Индейцы Великих Равнин на тропе войны


Воинственность кочевников Великих Равнин отмечается всеми исследователями и очевидцами их покорения. Но основе её лежала отнюдь не мистическая «дикость степных варваров», а вполне материальные факторы, общие для всего мира: необходимость охраны своих лагерей и охотничьих угодий, погоня за престижем и добычей. Это и порождало многочисленные и непрерывнын межплеменные конфликты. Кроме того, в столкновениях воины демонстрировали силу духа, храбрость и, что немаловажно, мощь своей магии. Исходя из мотивов войны, разнообразны были и формы ее ведения. Важной задачей воинов было отражение нападений, а наступательные действия обычно проводились в виде набегов за скальпами и лошадьми.

До появления лошадей военные действия между племенами сводились к обмену стрелами между длинными рядами воинов да к сокрушительным атакам превосходящими силами на небольшие стоянки. С появлением лошади походы за скальпами становятся менее частыми. Реже становятся столкновения с участием сотен воинов с обеих сторон. Основной целью становятся табуны враждебного племени. Набеги за лошадьми были частыми и произвольными, проводились зачастую без согласования с вождями. Это был обычный путь для человека, желающего показать свою удаль, приобрести богатство и уважение. Осуществляли их небольшими партиями. Добыча лошадей не была единственной причиной подобных набегов. С неменьшей силой индейцев толкало к войне стремление поддержать свою воинскую честь и совершать подвиг, засчитать ку.

Собственно говоря, ку (от французского coup, удар) - это прикосновение к врагу рукой или же тем, что держится в ней - оружием, плетью, особой ивовой палочкой (жезлом-ку), без причинения ему вреда. Другие военные подвиги также именовались ку и вознаграждались почетными знаками, изображавшимися на теле воина, на его одежде, коне и имуществе, что обозначало его статус. У разных племен были разные степени военных отличий и разная система их градации. Кроу давали особые знаки отличия человеку, который возглавил успешный набег, захватил привязанных у коновязи лошадей, добыл ку и захватил вражеское ружье. Это последнее считалось низшим ку у черноногкх, гораздо выше ценивших убийство врага, что, в свою очередь, было второстепенным подвигом у многих других племён. Гораздо почетнее было посчитать на противнике ку, если тот за свою отвагу был отмечен военным головным убором или же удар этот был нанесен в пределах вражеского стана. Далее, наибольшее значение имел первый удар в схватке. Последующие прикосновения к той же личности ценились гораздо меньше. Арапахо и сиу позволяли вести счет до четырёх касаний, шайенны ограничивались тремя.

Наградой для воина было право носить особые регалии, которые говорили всем о его отваге, упрочали его репутацию и влияние. Свидетельством славы воина было исчисление его подвигов, имена детей и проколы в ушах, участие в религиозных церемониях, членство в воинских обществах.

Скальп, подобно угнанной лошади или захваченному ружью, представлял собой индивидуальный трофей, доказательство убийства, свидетельство ку. Хотя у всех племен, кроме кри и сиу, скальпирование было делом второстепенным, обычай этот был широко распространён, так как скальп являлся осязаемым символом удачи. Волосы отождествлялись индейцами с личностью. Лишая их, человека лишали души и таким образом скальпирование из убийства превращалось в ритуальное жертвоприношение. То была своеобразная самооборона от мстительного духа убитого воина, который таким способом лишался возможности вредить своему убийце. Скальпами размахивали во время Пляски Скальпов, их растягивали на деревянных обручах и хранили, как в могущественный военный талисман.

Индейцы Равнин владели разнообразными видами оружия, начиная с туземных луков, копий и палиц, вплоть до огнестрельного и металлического оружия, ввезённого белыми. Наиболее популярным оружием, которое с равным успехом применялось и на охоте и на войне, оставался лук. Он имел небольшую длину, так как приспосабливался к снаряжению всадника (до 3 футов в чехле); он был удобен для стрельбы из седла. Луки иногда усиливались рогом, но в основном делались только из дерева. Часто их усиливали, обматывая сухожилиями. Они же шли на изготовление тетивы.

Искусно сделанные луки и стрелы ценились весьма высоко. Наконечники изготовлялись из кости и камня, позднее - из железа и стали. Стрелы пускались с величайшей точностью и такой силой, что на близком расстоянии пронзали насквозь буйвола или человеческий череп. Луки били с предельной меткостью на 100 ярдов, будучи неэффективными на расстоянии свыше 150 ярдов. Наиболее мощные луки в идеальных условиях били на 300 ярдов. Армейский капитан сообщал в 1864 г.: «Лук и стрелы в руках индейцев были более опасным и эффективным оружием, чем револьвер. Револьвер мог выстрелить шесть раз подряд ... но его не всегда можно было перезарядить в седле на скаку, в то время как индеец мог пустить шесть стрел ... стреляя при этом в 24 раза быстрее. В итоге, когда солдат расстреливал все свои патроны, он оказывался добычей индейца с его луком и стрелами. Кроме того, индейцы имели копья, которыми пользовались с большим успехом. Наши парни имели сабли. Индеец не нападал на солдата с копьем, если солдат имел саблю, но и солдат с саблей не рисковал связываться с индейцем, если у того было копье».

Первое огнестрельное оружие, приобретенное индейцами, бывало зачастую неисправным, медленно заряжающимся и неуклюжим. Хотя оно было дешёвым и крепким, главное его преимущество заключалось в эффективном бое на близкой дистанции, а также в том страхе, которые оно первоначально вызывало. Более совершенные кремневые или пистонные ружья появились в период между 1800 и 1850 гг., но и они заряжались с дула и скорострельность их была невысока. В результате владение ружьем было скорее вопросом престижа, и лишь после 1860 г., с распространением заряжающихся с казенной части многозарядных винтовок, огнестрельное оружие стало вытеснять лук. В конце ХIХ в. большинство воинов владело одним-двумя ружьями подобными высоко ценившемуся карабину Винчестера образца 1866 г. или револьверами типа шестизарядного «ремингтона» времен Гражданской войны, или «кольта» - превосходного оружия всадника в ближнем бою.

Археологические исследования на поле битвы при Литтл-Бигхорн позволили более ясно представить вооружение сражавшихся там индейцев. Большинство имели луки и стрелы с металлическими наконечниками, полученными от белых торговцев. Из примерно 1500 воинов, сражавшихся против Кастера, от 597 до 697 обладали 25 различными видами огнестрельного оружия, отчасти добытого в предыдущих боях. Из них от 340 до 403 человек располагало современными магазинными винтовками Генри и Винчестера. Это давало им явное преимущество над солдатами, вооружёнными однозарядными карабинами Спрингфилда. Впрочем, скорострельность «винчестеров» в определённой степени сдерживалась большей дальнобойностью армейских «спрингфилдов», поэтому не следует абсолютизировать превосходство индейцев в вооружении, делая из этого главную причину разгрома Кастера. Не стоит забывать, что аналогичным же образом вооружённые солдаты Рино и Бентина успешно и с малыми потерями удержали свои оборонительные позиции на Рино-Хилл несмотря на все атаки индейцев.

Индейцами использовалось и немало иного оружия. Многие виды его появились под влиянием торговли с белыми. Наиболее популярным были каменные палицы, рукояти которых позднее удлинялись для большей свободы обращения с ними в седле. Применения металла вызвало появление других видов оружия, таких как общеизвестные томагавки. Популярные тесаки типа известных ножей Боуи служили и как рабочий инструмент, и как оружие. Металлические лезвия использовались для дротиков и копий, сменив каменные наконечники. Копья служили одновременно оружием и символом власти и храбрости. Так, например, члены шайеннского общества Тетивы носили лук-копьё, у большинства племен использовавшийся как декоративный жезл. Часто копьё имело форму пастушеского посоха с крюком, обматывалось мехом выдры и служило знаком отличия «офицеров» военных обществ. Копья имели по 12-15 футов длины, украшались перьями и скальпами.

Щит также претерпел изменения с появлением лошади, уменьшившись в диаметре от примерно 3 футов до 1,5-2 футов. Он состоял из одного-двух слоев плотной бизоньей шкуры, высушенной и окаймленной волосами или перьями и был способен отражать даже мушкетные пули на излете. Однако во второй половине XIX в. щит всё более превращался в своеобразный военный талисман. Изготовление щита сопровождалось великим множеством ритуалов. При обращении с ним соблюдался ряд табу. Например, щит не должен был касаться земли и его держали на треножнике лицом к восходящему солнцу.

Важной стороной жизни степных племен были военные общества. Они разделяли воинов племени на четко выраженные группы, члены которых имели высокий социальный статус и пользовались общим уважением. Каждое общество имело свои особые песнопения, пляски и убранство, проводило регулярные встречи своих членов. Они так же выполняли функции полиции, поощряли воинскую храбрость соперничеством между своими членами, служили посредниками между военными и мирными вождями. Каждое общество имело свои точные и вполне определенные ранги, так что ни у кого не возникало сомнений относительно старшинства в них. Особое положение занимали воины-смертники, давшие обет никогда не бежать от врага. Нередко в состав их боевого облачения входил специальный кушак, который они на поле боя пришпиливали к земле колышком в знак своей решимости не отступать перед врагом. Освободить их имел право только член того же военного общества. У шайеннов существововало несколько воинских обществ - Быстрые Лисы, Лоси, Красные Щиты, Тетивы Лука, Люди-Псы. Среди воинских обществ сиу можно назвать, например, Сильные Сердца (основано самим Сидящим Быком), Токала (Лисята), Носители Ворона, Миватани (Белая Метка).

Военный наряд индейца прерий должен был удовлетворять нескольким требованиям. Во-первых, он свидетельствовал о принадлежность, к тому или иному обществу, о положении в племени; во-вторых, служил могучим талисманом, обеспечивающим могучую защиту в бою; наконец, в-третьих, он являлся знаком подвигов хозяина, говорил всем о достижениях данного воина. Всем трем функциям удовлетворяла военная или «скальповая» рубаха. Первоначально она носилась исключительно, как знак службы, должности. Таковы были предводители сиу, которых так и называли «Носятели Рубахи». К их числу принадлежал, например, знаменитый воин оглала Ташунка Витко - Неистовый Конь. Они носили рубахи, раскрашенные и окаймленные скальповыми прядями, что символизировало их ответственность перед своим народом. Выдающиеся воины носили рубахи, как знаки отличия. Военные рубахи расписывались изображениями подвигов владельца. Символы были различны в разных племенах. Рука символизировала удачу в рукопашном бою; полосы - ранения или подвиги-ку; трубки - предводительство военными отрядами; следы копыт - число угнанных лошадей. Иные из изображений усиливали магическую силу рубахи. Например, черные точки предохраняли ее носителя от пуль. Тут же изображались «тайные помощники», явившиеся воину в видениях и обеспечивавшие ему помощь сверхъестественных сил. Ку и священные знаки изображались не только на рубахах, но и на плащах, ноговицах, мокасинах, на самом теле воина.

Общим обычаем среди индейцев Великих Равнин было и раскрашивание лошадей. Определённые символы использовались для изображения прошлых достижений воина. Они говорили о храбрости, проявленной им в бою, а также о произошедшим с его конем, хотя разрисованный конь не всегда был тем животным, историю которого он нёс на себе.

Причины нанесения раскраски, как и сами символы сильно варьировались. Воин обычно раскрашивал своего коня, когда готовился вступить на враждебную территорию, но животное раскрашивалось и для проведения различных церемоний. Некоторые авторы полагают, что раскраска выполняла роль камуфляжа, но по мнению других она скорее наоборот, делала лошадей более броскими для глаз врага, а нанесённые знаки должны были устрашать противника. Пятна на шкуре пегих лошадей-пинто могли быть, конечно, хорошим камуфляжем, делающим коня менее заметным издали, но индейцы предпочитали пегих по другой причине - за красочность, вносимую ими в племенные церемонии и ритуалы. Индейцам нравились пёстрые пинто и они зачастую раскрашивали про их образцу и одноцветных лошадей.

Каждое племя имело своя символы и знаки для раскраски лошадей, однако существовало 8 универсальных знаков. Это были: прямоугольник, отпечаток ладони, круг, скопление крупных точек, короткие горизонтальные линии, округлые и квадратные следы копыт, группа абстрактных пятен-клякс. Любой другой индивидуальный символ, помимо этих восьми, являлся магическим: например, кольцо с выходящим из него зигзагом, что означало змею. Кони раскрашивались одинаково с обоих сторон.

Прямоугольник означал, что воин возглавлял военный отряд, а отпечаток ладони сообщал о том, что враг был убит или сбит с коня в рукопашном бою. Среди сиу красный отпечаток ладони на конском плече или крупе назывался «кровавым знаком». То была высшая честь, какой мог достичь воин. Перевернутый вверх ногами отпечаток руки был символом воина, идущего на смертельный риск. Если отпечаток этот был неполным, показывающим только пальцы и половину ладони, то это говорило о клятве мщения.

Круги имели несколько значений. Например, толстая линия круга с красным центром говорила о битве вокруг бруствера или укрепления из камней или бревен, внутри которого были перебиты враги. Ряд из небольших окружностей указывал на то что воин участвовал в битве с применением окопов и траншей. Сну отмечали такое событие длинное цепочкой окружностей и точек.

Красный круг вокруг ноздрей коня, по мнению черноногих, кроу и сиу, усиливал обоняние животного; подобное красное или белое кольцо вокруг глаз должна была улучшать его зрение. Боевые шрамы на теле коня обводились красным, как знаки чести. Также их закрашивали поверх, чтобы было видно, где животное подучило рану.

Скопление крупных тачек говорило о видении в котором воину явилось, что град будет падать на его врагов как раз в том месте и в то время, когда либо он будет гнаться за ними, либо они будут преследовать его. Три или четыре короткие горизонтальные линии, помещённые одна над другой, отмечали ку воина. Они наносились на передние ноги коня, хотя кроу, черноногие и сиу наносили их также и на морды своих лошадей.

Острия стрел на всех четырёх копытах символизировали то, что конь этот быстр и не спотыкается. У сиу длинный зигзаг молнии, бегущий от крестца коня вниз по задней ноге, означал скорость и силу. Параллельные зигзаги, спускающиеся вниз по передней ноге, назывались полосами грома и служили для военной магии.

Похищение лошадей из загонов отмечалось изображением кола ограды - линии с развилкой на одном конце. Черноногие пользовались рисунками конских фигурок, чтобы рассказать об угнанных животных. Их рисовали в профиль одним цветом, не обводя по контуру. Это напоминало игрушечные палочки-лошадки индейских детей. Цвет символа соответствовал масти угнанного коня. Для обозначения пинто поверх рисунка наносились дополнительные точки.

Знаки воинского общества, делающие акцент на сущности группы, покрывали большую часть тела коня. Знаки эти обычно занимали треть конского крупа иди полностью голову, грудь и передние ноги. Это были полосы и точки, используемые по отдельности или в комбинации друг с другом.

Воин не всегда надевал военный наряд в бою, но всегда носил его с собой как талисман, облачаясь, если было время, при виде врага. Тогда же он раскрашивал лицо и тело, заплетал волосы в косы. Боевое облачение отражало замыслы и статус воина, демонстрировало доказательства его силы и храбрости, укрепляло его уверенность в превосходстве над противником. Поэтому воины решались сражаться почти обнажёнными, не защищая тело от ударов: они были убеждены, что их магия, амулеты, раскраска и молитвы вполне обезопасят их от вражеского оружия.

Воинское одеяние обычно дополнялось раскраской тела и перьями в волосах. Система перьевой геральдики применялась сиу и такими племенами, как хидатса, кроу, гро-вантры, манданы, ассинибойны. Перья обрезались, красились и располагались на голове в соответствии с совершенными подвигами. Система эта варьировалась между племенами и отдельными личностям. Отнюдь не все воины имели право носить военный головной убор. Это была привилегия вождей и великих воинов. Они считались защитниками племени и должны были являть примеры храбрости. Головные уборы из орлиных перьев были одновременно знаками отличия

Шайенн Деревянная Нога говорит: «Если приближалась битва, воины первым делом сбрасывали свою обычную одежду. Идея, что для битвы необходимо особое облачение, появилась не от уверенности, что это прибавит ловкости в бою. Это были приготовления к смерти. Каждый индеец хотел видеть себя в лучшем виде, идя на встречу с Великим Духом, а потому надевал этот наряд и перед боем и в мирное время - при опасной болезни. Некоторые племена не заботились о таких вещах и рисковали жизнью либо полуодетыми, либо в потёртом платье. Но шайенны и сиу относились к этой процедуре с должным вниманием».

«Их тактику под огнём трудно описать, - сообщает капитан Ричард Картер, описывая действия квахади-команчей против подразделений 4-го Кавалерийского полка 10 октября 1871 г. в устье каньона Бланко, - Их стремительный натиск в V-образном строе, последующее развертывание веером перед фронтом, когда оба их крыла сливались в единую волнистую линию кружащихся, как в водовороте, всадников, все быстрее несущихся по кругу направо и налево и столь же мгновенно собирающихся в единую массу, не сбиваясь при этом в беспорядочное стадо; их непостижимые маневры, когда они вновь рассыпались, выстраиваясь время от времени веером или же распадаясь на два крыла - всё это более и более вводило в замешательство наших ветеранов Гражданской войны, которые никогда не сталкивались с такими тактическими маневрами и со столь гибкой и подвижной линией стрелков. Команды были едва слышны и, чтобы перекрыть визг, приходилось орать во всю глотку». Такова была типичная индейская атака. Военные вожди могли вести своих людей в бой, но в бою каждый из воинов действовал самостоятельно. Несмотря на внешний хаос, индейцы превосходно владели своей тактикой. Как говорил санти-сиу Большой Орёл, «сражаясь по-своему, белые люди теряли многих людей; индейцы, сражаясь по-своему, тоже теряли - но немного».

Помимо круговой конной атаки, набор тактических приёмов степных воинов включал в себя заманивание противника в засаду с помощью отряда-приманки, внезапное нападение на рассвете, угон лошадей. Когда индейцы сами подвергались нападению врага в собственном селении, то воины бежали к лошадям, чтобы встретить неприятеля верхом, пока женщины и дети найдут себе укрытие. Оказавшись под таким прямым и массированнм натиском конного неприятеля, индейские воины, сдержав первый натиск и дав семьям возможность спастись, рассеивались, занимали оборонительные позиции, открывали огонь по врагу и, при удобном случае, могли перейти в контратаку. К 1876 г., после получения более современного огнестрельного оружия, в том числе магазинных винтовок, после близкого знакомства с тактикой белых солдат, индейцы Равнин стали практиковать и некоторые новые боевые приёмы. В частности, они стали более решительно идти в лобовую атаку, подчас прорывая строй противника, как то произошло в битве при Роузбад. Однако в целом война против армии США была для воинов прерий всего лишь ещё одной из беспрерывных войн с окружающими соседними племенами. Соответственно к ней и относились, соответственными средствами её и вели. Лишь немногие дальновидные вожди понимали суть происходящих событий, которым суждено было в корне переменить всю жизнь равнинных племён, весь её традиционный уклад.

Индейцы обладали превосходными воинскими качествами. Их храбрость, стойкость, превосходное владение конем и оружием обеспечили им немало побед над белыми. Но побед локальных, не имевших почти никогда решающего значения. Почти неизвестны случаи, когда бы индейцы собирались в большие «армии», способные угрожать колоннам американских войск в открытом бою (исключая, пожалуй, такое экстраординарное событие, как разгром Кастера). Индейцам было трудно объединить свои силы более, чем на несколько недель. Воин прерий был, прежде всего, охотником и война была лишь одной из граней его жизни. Белые солдаты могли уступать ему в индивидуальных воинских качествах, но их медлительные упорные колонны были несокрушимы для налетающих на них волн всадников; солдатам не нужно было заботиться о своих семьях, силы их были неистощимы и действовали они согласно заранее разработанному плану кампании. Индейцы же всегда были слабы своей разобщенностью. Но разобщенность эта не была следствием их легкомысленности. Это было естественным результатом всего их образа жизни, формировавшегося на протяжении столетий.

«Синие мундиры»


До 1865 г., когда по окончании Гражданской войны регулярная армия смогла вернуться к исполнемию своих обязанностей на Западе, граница по большей части находилась под охраной полков, сформированных на местах. Кроме них бнло создано еще пять полков так называемых «волонтеров Соединенных Штатов», которых набирали среди пленных конфедератов, которые предпочли сражаться с индейцами, а не томиться в лагерях военнопленных. Взамен им гарантировали, что не будут использовать их в операциях против южан. С завершением войны волонтеры были демобилизованы и в прерии вновь вернулись регулярные войска.

Американская армия имела самый пестрый и разнородный личный состав Многие приобрели вкус к армейской службе за время Гражданской войны; немалое число просто сменило серый мундир на синий; иные прибыли из европейских армий; немало было и беглых преступников, скрывавшихся от правосудия - бандитов из больших городов и злостных банкротов. А рота «С» 8-го Кавалерийского полка имела в своих рядах солдат, получивших учёную степень в Гарвардском университета.

Каждый кавалерийский полк состоял из 12 рот, разделённых между тремя эскадронами, по 4 роты в каждом. Рота разделялась на два взвода, каждый из которых состоял из отделений по 4 человека каждое. Роты редко проходили службу все вместе. Чаще роты разных полков сводили по мере необходимости в отдельные соединения. В соответствии со специальным распоряжением президента штатный состав одной роты соответствовал минимально 50, а максимально - 100 солдат при капитане и двух лейтенантах. Однако реально редкая рота, как в кавалерии, так и в других родах войск, достигала этого числа. Так офицер 5-го Пехотного полка, сражавшийся против сиу и северных шайеннов в 1878г., сообщает, что рота его полка насчитывала в строю едва 16 человек. В случаях подобного некомплекта они состояли фактически из большого единого взвода.

Командовал полком полковник с помощью подполковника. Во главе каждого эскадрона стоял майор. Эскадроны были пронумерованы цифрами, роты имели буквенные обозначения. Каждой ротой командовал капитан с помощью первого и второго лейтенантов. Унтер-офицерский состав включал в себя: старшего сержанта (сержант-майор), сержанта-квартирмейстера, старшего оркестранта и старшего горниста. Каждая рота имела в своем составе одного 1-го сержанта, пять сержантов, четырёх капраллв, двух горнистов, а также кузнецов, шорника и возницу. В среднем против индейцев армия официально развернула силы до 10 970 кавалеристов. Дезертиры, умершие и откомандированные делали, разумеется, эту цифру гораздо меньшей.

Роты были не только разрозненны и немногочисленны, но и личный состав в них был, в большинстве своём, весьма плохо обучен. Предполагалось, вероятно, что ветераны Гражданской войны не нуждаются в муштре, а потому занятиями с личным составом попросту пренебрегали. Гарнизонный маркитант клерк Петер Кох вспоминал, что при инспекции форта Эллис в 1871 г. в Монтане «офицеры ограничились тем, что проинспектировали несколько бутылок с шампанским». Положение начало меняться к лучшему в 1872 г., когда официально были введены учебные стрельбы и каждый солдат должен был ежегодно расстрелять на стрельбище 90 патронов с различных дистанций. Но серьёзные учения начали практиковаться в армии только после битвы при Литтл Бигхорн, результаты которой просто шокировали военное ведомство.

Однако следует отметить, что оружие в армии всегда поддерживалось на современном уровне с момента внедрения в 1866 г. винтовок, заряжающихся с казенной части. Старые мушкеты Спрингфилда калибра 0,58 были быстро и без труда переделаны на новый манер и приспособлены под использование унитарного металлического патрона. Кавалерист имел при себе несколько видов оружия. Во-первых, это была легкая кавалерийская сабля образца 1860 г. с медным эфесом, носимая на черном кожаном поясном ремне с прямоугольной медной пряжкой, на которой был изображен орел в серебряном венке. На походе, однако, сабли зачастую снимались и сдавались на хранение. В бою использовались они крайне редко. Единственный известный случай массированной сабельной атаки в индейских войнах на Равнинах относится к 1857 г., когда таким образом были рассеяны крупные силы шайеннов (кстати, практически без прямого столкновения). К обычному вооружению кавалериста относился также тесак, носившийся на поясном ремне.

Сабля у кавалериста висела на левом боку, а на правом ее уравновешивал револьвер в черной кожаной кобуре. Первоначально это был «кольт» или «ремингтон» калибра 0,44. Это были капсюльные револьверы, где использовались бумажные патроны, а выстрел происходил от удара курка по медному капсюлю с ртутным наполнителем. Заряжались они довольно медленно. В 1872 г. в армии была принята на вооружение новая модель «кольта» калибра 0,45 - так называемый «миротворец». Тут уже применялся унитарный металлический патрон. Их выпускали не по специальному армейскому заказу, а потому 7-й Кавалерийский полк, например, получил это новое оружие не ранее первой половины 1874 г.

Каждый солдат имел и карабин. Это было заряжающееся с казенной части оружие, то же, что и в период Гражданской войны: винтовки системы Шарпа, Смита, Спенсера, Галлахера и Барнсайда. Здесь также применялся бумажный патрон и медный капсюль (кроме систем Спенсера и Генри). Их обычным калибром было 0,52, дальнобойность весьма низкой, фактически меньшей, чем у пистолета. В винтовках Спенсера и Генри употреблялись металлические патроны и это были первые магазинные винтовки в армии. В 1873 г. на вооружение поступили карабины Спрингфилда - калибра 45/70 для пехоты и калибра 45/55 для кавалерии. Они были однозарядными и заряжались металлическим патроном с казённой части, обладали большей скорострельностью, а дальнобойность их вдвое превышала показатели магазинных «винчестеров» и «генри». Однако 7-й Кавалерийский полк получил это оружие только в середине 1875 г. Офицеры же часто использовали совершенно нетипичное оружие. Подполковник Джордж А. Кастер, например, имел пару британских револьверов и охотничье ружье Ремингтона, в то время как генерал Крук предпочитал дробовик. «Спрингфилды» нередко выставляют одной из причин поражения Кастера, поскольку считалось, что его механизм, выбрасывающий стреляные гильзы, часто заклинивало. Рассказывают даже о некоем шайеннском воине, который выбросил только что захваченный им в бою «спрингфилд», потому что не смог избавиться от застрявшей в механизме гильзы. Однако археологические материалы показали крайне малый процент подобны случаев. Кроме того, все недостатки экстрактора «спрингфилдов» не помешали солдатам Рино и Бентина успешно отстоять свои позиции на Рино-Хилл.

Боеприпасы ко всему этому арсеналу должны были носиться в особых патронных сумках - большой, носимой на ремне через плечо, для патронов к карабину, и меньшей, на поясном ремне, - с боеприпасами к револьверам. Капсюли носились в небольшом черном кожаном мешочке у бедра. Обычно их бывало два, так как капсюли разных систем оружия различались между собой.

Раньше бумажные патроны держались в жестяных гильзах и хранились в патронных сумках из жесткой кожи, похожих на коробки. Новые металлические патроны гремели и высыпались из них во время атаки, мешали незамеченными подкрасться к врагу. Департамент Артиллерийско-техничаекого и вещевого снабжения разработал поэтому новый тип патронташей - «патронники Дайера», где патроны вставлялись в 24 брезентовые ячейки с внутренней стороны сумки. Но это изобретение все же оставалось непопулярным в войсках, где предпочитали изготовлять патронные пояса. Солдаты сами разрешили эту проблему, сделав на ремнях петли, в которых и держались патроны. Первоначально петли эти пришивались прямо к кожаным ремням. Но дубильная кислота, которой обрабатывали кожу, вызывала коррозию медной оболочки патронов, покрывавшихся сине-зеленой патиной ярь-медянки. В итоге слабело крепление гильзы и она соскакивала при заряжании или извлечении из пояса, что вызывало опасную задержку при ведении огня. Но солдаты решили и эту проблему: они либо ежедневно чистили каждый патрон, либо делали себе пояса из плотного брезента, не содержащего никаких кислот. В конце 1876 г. Департамент Артиллерийско-технического и вещевого снабжения, до сих пор упорно предпочитавший сумки ремням, распорядился, наконец, изготовить 30 000 кожаных и брезентовых поясов «прерийного» типа. Фактически же патронные сумки уже не использовались на Западе в течении многих лет. А в 1877 г. Департамент Артиллерийско-технического снабжения начал серийное производство патронных поясов вместе с кобурой.

В поле кавалерист обычно сворачивал свой мундир и стягивал его ремнями у передней луки седла. Тут же привешивалось смотанное и скрепленное колышком лассо, а с противоположной стороны, к другому седельному кольцу, крепилась торба. Небольшая брезентовая сумка с овсом для коня висела у задней луки седла. Оловянная кружка пристегивалась ремешком, пропущенным через ее ручку, рядом с седельной сумкой. Походная фляга в шерстяном, позже в брезентовом чехле, висела на ремешке на шпеньке, вбитом в дугу задней луки седла. Рацион хранился в ранце, также привешенном к седлу.

Кони были небольшими, но крепкими, более выносливыми, чем в европейских конных полках. Рост их составлял обычно около 1,5 м. в холке. Распределению их по ротам в соответствии с мастью уделялось мало внимания.

Кастер писал, что в 7-м Кавалерийском «для придания единообразия внешнему виду решено было посвятить один из полудней общему обмену лошадей. Ротным командирам, собранным в штаб-квартире полка, позволили, принимая во внимание их положение, отобрать себе наиболее предпочитаемую масть». Однако, это не было всеобщим явлением и не пользовалось популярностью среди солдат, которым при таком обмене давали коней, чьи боевые качества были им еще неизвестны, а единственное достоинство состояло в соответствии униформе. К униформе же солдаты Дальнего Запада относились без особого пиетета.

«Генерал Крук, - сообщает офицер, служивший с ним на Западе, - не любил униформы и носил её только тогда, когда этого нельзя было избежать». Во время зимней кампании 1875 г. генерал носил сапоги, «утвержденного правительством образца № 7; вельветовые брюки, сильно выгоревшие по краям, коричневую шерстяную рубашку, блузу старого армейского образца; коричневую фетровую шляпу с дырой на макушке; старую армейскую шинель с подкладкой из красного сукна и большим воротником из шкуры волка, собственноручно застреленного генералом. Дополнял его костюм кожаный ремень с 40 или 50 патронами, поддерживавшийся двумя кожаными ремешками через плечо». В своем пренебрежении уставной формой Крук был далеко не одинок. Кастер пишет,что некоторых из его людей легко можно было спутать с индейцами «и даже при ближайшем рассмотрении принять двоих из нашего отряда за оседжей. Да и прочие были одеты во что угодно, только не в униформу регулярных войск». Сам Кастер обычно носил легкую серую шляпу с низкой тульей, кожаную куртку и штаны, отороченные бахромой, темно-синюю рубаху с широким воротником, подвязанным алым галстуком. На брезентовом патронном поясе у него висели кобура и нож в шитых бисером ножнах с бахромой. Подобную одежду, подражая своему командиру, носили и многие другие офицеры 7-го Кавалерийского полка.

Почему же допускались отклонения от уставной формы одежды? Одной из причин того было низкое качество казенного обмундирования. Большое количество обмундирования было изготовлено за время Гражданской войны поспешноь и из негодного материала. После войны огромное его количество скопилось на складах и избавиться от него было не так-то просто, а потому квартирмейстеры не особенно обращали внимание на качество отправляемой (сплавляемой!) в войска экипировки.

Недовольство качеством, однако, вызвало лишь резкую отповедь со стороны генерал-квартирмейстера Монтгомери Мейгса, заявившего, что офицерам следует проявлять бережливость, а не критиковать вполне пригодный и прочный материал. Генерал добавил, что это обмундирование повидало Гражданскую войну, а если у пограничных войск хватает времени на жалобы, то значит они просто мало заняты своим прямым делом.

Когда новая униформа все-таки была произведена в достаточном количестве, что случилось около 1873 г., привычка «рукодельничать» настолько укоренилась на Равнинах,что новые мундиры вскоре смешались со старыми и даже с элементами гражданской одежды,наиболее пригодными для степных кампаний.

Кроме качества, серьезной проблемой было снабжение обмундированием гарнизонов дальних постов в стране, абсолютно лишенной приличных (и безопасных!) дорог. Во время летней жары и солдаты, и офицеры стремились одеваться как можно легче, не особенно считаясь с уставом. Вместо кепи многие носили легкие широкополые шляпы, первоначально черного цвета. Одной хватало на три недели в поле, хотя с 1876 г. качество их заметно улучшилось. Солдаты также часто покупали себе серые шляпы с широкими опущенными полями. Гражданский скаут, состоявший при 7-м Кавалерийском, сообщал, что в этом полку «редко носили на кепи букву своей роты, поскольку в основном все носили разнообразнейшие шляпы, но далеко не все носили эту букву и на них». Большинство солдат всех родов войск предпочитало оставлять свои головные уборы в первозданной чистоте. Наибольшее же разнообразие в головных уборах приходится на период около 1876 г., когда у шляпы иной раз загибали поля так, что она превращалась в некое подобие треуголки. Впрочем, этот фасон продержался недолго.

Сержантский и рядовой состав обычно носил небесно-голубые или иные штаны из грубой шерстяной материи, хотя зачастую они свободно одевали всё, что пожелают. Капрал Джекоб Хорнер говорит, что в 1870-х гг. в 7-м Кавалерийском «рота «К» была известна, как «пижонская рота». Там все поголовно носили только белые парусиновые штаны, обычно применявшиеся для работ в конюшне. Взводный портной придавал им вид туго обтягивающих ноги кавалерийских лосин. Кроме того они щеголяли в белых рубахах с белыми же воротниками (вне службы или при выходе в город) ... и вообще всегда имели поразительный внешний вид». Мало кто реально носил желтый галстук, так хорошо известный всем по фильмам-вестернам. Вместо него многие офицеры надевали свободно повязанный шарф.

Природные условия прерий отличаются резкими перепадами температур. Один из офицеров вспоминает, что зимой «личной одежде уделялось особое внимание; когда я видел ртуть, застывшую в шарике на нижнем конце термометра, когда спиртовой термометр в форте Стил (Вайоминг) показывал зимой ниже 61 по Фаренгейту, я понимал настоятельную необходимость таких предосторожностей. Понятие же «униформа» приобретало тогда более чем гибкое толкование, так как уже не только личная прихоть, но жестокая необходимость заставляла нас отбирать для себя такие детали одежды, какие наилучшим образом могли бы защитить от ледяного холода и пронизывающего ветра».

В бою кавалерия руководствовалась стандартным наставлением по кавалерийской тактике Эмори Аптона, выпущенным в 1874 г. Оно предусматривало в первую очередь ведение огневого боя, когда всадники спешивались и разворачивались в стрелковую цепь, становять друг от друга на расстоянии около пяти ярдов. Один человек из каждого отделения выделялся, чтобы держать во время боя всех четырёх лошадей. В борьбе с индейцами основной мишенью американской армии становились их кочевые стойбища. В ударах по ним армия использовала средства из арсенала самих же индейцев. Нападения совершались, как правило, на рассвете, первым делом старались отрезать селение от табунов, чтобы лишить воинов мобильности, нередко становище бралось в «клещи» или подвергалось концентрической атаке с разных сторон одновременно.

Практически постоянно американские войска в борьбе с «враждебными» индейцами пользовались помощью индейцев «дружественных». Подчас это были воины из того же племени, с которым велась эта борьба. Кастера в походе и битве сопровождали скауты (разведчики) из числа индейцев кроу (апсарока) и арикара (ри) - исконных врагов сиу тетон-лакота и шайеннов, - а также несколько полукровок и даже сиу. Скаутам обычно выдавалось армейское обмундирование, но нередко они шли в бой в традиционном военном убранстве своего племени. Среди скаутов - участников битвы на Литтл-Бигхорн - следует особо отметить Чарльза Рейнольдса - «Одинокого Чарли», франко-лакотского метиса Майкла («Митча») Боуйера, за скальп которого Сидящий Бык назначил награду в сто лошадей, а также любимого разведчика Кастера, воина по имени Кровавый Нож, который родился от брака воина-сиу с женщиной-арикара, вырос в селении лакота, но потом вместе с матерью ушёл к её народу. В связи с ролью скаутов следует отметить, что «великая война сиу» была не только столкновением индейцев с цивилизацией «белых», но и продолжением старых межплеменных распрей. Для тех же арикара и кроу главными и смертельными врагами были вовсе не американцы, а именно лакота, которые на протяжении десятков лет изводили их своими жестокими набегами. Для них тот же Кастер был не захватчиком, а добрым союзником. Лейтенант Джеймс Брэдли вспоминал о том, как отреагировали кроу на известие о гибели Сына Утренней Звезды (Кастера): «кроме родственников и близких погибшего, не нашлось никого во всей этой сорокамиллионной нации, кто воспринял бы это известие более трагично, чем кроу … Услышав о случившемся, они один за другим отходили от группы слушателей на некоторое расстояние, в одиночестве садились на землю и начинали плакать и, покачиваясь из стороны в сторону, петь свою жуткую Песню Скорби». Знаменитый вождь кроу Много Подвигов оценивал Литтл-Бигхорн совершенно иначе, чем основные участники сражения: «белые солдаты потерпели неудачу, но в то же время они сломили хребет нашим старым врагам … Теперь мы могли спать не думая, что завтра с утра нам придётся подняться с постели и сражаться - за всю мою жизнь такая ситуация сложилась впервые».

В заключение стоит сказать несколько слов о командном составе 7-го Кавалерийского полка. Тем более что взаимоотношениям между офицерами приписывается немалая роль в битве при Литтл-Бигхорн. Полк располагал рядом способных и опытных командиров, которые, однако, не составляли единой дружной команды. Все рассказы о 7-м Кавалерийском полны взаимных обвинений в пьянстве, трусости, фаворитизме, подсиживании, зависти. Сам его знаменитый полковой командир побывал под судом военного трибунала по целому списку различных обвинений, включая жестокое обращение с ранеными солдатами-дезертирами своей части (им было отказано в своевременной медицинской помощи). Тогда его, признав виновным, на год отстранили от службы без выплаты жалованья. А в 1876 г., буквально накануне экспедиции против сиу, Кастер дал скандальные показания сенатской комиссии на слушаниях дела о коррупции в военном ведомстве. Майор Маркус Рино, ветеран Гражданской войны, не обладавший, однако, никаким опытом борьбы с индейцами, командовал полком в отсутствие Кастера и интриговал против него с целью оставить командование за собой. Капитан Фредерик Бентин был наиболее опытным и наиболее старшим из всех офицеров полка. Он никогда не скрывал своего презрения к Кастеру, как к военному и как к человеку. Это отношение усугубилось после битвы на Уошите, когда Кастер не озаботился поисками отбившегося от основных сил отряда майора Эллиота, в результате чего весь этот отряд был вырезан индейцами. Зато в полку существовала и «клика Кастера», состоявшая из его друзей и родственников, для которых он был настоящим идолом. К этой фракции относились, например, младший брат подполковника, капитан Томас У. Кастер, его зять лейтенант Джеймс Колхаун, его верный адъютант лейтенант Уильям У. Кук, капитан Томас Б. Вейр. Полк вступал в бой, раздираемый на части внутренними склоками. Однако вряд ли правомерно будет следовать за теми, кто приписывает гибель Кастера и его людей исключительно зависти и злонамеренности его неверных соратников. Эта «теория» относится к числу тех самых многочисленных мифов, что окружают историю знаменитой битвы.


«Великая война сиу»


Битву при Литтл-Бигхорн нередко сравнивают со сражением при Изандлване во время англо-зулусской войны 1879 г. В обоих случаях силы современных регулярных армий оказались разгромленными «дикарями», неважно, краснокожими или чернокожими. В обоих случаях эти битвы оказались самым громким и знаменитым событием войн, в начале которых они прогремели. Это несколько затмило тот факт, что, в конечном счёте, обе войны были выиграны именно сторонами, проигравшими эти первые битвы. И несколько затмило сами эти войны. Однако при рассказе о сражении без предыстории не обойтись.

Во второй половине XIX в. среди индейских племён севера Великих Равнин господствовали западные сиу - тетон-лакота - и их союзники, северные шайенны. Основу их жизни составляла охота на бизонов, огромные стада которых ещё бродили по прериям. Однако с окончанием Гражданской войны усилился приток на Запад многочисленных белых переселенцев. Росли города, прокладывались дороги, в том числе и железные. В 1866 г. это вызвало столкновение, получившее название «Война Красного Облака» - по имени наиболее влиятельного вождя оглала, одной из крупнейших племенных групп сиу. Война завершилась в 1868 г. соглашением, согласно которому закрывалась дорога, проложенная через индейские земли, уничтожались выстроенные вдоль неё форты, а сама обширная территория навечно передавалась во владение «нации сиу». Однако рост числа поселенцев и открытие золота в священных для сиу Чёрных Холмах (Блэк-Хилс) превратили договор 1868 г. в клочок бумаги. Специальная правительственная комиссия начала переговоры с вождями о уступке ими района Чёрных Холмов. Однако усилия эти столкнулись с упорным противодействием со стороны «враждебно настроенных» вождей и воинов. Предводителем и духовным лидером «враждебных» был Татанка-Йотанка, Сидящий Бык, - в молодости великий воин, а ныне знаменитый святой человек из племени хункпапа-сиу. Другим непримиримым противником белых был оглала Ташунка Витко, Неистовый Конь. Вокруг них и группировались те, кто готов был с оружием в руках отстаивать традиционный уклад и традиционный охотничьи угодья своего народа.

Не добившись подписания нового договора, 6 декабря 1875 г. правительство издало постановление, согласно которому всем индейцам предписывалось прибыть к своим агентствам в срок до 31 января следующего года. В противном случае они будут считаться враждебными и против них будут применены военные меры. Это был ультиматум, откровенно направленный на провоцирование войны. Не в обычаях индейцев было устраивать перекочёвки среди зимы и, кроме того, в большинстве случаев они находились на таком расстоянии от агентств, которое практически исключало возможность прибытия и туда в указанный срок. Тем более, что в резервации и ждали нищета и голод, как раз начавшийся там из-за продажности чиновников. Между тем 18 января было выпущено запрещение на продажу индейцам оружия и боеприпасов. Правительство откровенно готовилось к войне, надеясь с её помощью решить все проблемы.

Когда срок ультиматума истёк, генерал Филип Х. Шеридан, командующий военным округом Миссури, приказал 8 февраля 1876 г. генералам Альфреду Терри (депертамент Дакота) и Джорджу Круку (департамент Платт) «начать подготовку операций против враждебных индейцев». То, что немалое их число намеревалось с наступлением весны вернуться в резервации, никого из военных уже не занимало.

Первый удар был нанесён силами Крука: на рассвете 17 марта посланный им отряд полковника Джозефа Рейнольдса в составе шести рот кавалерии (300 человек) внезапно атаковал стойбище шайеннов вождя Старого Медведя на реке Паудер (около 110 палаток, до 250 воинов). В селении присутствовали также Две Луны-младший и, по некоторым сведениям, вождь Маленький Волк. Здесь же гостили семь палаток оглала во главе с Псом. Селение было захвачено врасплох, но его жители бежали и вскоре присоединились к силам Неистового Коня, стоянка которого находилась в 50 милях восточнее. Если незадолго до нападения они всерьёз подумывали о возврате в резервацию, то теперь об этом не было и речи. Военные действия начались, но развёртывание главной кампании было намечено на лето.

Опасаясь повторного удара белых солдат, шайенны и оглала увеличившегося лагеря Ташунки Витко перебрались ещё на 35 миль к северу и примкнули к кочевью Сидящего Быка. Здесь, помимо его хункпапов, уже находились минниконжу Хромого Оленя. Теперь стойбище «враждебных» насчитывало около 235 палаток (более 1600 человек). Отсюда были разосланы гонцы к различным группам сиу, к шайеннам и арапахо, приглашая их прибыть в июне на берега Роузбад, где состоится всеобщее празднование Пляски Солнца. Сам же Сидящий Бык со своими последователями двинулся на север, затем свернул на запад и, наконец, остановился, достигнув своей цели - реки Роузбад. По пути в апреле к нему присоединились санс арк, затем черноногие и даже группа восточных санти. Это были самые бедные из всех сиу, у них не было даже лошадей и свои пожитки они, как встарь, перевозили на собаках. До такого положения они дошли после разгрома своего восстания в Миннесоте в 1862 г. Им пришлось бежать в Канаду, откуда они постепенно сместились на земли Монтаны. Во главе и стоял непримиримый противник белых людей вождь Инкпадута. На реке Паудер к Сидящему Быку примкнули шайенны вождя Хромого Белого Человека, ещё одна, более крупная группа шайеннов, слилась с общим кочевьем на реке Танг. Общее число «враждебных» теперь практически удвоилось. В начале мая скауты лейтенанта Брэдли насчитали в их лагере по меньшей мере 400 палаток, что составляло силы от 800 до 1000 воинов.

В течении всей весны всё больше индейцев из резерваций стекалось к лагерям непримиримых вождей. Шайеннские группы прибывали вплоть до второй половины июня, в мае к «враждебным» присоединились новые кочевья черноногих и группы два котла. Большая часть оглала и брюле, крупнейших лакотских племенных подразделений, оставалась в резервации со своими вождями Красным Облаком и Пятнистым Хвостом, однако немалое число их ушло и к Сидящему Быку. В мае агентство Пятнистого Хвоста покинуло около 50 палаток брюле (около 350 человек), а из агентства Красного Облака ушло 10 палаток оглала во главе с вождём Нет Воды и Маленьким Большим Человеком - другом и соратником Неистового Коня. Вернувшийся в резервацию лакота Жёлтый Плащ сообщил 29 мая, что в лагере Сидящего Быка насчитывается 1806 палаток и 3000 воинов. Численность «враждебных» индейцев была, похоже, преувеличена перебежчиком, но опасность, исходящая из их кочевья, от этого ничуть не уменьшалась.

Силы лидеров сопротивления росли. Росла и их уверенность, подкреплённая чудесным видением, открывшимся Сидящему Быку. Во время священного поста и самоистязания, когда он три дня плясал, нанося себе раны, он узрел, как множество белых солдат в синих мундирах, подобно саранче, стали падать вниз головами прямо в индейский лагерь. Голос свыше проинёс: «Я отдаю тебе этих людей, ибо они лишены ушей». Это было истолковано, как предзнаменование великой победы, дарованной Вакантанкой.

Между тем военное командование спланировало одновременное наступление на индейцев силами нескольких колонн, действующих с различных направлений. Монтанская колонна полковника Джона Гиббона выступила на восток 1 апреля из форта Эллис (Монтана). Дакотская колонна генерала Альфреда Терри двинулась на запад 17 мая из форта Абрахам Линкольн на Миссури. Генерал Джордж Крук покинул форт Феттерман 29 мая, выступив на север. Целью всех трёх группировок была индейская страна в районе притоков Йеллоустона - рек Паудер, Роузбад, Тонг и Литтл-Бигхорн. Первой вышла из игры Монтанская колонна Гиббона. Её силы составляли всего 450 человек (четыре роты 2-го Кавалерийского и пять рот 7-го Пехотного полков). Атаковать огромное стойбище «враждебных», которое высмотрели его скауты, полковник просто не решился, ограничившись высылкой разъездов и мелкими стычками.

Тем временем, огромное, всё увеличивающееся в размерах, кочевье враждебных индейцев, остановившись на берегах реки Роузбад, провело там священную церемонию Пляски Солнца (где Сидящий Бык и получил священное видение). Вскоре после этого индейцы узнали о приближении сил Крука и 17 июня, неожиданно для него, дали ему встречный бой.

Колонна Джорджа Крука насчитывала в своём составе 992 офицера и солдата (10 рот 3-го Кавалерийского, пять рот 2-го Кавалерийского, три роты 9-го Пехотного и две роты 4-го Пехотного полков), а также крупные силы индейских скаутов - 175 кроу и 86 шошонов. Он не ожидал нападения и был застигнут практически врасплох в своём лагере. Силы индейцев насчитывали около 1000 воинов (сто из них были шайеннами, прочие относились к раличным группам сиу). Действовали они слаженно и агрессивно. Прибыв утром 17 июня на Роузбад, индейцы облачились в боевые уборы и выслали вперёд четырёх разведчиков. Члены воинских обществ, выстроившись цепью, сдерживали массу воинов от предевременного натиска. На господствовавшем над местностью холме разведчики столкнулись со скаутами-кроу. Вспыхнула перестрелка. Звуки её воспламенили воинов и они, прорвав оцепление, хлынули вперёд единой огромной волной. Стрельба встревожила и Крука. он быстро выдвинул войска на позиции, стремясь блокировать атаку индейцев и не дать им ворваться в лагерь. Капитан Энсон Миллс, сражавшийся на правом фланге позиции Крука, дал прекрасное описание, как самого сражения, так и тактики индейцев.

«Эти индейцы были самыми ужасающими - раскрашенные страшными красками и символами, нагие, исключая мокасины, передники и головные уборы из рогов и перьев; некоторые лошади также были раскрашены. Тогда индейцы подтвердили, что являются лучшими кавалеристами на свете. Атакуя нас, они свешивались с седла, держась рукой за шею и перекинув одну ногу поверх конской спины, стреляя из-за конской шеи так, что нам некуда было целиться. Их вопли и внешний вид были столь устрашающи, что пугали лошадей больше, чем наши людей, делая их почти неуправляемыми, пока мы не спешились и не поместили их за скалы. Индейцы двигались не единой линией, но группами и стайками, подобно стадам бизонов. Они неслись на нас, имея перед нашим фронтом, по моему мнению, до тысячи или полутора тысяч человек. Однако они отказались сражаться, когда нашли нас укрепившимися за скалами и отхлынули от нас влево. Тогда я бросился ко второму гребню и таким же образом укрепился там с лошадьми за большими валунами, поместив людей за валуны поменьше».

Пока солдаты сдерживали напор противника, индейские скауты, кроу и шошоны, предпринимали стремительные конные контратаки, внося замешательство в ряды своих старинных врагов. Хотя силы Крука численно превосходили неприятеля, на ходе боя это никак не сказывалось и генералу пришлось задействовать в сражении всех своих людей, всключая гуртовщиков. Вскоре он практически потерял руководство боем и его линия обороны распалась. Каждое подразделение сражалось само по себе. Индейцы прорывались сквозь ряды солдат, «сбивая их с коней копьями и ножами, спешиваясь, чтобы прикончить их, отрезая у некоторых руки до локтя, которые уносили с собой». Крук, полагая, что неподалёку находится индейское селение, которое и защищают воины, приказал капитану Миллсу с отрядом кавалерии двинуться вниз по долине Роузбад, отыскать это селение и атаковать его. Уход Миллса лишь ослабил позиции солдат, поскольку никакого лагеря в ближайших окрестностях не было и в помине. Совершив обходное движение, капитан почти вышел в тыл воинам Неистового Коня, когда ему доставили приказ возвращаться. Однако, возможно именно его появление заставило индейцев прекратить свои натиски и выйти из боя. Описав огромную дугу, они обошли линии Крука, пронеслись по месту, где недавно стоял его лагерь, и ушли прочь. Потери армии составили 9 убитых и 21 раненых (потери скаутов неизвестны). Индейцы, согласно подсчётам генерала, потеряли «менее сотни человек».

Столкнувшись с невиданным до сих пор упорством и натиском, Крук предпочёл прекратить движение и отступил. Битва на Роузбад преисполнила индейцев гордости и воодушевления. Теперь они были готовы встретить любого врага.

В начале июня их кочевье обосновывается на берегах Литтл-Бигхорн - реки Жирных Трав (Greasy Grass), как называли её индейцы из-за сочной травы на окрестных пастбищах. Долина Литтл-Бигхорн представляла собой узкую травянистую равнину. Если повернуться лицом на север, то справа оказывалась неширокая извилистая речка, окаймлённая зарослями тополей, за которой поднимались гряды холмов, прорезанных лощинами. Слева, на западе, ранина также постепенно сменялась цепью пологих холмов. Лагерь, раскинувшийся вдоль этой небольшой речки, поражал воображение всех, кто его видел. Утверждали, что он протянулся на целых три мили и там находилось чуть ли не пять-шесть тысяч воинов вместе с членами их семей. Впрочем, систематическое изучение индейских свидетельств позволяет утверждать, что обширный лагерь шайеннов и различных групп сиу имел меньшую протяжённость, около одной - двух миль при ширине в четверть мили, раскинувшись вдоль русла реки.

Точная численность скопившихся тут индейцев неизвестна. Армейское командование, планируя кампанию, рассчитывало столкнуться не более чем с 500-600 воинами. В июне Кастер уже говорил о возможном столкновении с силами в 1500 воинов. Рино утверждал, что сражаться пришлось с 2500 сиу и шайеннов, а Бентин поднял эту цифру до 3000. Историк и писатель Чарльз Истмен, сам метис-сиу, полагал, что здесь стояло всего 900 палаток (1400 воинов). Крупнейший знаток истории шайеннов Джордж Б. Гриннелл считал эти цифры заниженными. По его мнению, на Литтл-Бигхорн сошлись более 1500 палаток, содержавших от четырёх до шести тысяч воинов. Согласно выкладкам Роберта Ф. Бёрка, в селении находилось 1800 палаток и 400 временных шалашей. Общая численность индейцев при этом достигала 12 600 человек, из которых 3 600 являлись мужчинами воинского возраста. Однако большая часть современных исследователей считает, что лагерь союзных племён был всё же меньше, нежели традиционно описываемое огромное становище, хотя и содержал в себе свыше 1000 палаток, где проживало до 7000 человек, из которых лишь 1500 - 2000 были воинами. Но и это для условий западных прерий было необычайной концентрацией сил.

Выше всех по течению реки стояли хункпапы. Они всегда располагались у входа в общий лагерный круг, что отразилось и в названии их племени. Вместе с ними устроились отдельные группы восточных сиу - янктонаев и санти. За ними, дальше всех к западу от реки стоял лагерь оглала, следом, ближе к берегу, расположился смешанный лагерь брюле, черноногих и два котла. Близ самой реки стояли минниконжу. Далее, ниже по течению, находился лагерь санс арк, северный конец общего становища занимали шайенны и немногочисленные арапахо.

Следует отметить, что Роберт Ф. Бёрк даёт иную структуру становища, значительно отличающуюся от общепринятого мнения. Согласно его выкладкам, черноногие и брюле стояли двумя отдельными кругами, два котла держались вместе с минниконжу, существовало два отдельных лагеря оглала и два отдельных круга шайеннов. При этом он помещает лагерь «шайеннов агентств» на самом берегу реки рядом с хункпапами, а лагерь «оглала агентств» вообще на противоположный берег Литтл-Бигхорн. Вместо янктонаев он говорит о наличии в стойбище янктонов, а также сообщает о присутствии незначительных групп гро-вантров и ассинибойнов.

После того, как был поставлен лагерь, вожди сиу собрали всех других вождей, чтобы выработать единую линию поведения, на случай прихода солдат. Они решили пока не предпринимать никаких действий, посмотреть, как поведут себя пришельцы, и если они будут настроены мирно, вступить с ними в переговоры. «Возможно, они не хотят отводить нас в резервацию, а им нужно что-то еще, - рассуждали они. - Нужно поговорить с ними. Но если они предполагают сражаться, мы предоставим им такую возможность, поэтому пусть все воины будут готовы». Было также решено, что военные общества будут охранять лагерь, не позволяя покидать его отдельным воинам. Вожди не хотели допускать преждевременных стычек. Впрочем, это не помешало некоторым ловким и пылким юношам пробраться через линию постов и проскользнуть на восточный берег реки, откуда ожидали появления солдат.

В ночь накануне битвы лагерь необычайно оживился. Дело в том, что несколько юношей сиу и шайеннов объявили о принятии обета смертников и была устроена пляска в их честь. Шайеннский историк Джон Стоит В Лесу со слов стариков рассказывает, что «церемония началась ранним вечером … в верхнем лагере … при этом мужчины и женщины пели так громко, что молодые люди в этом шуме не слышали себя. … Они запомнили имена тех юношей шайенов: Маленький Вихрь, Порезанный Живот, Сжатая Рука и Шумно Идущий. На следующий день все они будут убиты. Но этой ночью ни один из них не знал об этом …. на следующее утро было традиционное шествие юношей смертников, оно устраивалось сразу после пляски. С каждым молодым человеком шел старик и призывал зрителей хорошенько посмотреть на тех, кто не вернется из следующего сражения. Они обошли лагерный круг шайенов снаружи, а затем изнутри и вернулись обратно».

После того, как окончилось шествие, шайенн по имени Высокий Сиу соорудил недалеко от лагеря баню-потельню и старый вождь Хромой Белый Человек отправился туда с ним. Они закрывались в ней несколько раз - обычно это делается четыре раза - и плескали воду на раскаленные камни, от чего поднимался густой горячий пар. Но на второй или третий раз они услышали, как в лагере поднялся необычайный шум…


«Поход»


Кастер со своим 7-м Кавалерийским полком входил в состав Дакотской колонны генерала Терри. Кроме него, сюда входили четыре роты 6-го Пехотного и две роты 17-го Пехотного полков, батарея из трёх орудий Гатлинга 20-го Пехотного полка, пароходы «Дальний Запад» и «Джозефина», 39 индейских скаутов и 200 погонщиков при 150 фургонах обоза.


Кампания 1876 года
<="" a="" align="left">
Покинув стоянку у реки Паудер 10 июня, колонна медленно двинулась на запад вдоль южного берега Йеллоустона. Перед выступлением генерал отправил на рекогносцировку отряд под началом майора Рино (шесть рот 7-го Кавалерийского, скауты-арикара, орудие Гатлинга, обоз в 100 вьючных мулов). Этот выбор привёл Кастера в ярость. У него отобрали половину команды и послали вперёд, на поиски славы, его соперника! Впрочем, переживания Кастера оказались напрасны. Рино обнаружил лишь остатки покинутых индейских стойбищ, следы из которых вели на запад. Он воссоединился с Терри 19 июня в устье реки Тонг. А 21 июня Терри собрал военный совет на борту парохода «Дальний Запад», входившего в состав его экспедиции. Здесь он изложил планы дальнейшего развития кампании. Кастер и 7-й Кавалерийский полк получили самостоятельное задание: «продвинуться вверх по реке Роузбад, следуя по индейской тропе, обнаруженной майором Рино … и предотвратить возможность бегства индейцев». Он должен был войти в долину Литтл-Бигхорн с юга, в то время, как пехота и 2-й Кавалерийский полк Гиббона двинутся туда с севера. Силы Кастера составляли все 12 рот 7-го Кавалерийского полка, запасы продовольствия на 15 дней, гружёные на 175 вьючных мулов, отряд скаутов-арикара и шесть лучших скаутов-кроу из роты лейтенанта Брэдли. В полдень 22 июня он отделился от колонны Терри и выступил на юг. «Не торопись, оставь индейцев и для нас», - шутливо напутствовал его Терри. «Да, не буду», - бросил на ходу Кастер. Ответ его можно было истолковать как угодно.

24 июня он достиг того места на берега Роузбад, где несколько недель назад индейцы проводили свою Пляску Солнца. Следы, оставленные становищем, говорили о его огромных размерах. Среди находок, сделанных на этом месте, оказался и скальп - скаут Джордж Херендин опознал его, как принадлежащий рядовому 2-го Кавалерийского Огастесу Стокеру, погибшему месяц назад. Широкая тропа, выбитая лошадиными копытами и волокушами-травуа, отсюда поворачивала вверх по ручью Дэвис-Крик в сторону долины Литтл-Бигхорн. Опасаясь, что индейцы могут рассеяться, как это было в их обычае после проведения общей Пляски Солнца, Кастер совершил ночной марш-бросок, выслав вперёд разведчиков-кроу. Около 2 часов ночи на 25 июня он остановил, наконец, движение и приказал расположиться на отдых. Скауты-кроу во главе с лейтенантом Чарльзом А. Варнумом были посланы на разведку местности.