[315x515]
Автор Игорь Маранин brombenzol,


Снег неспешно падал Степанычу на лицо и не таял. Степаныч сидел прямо на земле, в изрядно помятом костюме, свесив костлявые ноги в разрытую могилу. На лбу мертвеца местами слезла кожа, обнажив череп, и чтобы прикрыть непотребство, пришлось зачесать остатки волос на лицо. Рядом сидела Верка, с холодным любопытством изучая крупную снежинку на ладони. Она даже лизнула её, но вкуса не почувствовала.

– Зря ты меня разрыл, – равнодушно произнесла женщина. – Куда я с такой мордой пойду?

– Никто не заметит, – пообещал Степаныч. – Мы только туда и обратно. И вообще, Вер, ты сейчас лучше, чем при жизни выглядишь.

Покойная зло посмотрела на соседа:

– Сволочь ты, Лёнька! Чтоб на твоей могиле одна спорынья росла! Не пойду я с тобой никуда.

– Прости дурня! Смотри красота вокруг какая: снег, зима, кладбище. В городе оливье готовят да ёлочные игрушки с антресолей достают. Пойдём, а? Туда и обратно. Мне без тебя никак – отвлечь гостей нужно.

Неожиданно покойной захотелось посмотреть на себя в зеркальце: а вдруг и правда не так уж она подурнела, лёжа в могиле? Но зеркальца при себе не было. Её похоронили очень скромно – в дешёвом платьице, купленном сестрой в секонд-хенде, в старых туфлях. Даже поминок и тех родная холодная душа не устроила. Только грузчики в магазине взяли на троих бутылку и, не чокаясь, помянули безвременно усопшую продавщицу. Воспоминания промелькнули и царапнули, но не особо больно – так, слегка, но смертная дрёма окончательно спала с лица, растаяв вместо снега.

– Бросил бы ты свою затею, – поднимаясь на ноги, произнесла свежевырытая покойница. – Как мы по городу пойдём?

– Я всё продумал! – откликнулся Степаныч. – Женьку Никитина с восьмого участка знаешь? Не знаешь?! Двадцать лет Кащея Бессмертного в детском театре играл, так на сцене и помер. Дотерпел, пока достанут из яйца иглу и рухнул замертво на суфлёрскую будку. Ну да я не о том! За его квартиру родня судится, а потому та под арестом. А у него там костюмы Деда Мороза и Снегурочки остались и профессиональный набор гримёра. Смекаешь? Переоденемся, загримируемся и никто нас, покойников, не узнает.

По соседству с могилой зашевелился снежный холмик и оттуда выползло отталкивающее существо с облезлым туловищем и головой, проломленной садовой лопатой. След от удара заканчивался пустой вытекшей глазницей.

– Привет, Мурзавчик, – поздоровался Степаныч.

– Мяв, – хрипло ответило чудовище.

– Бывший бездомный кот, – пояснил покойник Верке. – Бомжевал с таким же бездомным стариком, пока один садовод животине башку не раскроил. Дружок-бомж и прикопал его здесь. Идешь с нами в город, животное?

– Мяв, – неопределённо ответил кот и, отыскав на лапе место, где ещё сохранилась шерсть, принялся её вылизывать. Представив покойников, шагающих по улице в сопровождении мёртвого кота, Верка беззвучно захохотала. Снег падал ей в открытый рот и не таял уже там.

– И как мы до квартиры Никитина доберемся? – спросила она. Чувствуя, как в том месте, где у человека должна находиться душа, что-то зачесалось и ледяное безразличие пошло трещинками.

– А я такси заказал.

– Такси? – изумилась Верка. Позабытое слово показалось мертвой продавшице сладким как шоколадка, а желание посмотреться в зеркало стало нестерпимым. – А чем рассчитываться будем?

– Неподалёку от моей могилки блатные участки начинаются – ну ты знаешь. На днях там застреленного барыгу похоронили, депутата местного. Часы, перстни, айфон – всё при нем, братва пачки денег прямо в гроб бросала. А сам гроб двойной, из нержавеющего сплава – для жены место оставлено, когда помрет. Вот я и попросил разрешения позвонить да тысячу на такси.

– И он дал денег?

На этот вопрос Степаныч отвечать не захотел, только плечами пожал: понимай, мол, как знаешь. Ему было стыдно. Застреленный барыга оставался деловым человеком даже после смерти. Выслушав просителя, заявил: “Любовница моя ещё молода, пока помрёт – кладбище ого-го как разрастётся! Похоронят девочку на окраине, ходить далеко. Поэтому денег я тебе дам, но с одним условием: как только её закопают – поменяешься могилами”. – “А надписи на крестах? А фотографии?” – изумился Степаныч. “Да пусть остаются, – отмахнулся барыга. – Для конспирации”.



В ожидании пассажиров Айнабуллы Мирзамакетович припарковался у высоких кладбищенских ворот. Гнать машину в новогодний вечер за город не хотелось, но как не поедешь, когда со всех сторон наползает на тебя новый век, будь он неладен! Верно говорят старики: Интернет шайтан придумал, а спутники над Зёмлей – колесницы дэвов. Вот и по телевизору недавно передача шла о том, что Земля на самом деле плоская. Старики смотрели, слушали и кивали бородами: настоящих учёных показывают, правду говорят. До всех этих уберов таксист кем был? Вольной птицей! Сам пассажира находил, сам цену назначал, сам торговался. “Бомбила” – вот как уважительно называли таксиста люди. А теперь он кто? Бессловесное приложение к баранке. Старики вздыхают, а молодые говорят: дальше хуже будет. Шайтан уже придумал машины без водителей и скоро на каждого человека придётся по три-четыре такси. Задумавшись, бывший бомбила не заметил, как подошли пассажиры. Опомнился лишь от хлопка дверцей и требовательного ”Мя-я-яв!”.

– С котами машина нельзя! – грозно произнёс таксист, оборачиваясь. Не то чтобы Айнабуллы Мирзамакетович не переносил кошек, но шанс содрать лишние деньги упускать было нельзя и в его голове мгновенно родились убедительные доводы: “Кто чистить салон будет, если кот нагадит? Райские гурии, да? Они не для этого в рай отправлены. Знаешь, дорогой, сколько чистка салона стоит? Ой-ёй какие деньги!”. “А шерсть? Ты подумал про шерсть, уважаемый? Пассажир расплатился, вышел, а шерсть остался. Шерсть на сиденье лежит, а я большой человек вожу. Командировочный из аэропорта вожу. Москвич, хороший костюм носит, сядет после кота – весь костюм в шерсти”. “А если твой домашний животный когти выпустит и меня с перепуга за шею цапнет? Скорость моя – шестьдесят, по встречке машина несётся девяносто, нарушает – кто из нас жив останется? Только кот и останется, а мы все погибнем – я погибну, ты погибнешь, жена твоя, красавица, погибнет”. Но ничего этого Айнабуллы Мирзамакетович не сказал – слова застряли у него в горле. С заднего сиденья на таксиста смотрели мертвый мужчина, мертвая женщина и одноглазый мертвый кот.

– Тысяча рублей, – предложил мужчина.

Водитель машинально кивнул.

– И поверните ко мне зеркало, – потребовала женщина.

Шофёр послушно повернул зеркало, взялся за рычаг переключения скоростей и тронул сцепление.

– Второй урожайный переулок, за районным советом направо.

– У вас там встреча? – деревянным голосом поинтересовался таксист. Сработала старая привычка разговаривать с пассажирами в любых обстоятельствах.

– Ага, – оскалив зубы, жутко захохотал мертвец. – С избирателями. Рули давай, не отвлекайся.

Всю дорогу Айнабуллы Мирзамакетович думал, что высадив пассажиров, вдавит ботинок в пол и умчится с такой скоростью, с какой дэвы не летают на своих спутниках. Но оставшись один, откинулся в кресле и закрыл глаза, сжимая в руках тысячу. Тысяча была настоящей. Мертвецы тоже. На заднем сиденье лежала горстка посеревшей шерсти, оставленной одноглазым котом. Это было совершенно невероятно, а главное, абсолютно бессмысленно. Зачем мертвецам понадобилось заказывать машину с помощью приложения к айфону?!

– Шеф, свободен? – подбежал к нему прохожий. – Подбрось до метро!

– Не поеду, – замогильным голосом ответил таксист.

– В гости опаздываю, – принялся уговаривать прохожий. – Тут всего десять минут ехать-то.

– Слушай, – взорвался Айнабуллы Мирзамакетович, – ты русский язык понимаешь или мама твоя Африка?! Убер звони! Яндекс-такси звони! Нет больше бомбила – они теперь покойников возят с того света на этот!



Едва проникнув в опечатанную квартиру, мертвецы немедленно получили доказательство того, что находятся в Доме актеров: за стеной дребезжащий женский голос громко репетировал предстоящее выступление.

– Я ехала домо-о–ой, – выводила женщина древний романс таким же древним голосом, – душа была полн-а-а-а-а. Неясным для само-о-о-й, каки-и-и-им-то новым сча-а-а-астьем.

Степаныч, за последние годы привыкший к тишине и благолепию, невольно поморщился остатками кожи на щеках:

– Ей лет сто, не меньше, а она всё едет и поёт

Пока он рылся в шкафу, вытаскивая из объёмного чрева одеяния Деда Мороза и Снегурочки, пение всё продолжалось и продолжалось. Актриса и в лучшие свои времена безбожно фальшивила в нотах, а теперь и вовсе никак не могла приехать к финишу – ей самой не нравилось исполнение первого куплета, и она его перепевала то так, то эдак.

– Ты скоро там? – передёрнула худыми плечами Верка, разбираясь с баночками грима перед огромным зеркалом.

– Кушак с мешком не могу найти.

– Я ехала домо-о–ой, – по-новой завели за стеной.

– О-о-о-о-о…. – хором воскликнули ходоки с кладбища.

Один Мурзавчик остался равнодушен к звукоизвлечению престарелой актрисы. В прежней жизни кот слушал рассказы бездомного друга про тёплые батареи, сытую жизнь и полные еды холодильники. Теперь всё это было ни к чему, но образ шкафа, полного еды, крепко запал в его впечатлительную к съестному душу. Увы, в актёрской квартире шкаф оказался пуст. С неудовольствием отметив этот факт, кот забрался на гримировальный стол и стал следить, как Верка исследует глиттер-гели для лица, тела и волос, имитационный воск, шайбы с разноцветными тонами и красками, гримировальные карандаши, наборы кисточек и прочие атрибуты актерского перевоплощения.

– У него даже искусственная кровь есть, – сообщила Верка коту.

– Я ехала домо-о–ой….

– Мурзавчик! – не выдержал Степаныч. – Сгоняй к этой долбаной певичке, наведи жути!

– Не окочурилась бы, – предостерегла подруга. – Сколько ей? Девяносто? Больше?

– Бес её знает! Она ещё в моем детстве старух играла, – Степаныч осторожно выглянул в коридор. Тот был пуст, и мертвец вышел, требовательно оттарабанил костяшками пальцев о соседскую дверь и торопливо вернулся обратно, пропустив в коридор кота. Взъерошив шерсть на исхудавшем тельце и оскалив раскроенную лопатой морду, Мурзавчик с хищным видом прошествовал к двери певицы.

– Сейчас старуха как заорёт от страха! – не удержался от ехидной реплики Степаныч и, приложив палец к губам, прислушался. Шоркая тапками о пол, актриса подошла к двери, повернула со скрежетом ключ в ржавом замке и замерла на пороге. Незваные гости в соседнем помещении затаились в ожидании спектакля.

– Ой! – донесся до них голос старухи. – Какой милый котик! Иди ко мне, красавчик.

– Она еще и слепая, – простонал Степаныч и вздрогнул от неожиданности: вместо соседки от ужаса истошно заверещал Мурзавчик.

– И ненакрашенная пока, – сделала вывод Верка.

– Убежал… – огорченно произнесла в коридоре актриса и с какой-то новой тоской в голосе запела: – Я ехала домо-о–ой, душа была полн-а-а-а-а….



Дед Мороз вышел как настоящий: шуба, валенки, рукавицы и ватная борода спрятали Степаныча лучше любого фокусника. Верка же и вовсе стала красавицей.

– Ты как и не помирала вовсе! – восхитился её спутник.

– Мешок чем-нибудь набей, – посоветовала Снегурочка. – Без мешка какой Дед Мороз?

– На помойке набьём. А то придут на могилку к Никитину родственники, нажалуются, а мне с ним на одном кладбище аж до Страшного суда лежать.

Спустя десять минут во дворе Дома актеров прохожие с удивлением наблюдали, как странный Дед-бомж-Мороз, окунувшись по пояс в мусорный бак, набивал выброшенными вещами мешок для подарков.



Центр оглушил загримированных мертвецов предпраздничной колобродицей: здесь было много огней, много рекламы, много искусственных ёлок и мишуры в витринах.

– Едрит твою, комариная плешь! – ворчал фальшивый Дед Мороз, крутя приклеенной бородой из стороны в сторону. Вся эта суета казалась ему никчемной тратой краткого, словно взмах ресниц, живого бытия. Ведь едва оно закончится, как суетное облетит пожелтевшими иголками, оставив только голый ствол да тоненькие веточки, которыми человек будет держаться за собственное прошлое на ветру небытия. При жизни Степаныч был фотографом и не без основания полагал, что оставил в истории города заметный след. Лет через сто, думал он, потомки помянут автора добрым словом за виды улочек, площадей и переулков и, может быть, какой-нибудь будущий краевед даже напишет о нем книгу. Жаль только смерть вышла совсем не героической. Погиб он, правда, с фотокамерой в руках, но не от болезней или бандитских пуль: на последнем кадре, сделанном Степанычем, запечатлелись оранжево-багровые листья городской набережной, витые чугунные ножки скамейки и опрокинутая в закат бутылка палёной водки… Теперь, держась тонкими веточками за своё прошлое, фотограф думал только об одном: среди снимков домашнего архива остались такие, которые могли сильно подпортить его репутацию. Ведь рано или поздно кто-нибудь попросит у вдовы разрешения ознакомиться с фотоархивом, а ещё хуже, если сама вдова сядет просматривать километры файлов, где каких только кадров нет… Не только дома и улочки снимал городской фотограф Степаныч, ох, не только.

– С Новым годом! С новым счастьем! – от шумной компании идущих по улице студентов отделился юноша и подлетел к Снегурочке: – Остановись, мгновенье, ты прекрасно!

От неожиданности та действительно остановилась.

– Красавица, поцелуй меня на счастье! – попросил прохожий. В глазах его плясали смешливые чёртики.

– Ты уверен? – сардонически произнесла Верка.

В ответ незнакомец попытался приобнять её , но тут из-под шубы высунулась голова Мурзавчика. Кот зыркнул кляксой-глазницей, вывалил из рта дырявый язык и лизнул им щёку незнакомца. После чего студент с перекошенным от ужаса лицом шарахнулся в сторону, поскользнулся и полетел вверх тормашками на заснеженную мостовую. Так и не поцеловав прекрасное, но мёртвое мгновение.



Вдова Степаныча Софья Антоновна тяжело привыкала к одиночеству. Зимой она привечала племянников – пару оболтусов, которым перевалило за тридцать, а они всё ещё бегали наперегонки за юбками и не спешили обзавестись семьями. Будучи воспитанной в строгих правилах, тётушка такое поведение не одобряла, но племянников всё равно любила. Тёплую половину года она проводила на даче, благо муж оставил кирпичный домик с открытой верандой и большой сад. Было так сладко сидеть с электрическим самоваром на веранде и вспоминать, как жужжал триммер в руках мужа, выкашивая подросшую траву! О мужчинах Софья Андреевна не думала, пока этим летом за ней не стал настойчиво ухаживать свежеиспеченный пенсионер с редким по нынешним временам именем Даниил. Женщиной она была практичной и ухаживаний не пресекала. Даже согласилась вместе отпраздновать Новый год, предупредив, что к ней забегут с поздравлениями племянники. За четыре часа до боя курантов они действительно заявились к тётушке с коробкой сладостей, двумя бутылками импортного шампанского и дорогим подарком.

– С ума сошли! – замахала руками Софья Андреевна, увидев новенький смартфон. Но в душе была довольна и даже несколько красовалась перед кавалером. Неожиданный визит Деда Мороза явился для нее “продолжением банкета”, устроенного племянниками.

План Степаныча был прост: пока Снегурочка отвлекает жену и гостей, он проскользнёт в спальню, достанет с антресолей платяного шкафа кофр со старыми фотопленками, сунет в мешок, вернётся пожелать хозяйке счастливого Нового года и с лёгкой душой отправится обратно на кладбище. Мурзавчика он взял из ревности к новому кавалеру: в своё последнее посещение могилки Софья Антоновна призналась, что решила откликнуться на настойчивые ухаживания. Коту вменялось хорошенько нашкодничать, но попасться на глаза только жениху вдовы. Кавалер либо до смерти перепугается, предполагал ревнивый покойник, либо расскажет о мертвом кошаке Софье Антоновне, после чего бесповоротно падет в глазах этой трезвомысляшей женщины. Но как это обычно бывает, события пошли по иному сценарию. Не успел Дед Мороз отлучиться якобы в туалет, как Софья Антоновна, морщась от внимания племянников к Снегурочке, попросила принести ей морса из холодильника. В отличие от великовозрастных балбесов, она видела, сколько косметики понадобилось этой далеко не юной (как предполагала вдова) особе, чтобы выглядеть привлекательно. На просьбу хозяйки откликнулся Даниил и отправился на кухню, довольно ухмыляясь. Нет, не зря он потратил столько времени, ухаживая за вдовой: дело, кажется, ладилось! Замечательная у неё квартира: четыре комнаты, три лоджии. И кирпичный домик в садовом обществе с вишнёвым садом и двумя огромными теплицами. Но сладость мыслей оказалась жестоко нарушена видом разгромленной кухни: по всему полу в беспорядке были разбросаны продукты из холодильника – разбитые яйца, раздавленный сыр, разорванные в клочья сосиски и пожеванная колбаса. Вакханалию завершал омерзительного вида кот. Внезапно мужчина узнал его: это мерзкое животное он собственноручно пришиб по весне, застав в недостроенной бане вместе с зимовавшим там бомжом.

– Я ж тебя убил… – испуганно прошептал садовод и, развернувшись, бросился вон из кухни.

– Мяв! – окрысился Мурзавчик. Он тоже узнал убийцу и прыгнул так стремительно, как никогда не делал это при жизни.

В следующий момент Даниил заорал от боли и ужаса одновременно: мелкое злобное чудовище вцепилось когтями в плечи. Новая рубашка моментально намокла: из-под впившихся в плоть цепких когтей хлынула кровь – живая и теплая. Казалось, сама смерть взгромоздилась Даниилу на загривок, но ушлый аферист все-таки извернулся и сшиб Мурзавчика со спины ударом о кирпичную стену. После чего подхватил мешок Деда Мороза (единственное, что попалось под руку) и швырнул в кота. Завязка на мешке порвалась и на дорогой импортный ламинат посыпались подарки – пустые консервные банки, банановая кожура, пара порванных детских ботинок, селедочные скелеты, колбасные огрызки… Выскочив на шум, вдова пришла в ужас. Она стояла, открывая и закрывая рот, и не могла произнести ни звука, только её полные щеки гневно тряслись да руки несколько раз поднялись к потолку и тут же опустились обратно. Даниил прошмыгнул мимо, влетел в гостиную, запнулся, свалился на пол, борясь с догнавшим врага котом, завизжал, словно свинья, в горло которой воткнулся нож, но всё же снова сумел отодрать обезумевшее животное. Мурзавчик полетел в угол, где стояла с тщанием и любовью наряженная ёлка, опрокинул её и запутался в гирляндах. Пока кот выбирался из неожиданной западни, окровавленный садовод выскочил в коридор и заперся в ванной.

Только после этого Софья Антоновна заново обрела дар речи.

– Что здесь творится? – пропищала она непривычно тонким, почти комариным голоском. – Где Дед Мороз?

В суматохе хозяйка даже не поняла, что кот неживой, и собралась спросить за весь этот бардак с руководителя мероприятия. Но того не было ни в гостиной, ни на кухне, ни в туалете. Страшная мысль промелькнула в голове у вдовы и, направившись в спальню, она обнаружила бородатого пройдоху, суетливо рывшегося в шкафу. В тот же миг с Софьей Антоновной произошла разительная перемена: она мгновенно забыла про мамаево побоище на кухне, кота, ухажера, племянников.

– Во-о-он! – окончательно вернувшимся голосом взревела вдова. – Хочешь на Леонида Степаныча компромат найти, журналюга проклятый?! На х... пошёл!

Дед Мороз выпрямился и с изумлением уставился на жену. Они прожили двадцать лет, и он ни разу не слышал от неё ругательства сильнее, чем “чёрт побери”. После которого Софья Антоновна заливалась краской и добавляла: “извините, вырвалось”. Если бы мёртвые плакали, усопший муж непременно бы прослезился. Но слёз у покойника не было, поэтому он просто вышел вон, прихватив по дороге кота и Снегурочку.

Спустившись по лестнице, потрясенный Степаныч замер на мгновение, не зная, что делать, а потом зашагал куда глаза глядят. Перед его мёртвыми глазами стояла разъяренная супруга, защищавшая доброе имя мужа. Совершенно некстати вспомнился депутат, отжавший могилу за телефонный звонок и тысячу рублей.

– Хрен тебе! – завопил на всю улицу фотограф и сунул под нос прохожему скрученную из облезлых пальцев фигу. – Чтобы мои потомки ходили на могилу какой-то прошмандовки?

Прохожий в ужасе шарахнулся в сторону.

Верка ничего этого не заметила. Она послушно семенила за своим спутником в длинной красной шубе и вспоминала восхищенные взгляды племянников Софьи Антоновны. Вспоминала и чувствовала тепло внутри собственного тела. Это было восхитительно: чувствовать тепло, когда ты давно умер. Мурзавчик вылез из-под её шубы, шлепнулся на костлявые мослы и зашагал по заснеженному тротуару, не желая больше прятаться и молчать. Он шёл и громко орал, сообщая миру, что теперь видел всё. И когда большой человеческий Бог призовёт кота на суд, Мурзавчику будет что рассказать о голодной бездомной жизни и шкафах, полных еды.

https://author.today/reader/348442