Это цитата сообщения Наталия_Невзорова Оригинальное сообщение

Света и маньяк

Света вышла как обычно, после вечерней кормёжки. На этой неделе нервы были на пределе. Внутри комком накапливалось и бурлило. Наружу рвался не крик даже, а ор. Причём орать хотелось в целом на мироздание. Потому что орать на кого-то конкретного смысла не имело никакого. Патологическое ощущение полного бессилия перед происходящим вокруг, как обычно ввергло её в состояние некоторого сомнамбулизма. Все вокруг перестало быть интересным, мозг отказывался переваривать любую информацию, перейдя в режим механических действий.

Одним из таковых и являлся выгул собаки. Хотя обычно вечерним выгулом занимался кто-нибудь из мужчин. Или муж, или сын. Не то, чтобы они как-то сильно переживали за её здоровье и благополучие, просто к вечеру после работы и ежедневных домашних трудов Света была не способна на подвиг вечерней прогулки. Да и никаких опасностей на пути собачника встретиться не могло в принципе. Стопятьсот раз хоженые тропы, правда неосвещаемые. Подальше от прохожих, чтобы не раздражать их глаз естественными собачьими отправлениями. Сегодня было исключение. Сын где-то загулял со своими друзьями, а муж отметил пятничный вечер приличной дозой горячительного и уснул. Будить его в таком состоянии себе дороже, поэтому Света пошла сама.

***

Маньяк был «собачником». Он убивал собачников. Душил собачьим поводком, которым так беспечно пользовались хозяева четвероногих, не подозревая до последнего момента своей жизни какую опасность несёт в себе этот собачий аксессуар. В этом был особый шик. Двойная опасность. Ощущение власти над всеми силами природы, а не только над её венцом. Больше всего ему нравилось, если удавалось за раз удушить и хозяина, и собаку. Накрутить поводок на шею так, чтобы четвероногое тоже повисло на ошейнике и задохнулось вместе с своим кумиром. Было в этом что-то … романтическое, наполняющее сладкой грустью по судьбе двух существ, не расставшихся и в смерти. Хотя, конечно, в таком было мало доблести. Гораздо опаснее было убивать их порознь. Ноги маньяка были покрыты шрамами от злобных укусов этих маленьких, но храбрых тварей. Что не добавляло ему к ним любви. Правда случалось и такое, что зверюшка убегала, скуля от ужаса. И тогда в нём оставалась неудовлетворённость, влекущая его быстрее выйти на поиски новых объектов охоты. Нет уж, самый идеальный способ – удушать одновременно. Это тоже требовало особых навыков и мастерства. И силы. Ну уж силой-то природа его не обидела.  

Сегодня он убивать не собирался. Но эта маленькая женщина, несущая брезентовый поводок в руке, показалась настолько лёгкой добычей, что он не смог устоять.

***

За домом Света спустила Махлорхен с поводка, чтобы не таскаться с ней по кустам. Мадам была чересчур щепетильной в плане выбора места для своих естественных надобностей. Ей обязательно нужно было забраться поглубже в траву, кусты или сугроб, чтобы наконец успокоиться и облегчиться. Откуда в ней взялась такая аристократичность понять было трудно. Махлорхен была дворнягой. Правда довольно крупной. Ростом с табурет. Да и шириной, пожалуй, что тоже. Половина её веса была явно лишней, впрочем, как и у её хозяйки. Взятая из приюта уже в подростковом возрасте, Маха не претендовала на роль идеальной охранницы. Да что уж там говорить, она была откровенно трусовата, что объяснялось хозяевами трудным и голодным детством, как и не проходящий зверский аппетит, который вроде бы, должен бы был пропасть после двух лет, но не пропадал. Заподозрив в чем-либо опасность, или в ком-нибудь угрозу, Махлорхен пряталась за хозяев и заливалась оттуда дичайшим лаем, периодически переходящим в безумные завывания собаки Баскервилей. Это раздражало. Тем более, что не понятно было, кто в следующий раз вызовет у собаки чувство угрозы. Она могла одинаково шарахнуться как от здоровенного Светкиного одноклассника, с утра уже наполненного алкогольными парами, и радостно раскидывающего руки в попытке заключить Светку в пьяные объятья, так и от старушки, неуверенно бредущей с палочкой навстречу.

***

Света ещё только начала поворачивать голову, чтобы понять, что случилось с поводком, за что такое он зацепился, что исчез из руки так стремительно, как сама уже потеряла опору и повисла в десятках сантиметрах над землёй на этом самом поводке. Что-то такое он пережал ей в горле, необходимое организму. Что-то жизненно важное, без чего жизнь, ещё минуту назад бурлящая в ней начала из неё вытекать, а мозг стал наполняться чёрными звёздами, взамен бездумной апатии.

Кажется, она даже чувствовала, как лопаются капилляры в её глазах, под нарастающий гул крови в ушах. Пальцы автоматически рванулись к шее и поскреблись о брезент поводка, не найдя ни единой щёлки, чтобы влезть между ним и кожей. Лёгкие настоятельно потребовали воздуха, в шее что-то трещало. Казалось, голова вот-вот оторвётся от остального организма и отправится в свободное путешествие, не обременённое лишними килограммами костей и мяса. В глазах совсем потемнело, а организм обрёл свою собственную жизнь.

Пятки судорожно елозили по тому, что оказалось сзади, в попытках на что-нибудь опереться, а правая рука полезла в карман, оставив левой инициативу продолжать изыскания наверху. Изыскания левой руки довольно скоро возымели успех, наткнувшись на волосы. Что это были за волосы было не важно. Вряд ли это были волосы головы. Скорее всего борода. Сути это не имело, потому что, повинуясь извечному женскому инстинкту вырывать волосы у соперниц и обидчиц, левая рука вцепилась мёртвой хваткой в то, что имелось в стремлении вырвать их к собачьим чертям.

У правой руки дела обстояли хуже. Карман, к сожалению, был глубокий. Специально такой подбирался, чтобы вместить в себя весь айфон целиком, а их теперь делают размером чуть ли не с энциклопедию. Но, к счастью, как и у любой порядочной женщины, он был наполовину полон. Нет, айфон Света не взяла. Зачем, если фотографировать окружающую тьму смысла не имело, но зато там были наушники, носовой платок и две связки ключей – от дома и от работы. Ключи от дома лежали сверху этой кучи. До них правая рука и дотянулась. Дотянулась и судорожно сжала. В каком-то уже агонистическом порыве, Света стремительно вытащила руку из кармана и с размаху, теряя уже последние проблески разума, ткнула вверх, притягивая левой рукой неизвестное лицо к такому маленькому, тупому и бесполезному ключику от квартиры.

Она ни на что не надеялась. Просто вся накопившаяся за последнее время ненависть к безумному-безумному миру, сконцентрировалась вдруг на этом непонятном и агрессивном, покусившемся на святое её право жить. Удар зажатым в кулачке ключом получился сногсшибательным. Она каким-то невероятным чудом попала в глаз. Что-то лопнуло там наверху и потекло тёплым и осклизлым по кулаку, но ещё прежде, чем рухнуть освобождённой и потерявшей сознание на жёсткую промороженную землю, привычным автоматическим движением, Света повернула ключ в глазнице.

***

Боль была адская. Никогда в жизни не испытывал он такой боли. Даже когда рвали его ноги отважные шавки, когда сам накладывал себе швы без наркоза, не испытывал он такой адовой боли. Чёртова сука! Чёртова, чёртова сука! Она выбила ему глаз! Звериный рык, вырвался из самой его утробы. Растоптать, разорвать, изничтожить.

Тётка лежала, не шевелясь под самым боком. Был бы у него нож, он не задумываясь наделал бы в ней дополнительных дыр, но ножей с собой он не носил. Это надо будет исправить. Придётся ломать шею. Но сначала настучать по этой ненавистной роже, за то, что превратила его в одноглазого инвалида. Или лучше сначала сломать шею, а потом уже настучать. Да. Так будет надёжнее.

Поскуливая как побитая собака, смаргивая беспрестанно сочащиеся из целого глаза слёзы, он поднялся наконец на локте и потянулся скрюченными пальцами к недобитой жертве. Секунду спустя что-то огромное, как бронепоезд врезалось в его голову, откинуло обратно на спину, припечатав к земле и разорвав новую бомбу боли в бывшем глазу. А затем… затем… здоровенные собачьи челюсти сомкнулись на открытой шее.

Собака была невоспитанной. Поэтому не остановилась до тех пор, пока, не перегрызла горло на манер своих древних диких родственников из первобытных лесов. И когда страшное чудовище перестало источать запахи жизни и запахло смертью, она выпустила его, и поскуливая подобравшись к хозяйке, принялась лизать её лицо, тыкаясь окровавленным носом в едва тёплую Светину кожу.