Эйфория от разрыва отношений с Сашкой, от свободы, прошла очень быстро.  День за днем я возвращалась домой, оставаясь наедине со своими мыслями. Они меня медленно, но верно убивали. Выгрызали меня изнутри. Я сходила с ума. Каждую ночь я просыпалась и орала в подушку от того, что он мне снился, а рядом его не было.  Я не выдержала, подошла к нему перед парами и, едва сдерживая слезы, попросила простить меня, попросила начать все сначала. Он посмотрел на меня равнодушным взглядом, сказал: «Это пройдет, Лен». И ушел в аудиторию. Пару я прогуляла. Я ушла домой, закрылась в комнате и плакала. Я умоляла Бога, чтоб он вернул его мне. Я исписывала пачками листы, писала только одну единственную фразу «Саша, я люблю тебя». Я царапала себе руки в кровь, забинтовывая их наутро, закрывая все это кофтами с длинным рукавом.

Кульминация наступила летом. Сдав сессию, я уехала домой. Там, оставшись вечером одна, когда родители уехали на дачу, я набрала ванну, легла в нее, взяла лезвие… Боли не было. Я смотрела, как кровь из вен смешивается с водой и плакала. Я не хотела жить без него. Он был мне нужен.

Сознание начинало отключаться. Я то проваливалась в пустоту, то вновь возвращалась в реальность.  Когда я была без сознания, я точно помню, что видела Сашку. Я была счастлива. Последнее, что я помню, перед тем как отключиться, хлопнула входная дверь. Это вернулись родители, но мне было все равно. Я очнулась в больнице. Первым моим вопросом было «Зачем?». Я не понимала, зачем меня спасли. Я плакала, истерила, орала как ненавижу этот мир, что он мне не нужен без Сашки. Меня накачали успокоительными, как говорит мама, я проспала тогда двое суток. А я не помню. Когда меня выписали, мне назначили консультации у психиатра.  Но в них не было смысла. Я ни с кем не разговаривала. Вообще ни с кем.  Родители тогда выложили приличную сумму денег на то, чтоб лучший пластический хирург убрал шрамы, но некоторые все равно остались. Они выглядят как следы от царапин. Никто не знает о том, что я это сделала.

Было начало августа кажется, когда родители стали решать вопрос о том, чтоб забрать документы из университета, поскольку я была очень замкнута, по-прежнему ни с кем не разговаривала. Врач настоятельно рекомендовал это сделать, поскольку считал, что что-то там может спровоцировать очередную попытку суицида. Когда мои родители твердо решили, что да, забираем документы, я впервые за все лето произнесла «Нет. Вы этого не сделаете». Сопротивляться они не стали. 1 сентября я должна была вернуться в родные пенаты, увидеть Сашку…