Александра Свиридова
Его нет на земле уже несколько лет, а я так и не научилась говорить о нем в прошедшем времени. Сказать «Марек Эдельман умер» для меня равно сказать, что умерла большая часть моей души. Я люблю его, как любила всегда. Я встречалась с ним, была удостоена доверия, писала не раз о нем, снимала его. Пленка с его рассказом о том, как все было на самом деле, доступна каждому — она в архиве фонда «Шоа», созданного Стивеном Спилбергом. Вам ничто не мешает познакомиться с Мареком. А я просто расскажу о своих встречах с ним.
Встреча первая — на экране
Марек Эдельман: «Играла музыка, когда нас убивали»
Что вы знаете о Варшавском гетто? И вообще — с чего вы взяли, что вы что-то о нем знаете? Большой режиссер Михаил Ромм, приступая в шестидесятые к работе над фильмом «Обыкновенный фашизм», думал, что знал. Он послал в командировку в Польшу авторов сценария Юрия Ханютина и Майю Туровскую и велел им привезти рисунки детей Варшавского гетто. Они явились в Варшаве в «Музей истории жидовской» и попросили женщину-смотрительницу с глазами, глядевшими вовнутрь, а не наружу, как вспоминала Туровская, показать им рисунки детей гетто. Женщина посмотрела на них с легким недоумением и переспросила на всякий случай: «Рисунки? Вы разве не знаете, панове, что от Варшавского гетто остался только пепел?»
Они не знали. Им стало неловко. Они потупили глаза и... увидели вытатуированный номер у женщины на руке. С тем и вернулись в Москву к Михаилу Ромму — чтобы сообщить ему, что он ничего не знает о Варшавском гетто. И не было в фильме «Обыкновенный фашизм» ни одного детского рисунка, нарисованного в гетто...
На излете двадцатого века о Варшавском гетто удалось узнать побольше: в архивах была найдена неизвестная кинопленка... Какой-то фашист то ли по собственной инициативе, то ли по приказу командования — теперь уже не узнать, — включил кинокамеру и отснял многие десятки метров пленки. Спасибо ему за то, что мы смогли увидеть... себя.
Спасибо молодой польке по имени Иоланта Дулевска, которая родилась в 1962 году, чтобы снять в 1993-м, к пятидесятилетию уничтожения Варшавского гетто, фильм «Хроника восстания Варшавского гетто глазами Марека Эдельмана». Это великий фильм, который войдет в антологию Холокоста и останется непревзойденным, потому что никогда уже не удастся так трепетно и нервно соединить два свидетельства: кинохроники и живого человека — очевидца.
Марек Эдельман — единственный герой этого фильма. Родился в двадцатых годах в Польше в интеллигентной семье, увлеченной идеями Бунда больше, чем пятикнижием Моисеевым. В годы войны работал в госпитале. Помог избежать депортации в лагеря смерти сотням людей. Во время подготовки восстания Варшавского гетто был одним из заместителей командира Мордехая Анилевича (М. Анилевич покончил с собой в ночь перед восстанием). После войны он — известный польский врач-кардиолог, почетный доктор Йельского университета, участник движения «Солидарность», друг и соратник многих свободно мыслящих людей Польши и мира. В момент съемок — в городе Лодзи. Женат. Имеет дочь.
Он-то и знает, как что было в Варшавском гетто. И рассказывает об этом.
Фильм условно делится на три части: в первой — немые кадры хроники. Самые ранние датированы 40-м годом, когда евреи только начинают переселяться в гетто.
...По-хозяйски везут они свой скарб на тележках — матрасы, подушки, шкафчики. Несут кровати. До слез режет глаз кадр, в котором дети несут стулья: строем, как пионерский отряд, идут они по брусчатой мостовой улочки гетто, и у каждого на голове стул. Сиденьем — прижатый к макушке, а ножки стульев задраны вверх и плывут на фоне серого лоскутка неба...
Ты смотришь на экран и знаешь, что не сидеть им на этих стульях, а быть развеянным пеплом. А они — несут себе стульчики, так как собираются жить.
Вилли Георг летом 1941 года пробрался в гетто и отснял на свою «Лейку» четыре пленки.
Пятую пленку и фотоаппарат у него конфисковал военный патруль при задержании.
Хроника затягивает, и ты невольно впиваешься глазами в лица людей в гетто — в каждую морщинку стариков, в распахнутые глаза молодых и понимаешь, что магия хроники в том и состоит, что ты уже знаешь, что им всем предстоит, а они — нет. Они только чуют каждой клеточкой беду, которая обступила со всех сторон, как вода в половодье, и вот-вот будет по горло.
Хроника идет, как поезд в Треблинку — монотонно и бесповоротно. И сердце стучит в ритме колес под оглушительное молчание экрана.
...Молчат люди в кадре на улицах древней Варшавы. Только скупые надписи титров: год и краткий перевод мелькающих приказов немецкого коменданта Варшавы, из которых явствует, как смыкалось кольцо вокруг евреев: нельзя входить туда-то и туда-то, нельзя ездить в трамваях, потом — в автобусах, потом — сидеть на скамейках в городском саду. А вот уже расклеен на афишных тумбах приказ нашить желтые звезды на одежду. А вот уже и велено собраться в определенном месте...
Так скрупулезно воссоздается контекст, в котором формировалось гетто, и остается только дождаться приказа, который запрещает евреям жить. Но и это известно тебе, зритель, но не им — этим людям на экране... Они еще надеются на что-то. А ты — нет. И в этой страшной тишине возникает тихий голос Марека Эдельмана. Без патетики Эдельман подхватывает дату и уточняет детали...
19 апреля 1943 года. Первая ночь Пасхи в Варшаве была непохожа на все другие: ангел смерти не прошел мимо евреев, а пришел к ним. Теплым солнечным утром немецкие оккупационные войска Варшавы на машинах с автоматами наперевес двинулись вдоль кирпичной стены, окружавшей еврейское гетто в центре города, и остановились у ворот. А когда ворота открылись, стрелки еврейских отрядов сопротивления встретили нацистов градом гранат и пуль. Так началось восстание Варшавского гетто.
Целиком читать:
https://discours.io/articles/kultura/ya-staryy-zhid-marek-edelman