Рассуждая без толики притворства, следует отметить, что я не сразу прониклась презрением к человечеству. Поначалу я обильно и упрямо выливала ушаты с помоями на свою же голову, а  самобичевание по темечку кулаками после очередного провала было для меня священной традицией. Дескать, сам же и виной, отведай символичного воздаяния, бесполезный орган в черепной коробке. 
Однако оказалось все в забавной инверсии. Обнаружилось, что человеческий фон вокруг моего "эго" обладает на оное своеобразным седативным действием, проще говоря, раздавливает и притупляет его лучшие воплощения.

Люди. Уничтожают мой дух. Лишают меня чувств.
Раскатывают в пласты, свертывают в лепешки, запекают в пламени своей предвзятости и равнодушно пожирают.
И тем не менее, я, абстрагируясь от собственной "очеловеченности", все еще таю веру в них. 
Наблюдая со стороны, за их поведением, мыслями, открытиями, безвозвратными падениями, гнусными пороками и вымученными добродетелями, я воображаю себе, будто они на что-то пригодны. А что если?
Даже столь вульгарные, преисполненные тошнотворной патокой  чувства, как любовь и дружба, имеют свойство воспламенять свечу их изменчивых душ и подчас на короткий миг превращают все их естество в сверкающее пестрое зарево.  

Природа наделила меня тонко чувствующей натурой, не в меру впечатлительной и меланхоличной. Стало быть, мне пуще других должно хотеться ощутить и наполниться до верху гаммой известных чувств. Но мой рассудок, мой рациональный скептицизм с циничными рецидивами блокировали все искренние (низменные, жалкие) порывы души. В каждой сущности я вижу червоточину, в каждом лице -- безразличие, мешаемое с апатией. Вся пакость и слабость человеческая находят отдушину в  личине иллюзорной добродетели любви, спеша облачиться в нее, словно дикий варвар в королевский пурпур. Кого заботит, что от идеала, первично вложенного в понятие "высокого чувства" осталось только наименование?
Ум творит идеалы, утопая в зловонном болоте.  
Таково мое представление участника, а не случайного прохожего. 

Люди непосредственно едва ли делают мне что-либо скверное (оттого, что я избегаю прямых длительных контактов), но они ранят, отравляют меня  лишь своим присутствием, самыми естественными человеческими проявлениями. Мне мерзок взгляд, я брезгую дружелюбием и страдаю идиосинкразией на чужие мысли, несказанные сентенции, невыраженные жесты. 
Это личный недуг, который я могу разделить с составляющими безусловное меньшинство мизантропами.
Что за светопреставление ожидало бы всех нас, составь они вдруг большинство?
Но подобный расклад - очевидная невозможность, поелику миллиарды созданий людских не воображают себя без общества, команды себе подобных, способных проникнуться, поддержать, развлечь, оскорбить, предать и уничтожить. 

Человеческое - корень моей проблемы. И пока я являюсь собой, человеком и никем иным, я не прекращу терзаться.
Я - лишняя. Я - не желаю быть человеком. И отказываюсь менять воззрения.

Славно, однако же, что со временем даже самые чуткие и нежные оболочки грубеют и теряют трогательную хрупкость. 

А несмотря ни на что (коснитесь флакона с болиголовом, все сардонические ухмылки) , сама жизнь в чистом виде и бьющееся в груди сердце - безоговорочная, единственная в своем роде и необъяснимая прелесть.