1
Это было со мной в золотом сентябре.
Огибая густой, непролазный орешник,
я увидел, как шёл с целой свитой зверей
царь владений лесных. Впереди - старый леший.
А места те глухие, сплошной бурелом.
Ни тропинки тебе, ни проезжей дороги.
И застыл я, как ястреб с пробитым крылом
близ упавшей сосны у медвежьей берлоги.
Помню лёгкий озноб и восторг, и испуг,
но не тот, что сродни леденящему страху.
Вот толпа обнажённых до пояса слуг
на поляну внесла то ли трон, то ли плаху.
Загремела в лесу оркестровая медь
и прошли величаво в лоснящихся шубах
исполины дубрав - за медведем медведь,
громогласно трубя в золочёные трубы.
Развевались знамёна, стучал барабан.
Здесь - зверьё всех мастей, кавалеры и дамы.
В самом центре внимания - светский кабан,
остроумьем разя, сочинял эпиграммы.
Девять юных русалок в нарядных венках
из осенних цветов самых нежных и ярких
появились, держа в своих тонких руках
на серебряных блюдах вино и подарки.
Расписные ларцы самоцветных камней,
драгоценные чаши янтарного мёда
и тулуп меховой, что всегда был в цене
в предпоследнюю ночь уходящего года.
И, как маленький мальчик, разинувши рот,
очарованный зрелищем красочным этим,
за раскидистым дубом я скрылся и вот -
видел сказочный сон отшумевших столетий.
2
На поляне лесной в разноцветных лучах
непривычно огромного солнца стояла
неземная принцесса. У ней на плечах
вся в росинках-алмазах накидка сверкала.
Шевелил ветерок шёлк пшеничных волос,
ниспадавших на грудь озорным водопадом.
Чудо-фея среди белоствольных берёз
загрустила о чём-то с отцом своим рядом.
Может, вспомнив о лете, подумала ты,
что летят, будто лебеди, лучшие годы.
Лепестки оборвав, жизнь бросает цветы
в охлаждённые стужей прозрачные воды.
Трое огненно-рыжих лисят близ неё
презабавно резвились, кусая друг друга.
В чистом небе кружилось меж тем вороньё,
приближаясь к поляне моей круг за кругом.
Проплывал над окрестностью клин журавлей,
уходя к горизонту в небесной лазури.
Бабье лето! - оазис на грешной земле,
полустанок меж летом и зимнею бурей.
Будет время дождей и придёт снегопад,
но в избушке под свист одуревшей метели
ты увидишь сквозь сон, как над миром летят
паутинки, цепляясь за сосны и ели.
Ты увидишь, как кружится в воздухе лист,
свою участь оплакав чуть слышным шуршаньем,
как табун лошадей, прискакав издали,
оглашает поля опустевшие ржаньем.
И река с потемневшей свинцовой водой
уж не манит тебя с головой окунуться,
хоть такая теплынь, что в рубашке простой
ты уходишь в луга, чтоб под вечер вернуться.
Бабье лето! Ну чья тут душа не замрёт
в сладкой боли при виде лесов увяданья.
Знай : для каждого в жизни наступит черёд
к своей осени ранней придти на свиданье.
3
Вот владыка взошёл на дубовый помост
и уселся на трон посредине поляны.
По бокам его встали поджавшие хвост,
нацепив золотые очки, - павианы.
В мягком кресле поодаль устроилась дочь,
посадив на колени смешного зайчонка.
На державных коленях я сам бы не прочь
подремать тет а тет с этой милой девчонкой.
Разомлев, ей поведать под шорох листвы
о больших городах, где я был и, где не был,
о решётках на окнах, откуда, увы,
стиснув зубы, взирал я в бескрайнее небо.
О цыганке, искусной в делах ворожбы,
нагадавшей проклятие блудному сыну,
о крутых поворотах бродяжьей судьбы,
о паденьях и взлётах, о выстрелах в спину.
А она, округлив голубые глаза,
мне внимала б, едва не теряя сознанье,
ведь такое, о чём я могу рассказать,
невозможно представить с её воспитаньем.
Но полна меланхолии фея моя.
Два придворных шута прямо лезут из кожи,
чтоб тебя рассмешить и, тоску затая,
ты глядишь равнодушно на глупые рожи.
Ни улыбки на девичьем бледном челе,
ни жеманства с изрядною долей кокетства.
Кем ты станешь, принцесса, на этой земле,
лишь вчера распрощавшись с безоблачным детством.
Королевой лесов иль царицей степей,
или горных массивов хозяйкой надменной?
Может, водных стихий суждено стать тебе
полновластной владычицей? Дамой почтенной?
4
Пред тобою открыты все двери, поверь,
все дороги лежат под твоими ногами,
но в глухом подземелье есть тайная дверь,
за которой укрыт чудодейственный камень.
Кто сумеет владеть им, любые мечты
и желанья его вмиг исполнятся сами.
Тот прозрачный кристалл неземной красоты
стерегут три совы с колдовскими глазами.
Фосфорическим блеском сверкают зрачки,
от которых ничто не способно укрыться.
В нишах каменных стен распевают сверчки,
в щелях трещин живут пауки и мокрицы.
"Пусть оставит надежду входящий сюда!"
Эта надпись над сводами узкого входа
всё горит, не тускнея, от года до года,
будто реквием сгинувшим здесь без следа.
Постоянно готовы к приёму гостей
неподвижно над камнем застывшие стражи,
пополняя коллекцию белых костей
добрых молодцев, в битвах лихих и отважных.
Перед чарами сов устоять нелегко,
но ещё тяжелей - до двери той добраться.
Можно в прах истоптать сорок пар башмаков
и ни с чем после долгих скитаний остаться.
Сколько я истоптал? Разве мне сосчитать?
Нет дорогам земным ни конца и ни края.
И когда только ветер устанет листать
отрывной календарь моей жизни? Не знаю...
Я объездил весь свет, переплыл все моря.
Я взлетал к облакам и спускался в пещеры.
Неужели вся жизнь моя прожита зря
и зачем мне она - без любви и без веры?
И к чему этот камень, коль нету мечты,
если в сердце тоска и арктический холод?
О принцесса! Как жаль, что не встретилась ты
в те прошедшие годы, когда был я молод.
5
А толпа, между тем, прибывала, росла,
заполняя пространство от края до края.
Вдруг ко мне подошли два серьёзных козла,
очень вежливо с ними пройтись приглашая.
Их манера держаться, повадка и тон,
а тем паче, рога - всё без слов мне сказали.
Никому не советую спорить с ментом
ни в осеннем лесу, ни на Курском вокзале.
Будь он трижды козёл или, скажем, баран,
мент - не страшный злодей, а закона блюститель.
Повидавший немало диковинных стран
был я разных событий участник и зритель.
Для меня это - пройденный в жизни урок.
Руки за спину, непринуждённой походкой
прохожу мимо плахи, поставленной впрок,
где от скуки палач зубоскалит с красоткой.
Опершись на испытанный острый топор, -
что за дело, по чьей погуляет он шее? -
весельчак прихорашивал рыжий пробор
частым гребнем, подаренным пухленькой феей.
Старший шёл впереди и прокладывал путь
в разношёрстной толпе, угрожая рогами.
Позади - молодой, важно выпятив грудь,
громко топал кривыми не в меру ногами.
А вокруг только лица скучающих дам,
полонённых толпой воздыхателей нежных,
да животные разных мастей, тут и там
окруживших кикимор и прочую нежить.
6
В неприметной ложбинке, укрытой кустом
одичавшей малины неяркой расцветки,
размещён пост охраны с сибирским котом.
Тут же - главный отдел полевой контрразведки.
За дубовым столом - всем знакомый кабан, -
в светском обществе бабник и плут, он на службе
знал три вещи : удавку, кастет и наган,
забывая на время о чести и дружбе.
Слишком туго затянут жандармский мундир,
но не спрятать клыков в завихреньях щетины.
Да и запах..., как-будто сортир для мужчины
вы сменили на дамский, простите, сортир.
Волосатые руки скрестив на груди,
по бокам его с мрачной ухмылкой на лицах
ожидают сигнала один, как один,
двое сытых и пьяных матёрых убийцы.
Холодок неприятный ползёт изнутри.
Будут бить, - информирует внутренний голос,
но глаза острым блеском отточенных бритв,
упреждают удар. Тишина раскололась.
Провожу свой коронный и падает враг,
опрокинув два стула и стол вместе с шефом.
В изумлении охнул опешивший хряк,
растеряв весь апломб, оказавшийся блефом.
Разошёлся по швам очень тесный сюртук.
Это вам наперёд, дармоеды, наука!
В своё время я на спор валил по пять штук
годовалых быков. Но об этом - ни звука!
Ненароком такой учинил я разгром,
положив и кота, и козлов, и охрану,
что дубрава пять лет вспоминала потом
сотни воплей, потрясших лесную поляну.
Я был зол, как три тысячи триста чертей
и крушил всё подряд суковатой дубиной.
Вдруг,как вкопанный, встал средь поверженных тел,
рядом с троном увидев склонённую спину.
То молил о пощаде седой, словно лунь,
старый леший, упав предо мной на колени,
а остатки нарядных придворных и слуг,
разбежавшись с испуга, толклись в отдаленье.
7
В краткий миг улетучилась ярость и злость.
С запоздалым раскаяньем, сам чуть не плача,
я поднял старика, - тощий, кожа да кость, -
и поведал ему о своих неудачах.
Леший понял меня, ободрил, приласкал,
хоть ласкать-то, по правде, и не за что, вроде.
Я ему, как отцу, о себе рассказал
и прощенье просил у него при народе.
Даже рыжий палач прослезился и сник
и, топор уронив на дубовую плаху,
стал публично оплакивать прошлые дни,
разрывая пунцового цвета рубаху.
Тут и царь подошёл. Руку подал. Послал
за столетним вином молодых павианов
и, меня усадив в самом центре стола,
подозвал оробевшую дочь - Несмеяну.
Передав длинноухого в руки пажу,
доверительно что-то шепнув важной даме,
мне сказала принцесса с поклоном : - Бонжур.
И погиб я, пленённый большими глазами.
Соблюдая всегда и во всём этикет,
каждый занял ему отведённое место.
Наклонившись к царю, молвил леший-аскет : -
Эта пара - ну чем ни жених и невеста?
Как она хороша! Не беда, что бледна.
Посмотри, на щеках уж играет румянец,
будто к нам на мгновенье вернулась весна.
Пусть наш гость пригласит Несмеяну на танец.
Старый сводник, понизив до шёпота тон,
продолжал развивать эту мысль, увлекаясь,
но, заботой бесчисленных слуг окружён,
я дарил предпочтенье бутылке "Токая".
8
Утоление жажды - великий закон,
помиривший царей и столпов демократий.
В размышленьях таких наблюдаю тайком
за пленительным холмиком в вырезе платья.
Географию женского тела вполне
изучивший за долгие годы скитаний,
я узнал, что холмы и ложбинки в цене,
пока молодость благоухает цветами.
Видно, в каждом мужчине живёт Дон-Жуан,
в этом я убеждаюсь всё снова и снова.
В голове созревает решительный план
обольщения в стиле а ля Казанова.
Беспощадна любовь, нестерпима ей фальшь
и, как пылкий юнец, ловелас и повеса,
лишь медвежий оркестр заиграл дивный вальс,
с грациозностью льва увлекаю принцессу.
Закружило меня, понесло сквозь века,
ослепило и бросило в вихре осеннем
и она, как тростинка, стройна и тонка,
полетела со мной, ускользающей тенью.
Лёгкой бабочкой, хрупким ночным мотыльком
возносилась на крыльях шелков невесомых
то близка и доступна, то вновь далеко
в своём замкнутом мире, чарующе-сонном.
Я на ухо шептал ей : - " Принцесса моя,
чем твои мне разрушить волшебные грёзы,
ведь прекрасным цветком в этих диких краях
ты надолго уснёшь с наступленьем морозов?"
А она отвечала : - "Так созданы мы
и природным законам должны подчиниться.
Во дворце, засыпая с приходом зимы,
каждый раз я мечтаю о летних зарницах.
Иногда в полудрёме мне слышится крик
птичьих стай или голос пастушьей свирели.
То подружки русалки, то леший старик
Станут сказывать сказку под хохот метели.
Но безмолвен и пуст погрузившийся в сон
заколдованный замок в лесу заповедном.
Ты в него не войдёшь, ибо он обнесён
недоступной для взора стеною запретной."