Когда говорят о второй волне русской эмиграции, обычно вспоминают о советских военнопленных, остарбайтерах, власовцах и идейных коллаборационистах, по разным причинам оказавшихся в Германии. Однако в ногу с отступающим вермахтом на запад устремились и толпы гражданских беженцев, не желавших снова жить под советской властью. Несмотря на неприязнь нацистов к славянам, Третий Рейх открыл границы для этих людей.
«Очищение» территорий
В общей сложности в 1941-44 годах, по оценкам демографа Павла Поляна в Германии оказалось около 8,7 млн жителей СССР. Беженцы и «эвакуированные» составляли 11% от этого числа или 1 млн человек.
Выезд русским в Германию нацистские власти разрешили ещё в 1941 году. Проще это было сделать тем, кого приглашали в Рейх на работу или лицам, имевшим знакомых среди немцев. Как писал оказавшийся в то время в Берлине бывший доцент Киевского университета Лев Дудин, на частных квартирах в столице Германии жили десятки тысяч советских граждан, которые пользовались свободой перемещения наравне с немцами. Неудивительно, что гитлеровская диктатура казалась им «свободной страной».
Поток собственно беженцев начался ближе к концу войны. Пока вермахт на востоке терпел поражение за поражением, к бывшей советско-германской границе потянулись обозы с людьми и вещами. Помнившие о репрессиях 30-х годов беженцы опасались, что само пребывание на оккупированной территории может стать для них «билетом» в ГУЛАГ. Подобные настроения подогревала и. геббельсовская пропаганда.
Власти Третьего Рейха решили не препятствовать выезду гражданских лиц, рвущихся в Германию. Более того, было признано целесообразным очистить оставляемую территорию от населения – чтобы оно не было использовано против немцев. Многих немцы «эвакуировали» фактически насильно. О дальнейшей судьбе этих людей никто, по-видимому, особо не задумывался.
«Несмотря на принципиальную разницу между ними, беженцы и эвакуированные в отчётах и донесениях проходят как единый контингент, - отмечает Павел Полян. – Регулярная статистика этого контингента практически не велась, а те данные, которые проскальзывали в различных донесениях, не разработаны и не обобщены».
Судьбы беженцев
Немцы предпринимали попытки упорядочить поток беженцев и не допустить их свободного «расползания» по Германии. Картину «встречи» на границе можно, например, найти в жизнеописании бывшего красноармейца Льва Силенко:
«Кто ехал или шёл на запад, не знал, где он будет и что с ним будет завтра. Когда колонна с подводами приблизилась к немецкой границе, её остановили немецкие солдаты. На границе у всех отобрали лошадей, повозки. Людей загнали в товарный поезд и повезли в Германию. Было видно, что идут все новые и новые эшелоны с такими же людьми. То в том, то в другом городе подцеплялись два-три вагона».
За счет партии, в которой оказался Силенко со спутниками, немцы решили пополнить ряды остарбайтеров – из лагеря, куда их привезли, беженцев распределяли на фабрики и фермы.
Но такая участь была уготована не всем. Например, будущему майору армии США Александру Брашко, уроженцу Ростова-на-Дону, было 7 лет, когда он в 1944 году покинул советскую территорию. Его отец пропал без вести в 1942 году под Москвой. Вместе с матерью мальчик, по данным биографического словаря «Русские в Северной Америке», шёл пешком через всю Восточную Европу. Сложно представить, что пережили женщина с ребёнком на дорогах войны, где напасть на них мог практически кто угодно. Кроме того, в немецких городах был риск погибнуть от бомб союзников. В итоге в 1945 году семья Брашко оказалась в лагере для перемещённых лиц («ди-пи») в американской зоне оккупации.
Отдельные немцы по собственному почину помогали беженцам найти ночлег. Например, журналист Вера Пирожкова, оказавшаяся с семьёй в Данциге летом 1944 года, с благодарностью вспоминала, как к ним подошли представительницы Немецкого женского союза и предложили переночевать в комнате отдыха своей организации.
После войны беженцы, которым удалось избежать репатриации, влились в состав русской и украинской колоний в Мюнхене, а также уехали в США, страны Латинской Америки и Австралию.