Это цитата сообщения Дмитрий_Шепелев Оригинальное сообщение
Седьмая книга. Часть первая. Глава 2.
ГЛАВА 2
Я могу поверить в то, что правда, и в то, что неправда, и в то, о чем вообще никто не знает, правда это или нет... Я верю, что жизнь – игра, что жизнь – это жестокая штука, что жизнь – это то, что происходит, пока ты жив, и что вполне возможно просто ей радоваться.
Нил Гейман,
«Американские боги»
Роберт остановился пообедать в кафе, рекламный стенд перед которым обещал посетителям холодный рыбный суп («Вторая тарелка за полцены!»), и съел тарелку этого супа, а также бифштекс с печеной картошкой и яблочный пирог с чаем. Пока он ел, подростки играли в пинбол «Дикий запад».
Когда он шел к «Форду», его нагнала девушка, вышедшая из кафе вслед за ним, и спросила, едет ли он на запад. Она была высокой и худощавой, симпатичной в своей особой манере. На ней были джинсы и белая майка, в руке, загорелой и жилистой, она держала походную сумку, а за спиной висел тубус, какие носят художники.
- Да, - ответил Роберт. – До Канзаса.
- Отлично, - сказала она. – Возьмете меня?
Роберт слегка замялся.
- Обещаю хорошо себя вести, - добавила девушка, улыбнувшись.
- Да, - сказал он, тоже улыбаясь, - конечно, садитесь.
Она закинула сумку в багажник и села сзади, положив тубус на пол.
- Не возражаете, если я тут посплю? – сказала она, ложась на сиденье. – А то я всю ночь ехала с дальнобойщиком, который травил мне байки про свою ферму и разные дорожные дела.
- Пожалуйста, - сказал Роберт, - как вам будет удобно.
Он окинул ее взглядом в зеркальце, и увидел, как она уютно устроилась, согнув длинные ноги в коленях и скрестив лодыжки.
«Непосредственна как кошка, - подумал он, - и так же грациозна».
Девушка заснула почти сразу, судя по ее размеренному дыханию, и смотрелась так естественно, как будто спать на задних сиденьях машин было обычным делом. Время от времени Роберт посматривал на нее в зеркальце, но даже когда он смотрел на дорогу, он ощущал ее присутствие, словно ее мерный сон, доверенный его заботе, мягко касался его, как кошачьи усы. Девушка продолжала спать, когда они пересекли границу между штатами и въехали в Иллинойс.
«Интересно, она движется куда-то в своем сне? – подумал Роберт, - пока ее тело лежит на сиденье, в машине, которая несется по дороге, управляемая волей человека, остающегося за стеною ее сна. А может быть, там, в своем сне, она везет меня куда-то».
Он решил, что эта девушка должна быть особенной, если даже во время сна она пробуждает в нем такие мысли, и надо будет как-нибудь разговорить ее, когда она проснется.
Она проснулась ранним вечером и сама заговорила с ним. Роберт увидел, как она поднимается, смахивает волосы с лица и садится по-индейски. Только после этого она поймала его взгляд в зеркальце.
- Мы еще не познакомились, - сказала она. – Меня зовут Шерил.
- Роберт, - сказал Роберт. – Как спалось?
- Порядок, - сказала Шерил. – Похоже, я наконец-то выспалась.
- Ты давно в пути? – спросил Роберт.
- М-м… третий день, - сказала Шерил.
- Надо же, я тоже, - сказал Роберт, даже не успев подумать, так ли это на самом деле.
- Правда? – произнесла Шерил, улыбнувшись и вскинув брови. – Так, куда ты направляешься?
- В Гринвуд, Канзас, - сказал он. – Там живет один мой знакомый. У меня сейчас отпуск, так что я решил навестить его.
- Понятно, - сказала она.
- А ты откуда едешь? – спросил он.
- Да, в общем, из Нун-тауна, - сказал она. – Ты вряд ли слышал о нем.
- Ты выросла там? – спросил он.
- Ага, - сказала она. – И там тоже.
- Наверно, неплохое место, - сказал он, улыбнувшись.
- Да как тебе сказать, - сказала она. – Вообще, дыра полнейшая. Я серьезно.
Она достала из сумки самокрутку и закурила, ловко чиркнув спичкой.
- Не возражаешь?
- Пожалуйста.
- Один из тех городков, - сказала она, затянувшись, - откуда мечтают сбежать все подростки, а если им не удается, считают себя неудачниками и губят себе жизнь. Старики из года в год перемалывают те же истории о местных героях и психах. А главная тема теперешних разговоров – ядерная война с Советами, радиация и подземные бункера. Ну, правда, что можно делать в таком городишке нормальному человеку?
- Да уж, - согласился он. – Пожалуй, что нечего.
- Ну, вот, - сказала она. – Я и решила – пора мне двигать на запад. Точнее, на юго-запад. Еду к сестре, в Таос, Нью-Мексико.
- Таос? – спросил он. – Это город?
- Да, - сказала она. – Раньше там жили индейцы. С древних времен. Они и сейчас там живут. Это центр народных ремесел – кругом художники, скульпторы, музыканты. Много разных кровей: индейцы, латиносы, белые, черные. Во мне тоже есть индейская кровь – мать моей матери была индианкой.
- Да, я это заметил, - сказал он с уважением в голосе. – Наверно, в детстве ты всегда играла за индейцев?
- Точно, - сказала она. – Ковбоев и так хватало.
Роберт негромко рассмеялся.
- Ты еще не была в этом городе? – спросил он. – В Таосе?
- Была, - сказала она. – В детстве. И потом, лет в двенадцать.
Они немного помолчали. Шерил докурила косяк и выбросила бычок в окно.
- Это удивительное место, - продолжила она, откинувшись на сиденье. – И город, и селение Таос-Пуэбло. Когда поживешь там несколько дней, кажется, ты попал в другое измерение – всё там другое: люди, жизнь, природа. Индейцы там живут в глинобитных хижинах – у них нет электричества, водопровода, и они не хотят этого. Это даже нельзя считать резервацией, потому что индейцев туда никто не сгонял – они всегда там жили. Бывает, белые приезжают просто посмотреть, и остаются – бросают привычную жизнь, находят занятие по душе, влюбляются. Там, конечно, есть белая власть. Церковь. И средняя школа. Но это – так, для вида. На самом деле, все законы жизни там – индейские. Многие дети даже не заканчивают школу – им это не нужно; в десять лет они проходят посвящение и становятся настоящими индейцами. Старики им так и говорят: если вы – индейцы, значит, вы должны беречь свои традиции, и забыть всю ту галиматью, которой вас учили белые. Всё, что нужно знать для жизни, человеку подскажет природа и предки.
- Да, я понимаю, о чем ты, - сказал он. – Мне тоже всегда казалось, что в наших школах… слишком много всякой ерунды. Хотя, если не включать мозги, наверно даже не заметишь. Только обидно бывает, когда тебе кто-то нравится, и ты замечаешь, что он несет явную чушь. Знаешь, мне стало почти плохо, когда одна девушка – я всегда считал ее личностью – стала соглашаться с училкой английского, что знание грамматики – это самый верный показатель культуры, и если отменить все эти правила, то мир погрузится в хаос. У меня было такое чувство, что для них знание грамматики означало принадлежность к какой-то особой касте, а не просто умение писать предложения по стандарту, установленному кем-то в словаре.
- Да, - согласилась она. – Есть такое дело… Кстати, кое в чем наши школы схожи с индейскими: когда поступаешь в какой-нибудь ВУЗ, на вводной лекции тебе говорят: «А теперь забудьте то, чему вас учили в школе». Вроде как, ты прорвался в высшую лигу, и тебе теперь не нужно помнить весь тот хлам, которым набивают головы людей, не способных получить высшее образование.
Ближе к вечеру они остановились в мотеле и поужинали в кафе неподалеку, на веранде коттеджа владельца.
- Мне всегда казалось, - сказал Роберт, сидя напротив Шерил и ковыряя вилкой салат, - что жить вот так, у шоссе, в паре миль от какого-нибудь городка – это тоска зеленая. А сейчас я подумал, что это даже интересно – держать мотель: ты видишь столько людей, знакомишься с ними, узнаешь их истории.
- Да, наверно, - сказала Шерил. – Если видишь в этом призвание.
Они заняли соседние номера, душные как теплица, и Роберт сразу включил вентилятор, встроенный в окно, и пошел принять душ. Войдя после душа в комнату, он поймал себя на ощущении, что не чувствует себя отделенным от Шерил, как будто оба их номера были комнатами одной квартиры. Чувство было волнительным и приятным, и казалось правильным. Когда Роберт включил радио и поймал «Настроение индиго» Дюка Эллингтона, он едва не сказал: «Классный мотив, а, Шерил»?
Солнце зашло за горизонт, и окружающий ландшафт приобрел более мягкие очертания, воздух сделался прохладнее. Перед тем, как лечь спать, Роберт подумал, нет ли у него хорошего предлога, чтобы заглянуть к Шерил – ему очень захотелось увидеть ее перед сном, как будто это могло дать ему обещание, что завтра она не уедет с кем-то другим. Но такого предлога он не нашел и лег спать, слабо надеясь, что она приснится ему. Она не приснилась.
Проснувшись утром около восьми, он подошел к окну и посмотрел на машины, припаркованные со вчерашнего вечера – все были на своих местах. Он немного успокоился и пошел умыться. Вскоре он услышал звук автомобильного двигателя и, выглянув из душевой, увидел, как к мотелю приближается большой малиновый «Понтиак». Припарковав его рядом с другими машинами, показался водитель, маленький, аккуратно одетый человечек с чемоданчиком и вороватым лицом. Человечек надел дежурную улыбку и подошел к одной из кабинок.
Как и следовало ожидать, это был коммивояжер. Едва ему открыли, он принялся расхваливать какой-то свой товар, бодрым, хорошо поставленным голосом, ловко демонстрируя содержимое открытого чемоданчика. Его малиновый «Понтиак» выделялся среди прочих машин как воплощение кича. Роберт подумал, что едва ли этот «комми», похожий на встрепанного воробья и совершенно невыносимый в своей назойливой услужливости, сам купил себе такую броскую и большую машину, рядом с которой он казался лилипутом. Наверняка она предоставлена ему фирмой, чтобы все видели, как хорошо идут дела у ее служащего. А может, он и сам хочет казаться себе и людям преуспевающим дельцом, и купил этого монстра в кредит на несколько лет, что заставляет его еще крепче держаться за свою дурацкую работу. В любом случае, он был неприятен Роберту, и еще большей неприязнью он к нему проникся, когда увидел, как тот стучится в дверь номера Шерил.
Шерил открыла не сразу, а едва поняла, кто перед ней, сказала коммивояжеру пару вежливых фраз и закрыла дверь. Человечек пожал плечами, и, глядя куда-то себе под ноги, пошел к кабинке Роберта. Роберт рассмеялся, включил радио погромче и пошел принять душ.
Входя после душа в комнату, он услышал, как кто-то стучит в дверь, и приготовился послать коммивояжера подальше, а когда открыл, то увидел Шерил, с сумкой в руке и тубусом за спиной.
- Ну, ты как? – спросила она. – Не думаешь выдвигаться?
Они мчались по шоссе, навстречу ветру, обгоняя солнце, поднимавшееся за спиной, и Роберт вдруг подумал, что, возможно, он будет по-настоящему счастлив, если, вместо того, чтобы ехать в Гринвуд, поедет в Таос, вместе с Шерил.
- Можно узнать? – спросил он. – Зачем ты, собственно, едешь в Таос?
- Ну, это… Не знаю, - рассмеялась Шерил. – Я ведь художница. Это вроде Мекки для меня. Я же говорила, там живет моя сестра. Иногда человеку просто нужно такое место, чтобы можно было уехать туда, понимаешь?
- Да, отлично понимаю, - сказал Роберт. – А что ты рисуешь?
- М-м, - произнесла Шерил задумчиво. – Да, то, что вижу. И что приходит изнутри. Я никогда особенно не думаю над тем, что рисовать. Это… просто приходит откуда-то и проявляется через меня – все эти образы, цвета. Когда это случается, я беру кисти и начинаю рисовать.
- Интересно, - сказал Роберт.
- Иногда что-то приходит ко мне во снах, - сказала Шерил. – Оно может проситься наружу довольно долго, но я не всегда могу просто взять и нарисовать это. Иногда мне нужно дозреть, выносить это в себе. Почти как беременность.
Она рассмеялась.
- А бывает, - продолжала она, - я сразу вижу что-то и рисую. Всегда по-разному.
– Знаешь, - сказал Роберт после некоторого молчания, - я, в общем, тоже рисую. Карандашом. Иногда я вижу что-то… почти как ты говорила… в основном, это лица людей или дома, и мне очень хочется нарисовать их – пересоздать какой-то образ, пропустить его через себя. Но, пока я не увижу чего-то конкретного, такого, чтобы меня торкнуло, я не возьмусь за карандаш. Я ленивый.
- Значит, дело не в самом желании рисовать? – спросила Шерил. – Мне всегда казалось, что художник просто должен рисовать – неважно что…
- Ну, - сказал Роберт, - может, я не совсем художник, просто… иногда я слишком… увлекаюсь чем-то. Или кем-то. И не могу найти покоя, пока не нарисую это. Такие дела.
- Ты забавный, - сказала Шерил.
Они помолчали какое-то время.
- Нью-Мексико, - сказал Роберт, - наверно, особенное место для художника. Его ведь называют зачарованным краем…
- Да, это так, - сказала Шерил. – Там… даже воздух пропитан видениями. Там спокойно. Чувствуешь такую древнюю, правильную силу. Близость пустыни, скалы, кактусы. И небо там такое густо-синее.
- Кактусы, - сказал Роберт. – Пейот? Из них ведь делают галлюциногены … Может, что-то испаряется из них? Ты просто дышишь этим воздухом и… твое сознание раскрывается навстречу…
- Ага, - сказала Шерил. – Все дело в химии. А после ядерной бомбы химии явно прибавилось…
- Да уж,… - сказал Роберт. – Я слышал про радиацию… Наверно, только пустыня и может справиться с ней.
- Как знать, - сказала Шерил. – Может, мы еще поплатимся. За наше стремление ко всемогуществу.
Довольно долго они ехали молча, пока «Форд» двигался на юго-запад, по дороге, проходившей по холмистой равнине, поросшей травой и редким кустарником.
После полудня они остановились пообедать в придорожном кафе, под названием «Лошадиные перья», на вывеске которого гарцевал пегас. Роберт подумал, что им здесь едва ли предложат отведать чего-нибудь особо экзотического, да он и не хотел ничего такого. Они с Шерил заказали по жареному цыпленку с клюквенным соусом, он – с картошкой, она – с рисом, и по бутылке «Кока-колы».
Пока они ели, по телевизору сообщили об очередном прорыве подземного газа в городке Централия. Пожар в подземных шахтах продолжался уже несколько лет, и не было, по-видимому, никакой возможности справиться с ним. Все началось с того, что в мае 1962 года городской совет нанял пожарников, чтобы они вычистили свалку в заброшенном карьере рядом с кладбищем. Мероприятие было приурочено к празднованию Дня памяти павших в гражданской войне. Пожарные, следуя своему опыту, подожгли мусор, чтобы затем, когда он прогорит, потушить пепелище. Однако, часть горящего мусора провалилась в заброшенную шахту и воспламенила залежи жидкого газа. Так начался самый масштабный пожар в истории Америки, который будет продолжаться еще многие десятилетия, распространяя облака ядовитого газа по городку и разверзаясь иногда адскими безднами под ногами несчастных жителей.
- Еще один кандидат в города-призраки, - сказала Шерил.
- Ага, - сказал Роберт. – Не представляю, как кто-то может жить там до сих пор.
- Ну,… иногда людям трудно сняться с насиженных мест. Даже нам, американцам. Что уж говорить о тех же арабах или индусах, которые буквально живут на вулканах. Там постоянно случаются какие-то бедствия – извержения, землетрясения, горные обвалы – и что? Они выползают из-под руин, хоронят своих мертвецов и снова ставят дом где-то неподалеку. И так – поколениями.
- Кошмар… Они как будто не хотят спокойной жизни. Может, они не могут без этих страданий?
- Не знаю… Кажется, это слишком глубокая тема. По крайней мере, для разговора за обедом, в кафе посреди Среднего Запада.
- Точно.
- Мы, американцы, свободней относимся к переездам. Нас все время манят неизведанные дали, желание начать все заново. Подумай, сколько в Америке городов-призраков. Тот же Канзас, в который ты едешь, чемпион по таким городам. Вероятно, это у нас в крови.
- Согласен. Мы с тобой – лучший тому пример.
Он рассмеялся.
- Ну, ты-то вроде собираешься вернуться в Нью-Йорк.
- Да, вроде того, - сказал Роберт уклончиво. – Хотя, ничто меня там, вроде бы, не держит.
Он взглянул в глаза Шерил.
- В самом деле? – спросила она. – Тогда, может, стоит задуматься, зачем ты там живешь? Дом – там, где сердце.
- Знаю. Просто,… я пока… ну, в общем, в поисках.
- Понятно.
Выйдя из кафе, они сели в «Форд» и продолжили путь, двигаясь по шоссе, посреди серо-зеленой равнины, поросшей травами и кустами, пока солнце справа клонилось к холмистому горизонту.
Постепенно движение становилось все оживленнее, попадалось больше встречных автомобилей, и вскоре Роберт с Шерил въехали в городок под названием Каир, стоявший на берегу Миссисипи.
Городок был небольшой, провинциальный, и казался по-европейски старинным; большинство зданий были построены в XIXвеке или в самом начале XX, и улицы его, окрашенные золотым закатным светом, дышали спокойствием.
- Похоже, приятное место, - сказал Роберт, когда они проезжали по центральной площади городка, где старинные муниципальные здания, с карнизами и колоннами, казались сложенными из огромных, кремового цвета печений. – И городок стоит, как раз, у реки, словно Миссисипи – это Нил.
- Хм, - сказала Шерил. – Интересно, есть ли здесь египтяне?
Они проехали городок до самой реки – темно-зеленая гладь Миссисипи простиралась до западного горизонта – и вскоре увидели конструкцию моста из металлических ребер и тросов.
- Отвези меня, пожалуйста, на речной вокзал, - сказала Шерил. – Пожалуй, дальше поплыву на теплоходе.
- Как скажешь, - сказал Роберт.
Они немного поколесили по побережью, и Роберт остановил «Форд» у здания речного вокзала, от пристани перед которым отходил теплоход.
Шерил вышла из машины, достала из багажника сумку и подошла к водительскому окошку.
- Приезжай как-нибудь ко мне, в Таос, - сказала она, - нарисую твой портрет.
- Обязательно, - сказал Роберт, и они улыбнулись друг другу.
Он смотрел, как Шерил поднимается по ступенькам, с тубусом за спиной и сумкой в руке, и заходит в здание вокзала. Постояв минут десять и убедившись, что она не передумает, он медленно тронулся с места и, развернув «Форд», поехал к мосту через реку. На том берегу его ждал штат Миссури.