Любовь противоположна покою. Покой в бытовом восприятии – вид отупения. Человек ничего не хочет, оставаясь в положении ограниченности. Лень – когда надо, но не хочется, а покой – когда не надо и не хочется. Любовь – острота восприятия. Никаких мечтаний и мнений. Всегда на пике внимания. В ней нет ни покоя, ни насилия, ни дерготни - только активная гармоничность.





Люди, в силу своей ограниченности, зауживают первичные проявления изначального до понятий блага, сострадания и милости. У изначального нет таких качеств, но о его первичную проявленность нельзя почувствовать по-другому. Люди задаются вопросом: почему учителя учат, если у них уже всё в порядке, и им больше ничего не надо? Учат не учителя – в их образе проявляется изначальное, и проявляется оно так, как проявляется всегда: без учёта желаний учителей. Если есть учитель – он лжец. Если вместо учителя дырка от бублика, то изначальное проявляется характерным для себя образом, а невидящим кажется, что это действует учитель.
Не вдаваясь в подробности, можно сказать, что существует несколько видов «нирван», и с определённого этапа восприятия человек перестаёт быть собой, поэтому говорить о каждом человеке, если он не стал Буддой, что он врёт, было бы опрометчиво.

Страх и агрессивная его сторона – злоба являются атрибутами ограниченного восприятия. В законах ограниченного восприятия нет резонанса с проявлениями изначального, хотя само проявление тоже является изначальным.





Самоотдача

Мыслеобразы и тишину после мыслеобразов, … и то, что прямо сейчас в голове – отдаём окружающему пространству. Как в открытое отверстие после вытащенной пробки из наполненной водой ванны, так вовне улетает всё без исключения. Застилающие самоотдачу фантазии, так же выносятся вовне после того, как мы увидели своё отвлечение от самоотдачи. Выносится наружу правильное и неправильное, любые аналогии и новые ощущения. Это должен быть нескончаемый процесс. Он может иссякнуть только тогда, когда больше некому будет его длить.
О данном процессе говорится в разных традициях, но от этого он не начинает принадлежать каким-либо из них. Мы – часть мира, и, совершая акт самоотдачи, мы отказываемся от присваивания себе того, что никогда не было нашим и нами. Узнавания и определения с внешним и внутренним не являются функциями изначального: это его вторичная игра в нашем лице.