В старинный пятистенок, что был построен на две половины двумя братьями в 1854 году в районе «Крепость»( а там действительно стояла казачья крепость), мы с моей мамой перебрались в 1973 году. Одну половину дома занимала семья тети Нади. Она вдовствовала и поднимала двоих детей: некрасивую , какую-то блекло- невзрачную девочку Ольгу, года на два старше меня, и совершенно очаровательного ее старшего брата Сашку- Александра, как отрекомендовался он мне, глядя с насмешкой через забор в первый же день нашего переезда.
          Звать его Сашей как-то не приходило мне в голову, Шуриком-тем более. Он был именно Александром. С таким весомым ударением на конечные согласные. Он был божественно красив. Словно его и его сестру делали абсолютно разные родители. Глаза огромные, карие, опушенные густыми ресницами. Волосы густые,каштановые, длинные, спущенные на плечи по моде того времени.Росту высокого, сажень в плечах. Плечи широкие, грудь колесом, осанистый и важный. Я всегда его побаивалась. И из-за общего забора наблюдала за ним.
А там было на что поглядеть. В саду была перекладина, где по утрам он делал сальто, тягал гантели, раздетый по пояс. На его торс нельзя было не любоваться, все мышцы на нем было отчетливо видны. А у нашего забора стоял велосипед, на котором он часто ездил покататься в парк, благо он был рядом с домом. Друзей у Сашки было море, и все под стать ему. С завистью я смотрела на красивых парней, которые приходили к ним в гости. У них всегда было шумно и весело. Шутки и смех так и сыпались из Сашки. Его любили все, а я тихо млела, глядя на него из-за забора, и мечтала о большой и чистой любви. Не к Сашке, нет, для меня он был недосягаем, а к чему-то пока еще нереальному.
А между тем Сашка стал студентом медицинского института. Учился он хорошо, мама всегда ставила его в пример Ольге. И чтобы угодить маме, Ольга тоже после школы решила поступать в медицинский. И вот, когда заканчивалось лето, Сашку после третьего курса направили в колхоз на уборку табака. Поехал он вместе со всем курсом, веселился и радовался, что побудет на природе и свободе. Но оказался в больнице…
        Колхоз, куда направили студентов, был в степи, в 1942-1943 годах туда по указу Сталина перевезли чеченов. Жили они там обособленно, ни с кем не общались, выращивали табак. Студентов, которых тогда отправляли им на помощь, не жаловали. Но Сашка, окрыленный свободой, молодостью, задором и пожаром любви, обратил свой взор на одну из молоденьких чеченок, что работала на приемке табака. Что уж там она ему сказала, не знал никто, только в один из вечеров подошли к нему братья той чеченки и предупредили, чтобы он на сестру их не смотрел. Сашка рассмеялся в ответ и сказал, что времена нынче пошли свободные, кого хочет, того и полюбит. Братья пригрозили ему и ушли. А Сашка снова стал засматриваться на девушку. И в один из дней водитель грузовика дал ему указание сопровождать табачные листья на сушильню. Сашка влез в кузов и поехал с поля. А по пути машину остановили, в кузов влезли братья девушки, Сашку избили прямо в кузове, а потом на полном ходу выбросили на дорогу…
          Узнав о трагедии, тетя Надя почернела с горя. Сашку вывезли из полевого стана на медицинском вертолете и сразу доставили в клинику на операцию. Он перенесет три операции, но позвоночник его будет сломан, нижнюю часть тела он перестанет ощущать. И через год после случившегося тетя Надя перевезет его домой из клиники на инвалидной кровати.
           Дома ему сделают другую инвалидную кровать с поручнями над нею, чтобы он мог подтягиваться. Друзей у Сашки станет заметно меньше. Кто же из молодых станет просиживать с инвалидом? У всех свои дела, свои заботы. И через стенку я нередко слышала Сашкин вой, который мало отличался от звериного. Иногда он стучал по мячу, чтобы тренировать кисти рук, мяч ударял в нашу стену, и я зажимала кулаками уши, чтобы не слышать ударов...
А потом все стихло. Тетя Надя ходила какой-то спокойной, с тихой улыбкой на лице, а в их доме появился незнакомый мне человек. Это окажется инженер, который по личным конструкциям, придуманным Сашкой, сделает тренировочный станок. Из комнаты вынесут всю мебель, кроме Сашкиной кровати, а вместо нее появится громадная конструкция, на которой теперь будет заниматься Сашка. Теперь из-за стены я слышала прерывистые вздохи, выдохи резкие и звуки «ах»! Это Сашка сдерживал крик, когда ему было больно. Вот тогда Сашка и пригласит меня в гости. Я впервые попаду к ним в дом, мне все будет в диковинку: и портреты старинные на стенах, где была изображена его родня, и самовар, растапливаемый на дровешках, и накидушки на постели тети Нади. Но больше всего меня удивит Сашка, он скажет:
-Ну что, соседка, мешаю я тебе своим криками? Ты не переживай, скоро замолчу.
Я испуганно подниму на него глаза, он увидит ужас в них и скажет:
-Да ты не так подумала, тренироваться я буду, на ноги встать хочу. Хочу и пойду, вот увидишь!
Я молчала, потому что понимала, что никуда с поломанным позвоночником он не пойдет. Но храбрилась и улыбалась ему. А по глазам видела, что не верит он мне. А он посмотрел на меня и добавил:
-Я знаю, ты меня боялась, ты не бойся, и звать меня можешь просто Сашкой. -А потом помолчал и добавил,- Так проще будет. Согласна?
Я кивнула ему и с этого дня мы стали друзьями с ним.
         А потом наступила весна, и тот человек снова пришел к соседям. У велосипеда Сашки будут изъяты колеса, он будет поставлен на платформу, а Сашку по ступеням крыльца, ведущего из дома, будут выносить на улицу и сажать на велосипед. Весь день, привязанные специальными ремнями к педалям, ноги Сашки буду вертеть. Потом во двор вынесут его кровать и всю спортивную конструкцию. Теперь « охи» и «ахи» Сашки я буду слушать из-за забора.
Так пройдет лето, Сашка привычно будет махать мне из-за забора рукой , когда я утром буду бежать по своим делам. Я ему буду улыбаться и махать в ответ , а в голове моей будут роиться вопросы. Сможет ли Сашка изменить свою жизнь, когда поймет, что не получится заставить работать позвоночник? Что будет с ним и тетей Надей, когда они поймут, что все зря?..
        Но однажды, уже осенью, я увидела, что Сашка не просто сам подтягивает свое тело, но что стопа его правой ноги самостоятельно шевелится. Я обомлела. А Сашка увидел через забор мое удивление, и победно улыбнулся мне. С этого дня он открыл счет своим победам. Он стал на листок, что висел на планшете, записывать свой результат. А к ногам стал привязывать гирьки. И с этого дня мы не просто подружились, а стали болтать о том, что нам было интересно. На лице Сашки все чаще стала появляться не озабоченность, как было раньше, а веселая улыбка, которая мне так хорошо была знакома. А тетя Надя стала напевать песни, которые я отчетливо слышала в их раскрытую дверь.
Так прошел год, потом наступил второй. И в один из дней я увидела, что у них во дворе появились костыли. На ноги Сашке надели специальные ботинки типа берцев. Ноги болтались из стороны в сторону, но бедра совершенно осмысленно и целенаправленно поворачивались. Это была уже победа! Так прошел еще год. А потом появилась тросточка. Сашка учился ходить заново. Одну ногу он ставил на землю, потом наклонялся к колену и поворачивал ногу руками, но вторая слушалась его и сразу становилась так, как хотел Сашка. С огромным трудом он учился заново двигаться. На полноценную ходьбу рассчитывать было нельзя, но все же, он ходил! А через три года он восстановился в институте и поехал на учебу сам на трамвае.
       …Сашка окончит институт и станет стоматологом. А через 9 лет после трагедии он познакомится с синеньким заморышем по прозванию Светлана. Она будет невзрачна, хрупка и страшно стеснительна. Что уж там разглядит Сашка в ней, мне неведомо. Но она полюбит его всей душой и выйдет за него замуж. А через год после свадьбы у них родится сын. Сашка, опираясь на тросточку, подволакивая одну ногу и отчетливо хромая, будет выгуливать наследника на улице, и улыбаться всем людям. А я буду возвращаться домой, видеть это счастливое семейство и тоже махать им рукой. И мы будем рады друг другу, потому что я всегда буду помнить о том, чего стоила Сашке такая жизнь, обычная, как у всех, но полученная им за долгие годы страданий и духовного очищения.