за столом при его величестве явно из них каждого лаевал и попрекал всеми теми делами, чрез который канал его величество все ведал”. Подчас шуты выполняли роль знаменитой карающей царевой дубинки: “И когда его величеству на которого министра было досадно и чтоб оного пообругать, то при обедах и других банкетах оным дуракам (шутам.— Л. Б.) было приказано которого министра или которую знатную персону напоить и побить и побранить, то тотчас чинили, и на оных никому обороны не было” (10).
Куракин дает Шаховскому прозвище — “лепень-прилипало”, что характеризует шута как человека докучливого, навязчивого, въедливого. Возможно, кавалер ордена Иуды и получил свою награду, чтобы доносительством искупить вину своего рода перед Романовыми, потому-то он и вынюхивал иуд около трона и доносил о них царю. И знаменательно, что в 1711 году, то есть через два года после получения ордена, Петр назначил его на только что созданный пост главного гевальдигера, то есть начальника всей военной полиции России. В подчинении шута-орденоносца оказались военные прокуроры, фискалы и палачи с их зловещими причиндалами — виселицами, кандалами, оковами. Обязанности же его состояли в осуждении и экзекуциях предателей, дезертиров, паникеров, а также тех, кто сеял смуту и беспорядки. Так человек, щеголявший орденом с изображением повесившегося на осине Иуды, возглавил службу, в ведении которой находилось повешение врагов Отечества. А это, понятно, уже не было игривой пародией. Должность Шаховского была в буквальном смысле убийственно серьезной.
Похороны Шаховского 30 декабря 1713 года при всей их помпезности были не серьезными, а скорее шутовскими. Гроб архидьякона Гедеона сопровождали бражники, именовавшиеся “духовными особами” Всешутейшего и Всепьянейшего собора, во главе с князем-кесарем и князем-папой (10). Так покидал сей мир первый и последний в российской истории кавалер ордена Иуды. Думается, однако, что и в сегодняшней России немало кандидатов на этот забытый наградной знак. Серьезных кандидатов на получение потешного ордена!
Литература
(1) Максимов В. Е. Орден Иуды // http://russdom.ru/ruswarior/2005/2005_l.html. P. 1.
(2) Павленко Н. И. Петр Великий. М., 1990. С.319.
(3) Юст Юль. Записки Юста Юля, датского посланника при Петре Великом (1709–1711) // Петр Великий. Воспоминания. Дневниковые записи. Анекдоты. СПб., 1993. С. 89.
(4) Hughes L. For the Health of the Sons of Ivan Mikhailovich: I. M. Golovin and Peter the Great’s Mock Court // Reflections of Russia in the Eighteenth Century. Ko#ln; Weimar; Wien, 2001. P. 49.
(5) Русский биографический словарь. Т. XXII: Чаадаев–Швиткевич. СПб., 1905. С. 571.
(6) Богословский М. М. Петр I. Материалы для биографии. Т. 1. М., 1940. С. 298.
(7) Zitser E. The Transfigured Kingdom. Sacred Parody and Charismatic Authority in the Court of Peter the Great. Itaca; London, 2004, P. 106.
(8) Куракин Б. И. Гистория о царе Петре Алексеевиче // Россию поднял на дыбы. Т. 1. М., 1987. С. 386.
(9) Андреев И. Всешутейший, всепьянейший… // http://www.znanie-sila.ru/online/issue_1566.html. P. 2.
(10) Куракин Б. И. Указ. соч.
(11) Походный журнал 1713 года. СПб., 1854. С. 53.
Лев Бердников — писатель, филолог, культуролог. Родился в 1956 году в Москве. Закончил факультет русского языка и литературы МОПИ им. Н.К. Крупской. Во время учебы сотрудничал с “Учительской газетой”. После окончания института работал в Музее книги Российской Государственной Библиотеки, где с 1987-1990 гг. возглавлял научно-исследовательскую группу русских старопечатных изданий. В 1985 г. защитил кандидатскую диссертацию “Становление сонета в русской поэзии XVIII века (1715-1770)”. С 1990 г. живет в Лос-Анджелесе. Член Русского Пен-Центра и Союза писателей Москвы. Член редколлегии журнала “Новый берег”. Лауреат Горьковской литературной премии 2009 года в номинации “Историческая публицистика”. Почетный дипломант Всеамериканского культурного фонда имени Булата Окуджавы.
magazines.gorky.media
