Кто все эти люди?
Как смеют они прикасаться ко мне? Как смеют требовать внимания?
Неужели я была рождена в до того несуразной общине, где уединение не возводится в ранг наивысшей ценности?

Лишнее общество. Деструктивное общество. Общество, в сумме которого ноль.

Лучше бы небо было не лазурной гладью, а безграничным зеркальным куполом. Кто знает, быть может, тогда людей больше тревожил бы вопрос о их естественной мерзости. Ведь так они вынуждены были бы вечно лицезреть себя со стороны. 

Но небо не изменить.

Оно идеально. По всем понятиям и ни по одному. Оно неизмеримо и неэвалюируемо.
Небо лицемерит.
Мы, падая навзничь перед священной голубой высью, ощущаем, что заслужили жизни под ее древним и умиротворенным великолепием.

А она лишь хищно скалится наземь небесными светилами, время от времени ниспосылая  громогласный хохот. Мы не слышим ее издевок. Мы говорим, что это стихия. Ее ли вина в том, что она столь гипнотизирующе пленительна в своем разрушающем призвании?

А после, в предрассветный час этот двуликий Янус неожиданно прослывет  целомудренной юной нимфой в прозрачных одеждах, беззаботно заглядывающей аквамариновыми глазами в лица спящих пролетариев. 

И мы вновь ему поверим. Ибо как не верить идеальному?

Мы видим небо в себе и себя в небе.
Это иронично, потому как эволюция обделила нас крыльями. 

Благодаря небесам мы романтики, прихожане и художники с богатыми внутренними мирами.

Расценивай это, как тождественность с умозрительным экспериментом, где в отражениях зеркал, вместо наших лиц, выступают боги. 
Грязные, темные боги облаченные в безупречно отшлифованный кристалл.

Вот что занятно: едва ли у кого-то когда-либо возникал мятежный порыв воссоединиться со своим ликом из зазеркалья. 

Скрывает красота любой порок.
В ней усмотреть пороки кто бы смог?
И если есть грехи у красоты,
Едва взглянув, о них забудешь ты.