• Авторизация
Дневник leopoliss Лента друзей - Дневник - Полная версия


Письма Льва Толстого за 1894 год 15-01-2014 22:42 к комментариям - к полной версии - понравилось!


Толстой Лев Николаевич
Том 67, Письма 1894, Полное собрание сочинений








46. Эдварду

Петерсону (Edward Peterson).
   1894 г. Февраля 18. Москва.

18 Febr. 1894.

  
   Dear Sir, I think the churches are the greatest enemies of good Christian life. Leo Tolstoy (1)
  

18 февр. 1894.

   Милостивый государь, я считаю, что церкви являются величайшими врагами хорошей христианской жизни. Лев Толстой.
  
   Печатается по копии, написанной рукою М. Л. Толстой. Опубликовано впервые в Б, III, стр. 231. Дата копии, подтверждаемая почтовым штемпелем получения письма адресата: "Москва, 5 февраля 1894".
   Эдвард Петерсон -- представитель конторы Д. А. Петерсона, архивариуса Уебстерского графства, от лица своих друзей обратился к Толстому с письмом от 17/29 января 1894 г., в котором он спрашивал: "Считаете ли вы, что церковь имеет право на существование или нет? Мы склоняемся к последнему, но хотели бы знать ваше мнение, как мнение человека, чье учение мы исповедуем".
   (1) В черновике письма это было формулировано Толстым так: "D.S. I think that the churches have always been the greatest enemies of christianity " ("Милостивый государь. Я думаю, что церкви всегда были величайшими врагами христианства").
------------------------------------------------------------------------------






47. Редактору иностранной газеты.

   1894 г. Февраля 18. Москва.
   М[илостивый] г[осударь],
   Прошу в вашей газете дать место следующему моему заявлению. Несколько лет тому назад было сделано мною заявление в русских газетах о том, что так как я не признаю для себя справедливым получать деньги за свои сочинения, то и предоставляю право, без всякого исключения и различия, всем желающим печатать, перепечатывать мои вышедшие и имеющие выйти с 1881 года сочинения в подлиннике, или в переводах, в целости или по частям. (1) Несмотря на это заявление мое, вероятно не дошедшее до иностранных фр[анцузских], англ[ийских] и немец(ких] издателей, я часто получаю письма с предложениями печатать за известную плату в журналах и с просьбами дать той или другой издательской фирме исключительное право издания. Бывают даже случаи, когда некоторые издатели приписывают себе это исключительное право и оспаривают его у других, как это теперь произошло в Англии между фирмой Heineman'а и Walter Scotta (2) и в Германии между фирмой Штутгартского и Мюнхенским издателем. (3) Ввиду этих недоразумений вновь заявляю, что (4) я никому не даю исключительного или даже предпочтительного права издания своих сочинений и переводов с них, а безразлично предоставляю его всем тем издателям, которые найдут издание моих сочинений или переводов с них для себя желательным.

Л. Толстой.

  
   Печатается по фотокопии с автографа, хранящегося в Национальной библиотеке в Париже. Опубликовано впервые, в переводе Ш. Саломона, в "Journal des Debats" от 8 марта н. ст. 1894 г., с датой: "Moscou, fevrier 1894)", под заглавием "Une letter du comte Tolstoi" ("Письмо графа Толстого"), и затем в "Летописях", 2, стр. 154. Датируется согласно составленному М. Л. Толстой списку писем Толстого 1894 г. Подлинник заявления был послан Ш. Саломону в Париж для публикации в газетах. См. письмо N 66.
   (1) Письмо к "Редакторам "Русских ведомостей" и "Новое время" от 16 сентября 1891 г., т. 66, стр. 47.
   (2) См. "Список писем, написанных по поручению Толстого", N 4.
   (3) См. письма к Р. Левенфельду (N 9) и к В. Генкелю (N 188).
   (4) Зачеркнуто в автографе: так как я не беру гонорара за.
------------------------------------------------------------------------------------




54. В. Ц. Минофьевой.
   1894 г. Февраля 24--25. Москва.

24 февраля 1894 г.

   Вы спрашиваете: Для чего жить, как жить и что делать, чтобы иметь право на жизнь? На эти вопросы я старался отвечать, как умел, во всем том, что писал последние 10, 15 лет. Может быть, вы не читали, может быть, вам покажется трудным прочесть всё и извлечь оттуда ответы на эти вопросы, кроме того, я думаю (может быть, это самонадеянность, но я так думаю), что я могу коротко, ясно и понятно ответить на эти вопросы, и ваше письмо так искренно, что я постараюсь сделать это сейчас же в этом письме. Прежде всего надо переставить вопросы и прежде отвечать на вопрос: как жить, а потом уже постараться понять: для чего? Жить надо, прежде всякого рассуждения мы жили и живем: каждые сутки спим, несколько раз едим, движемся, мыслим. Мы все, как лошадь на топчаке, колесо которого вертится под нами и заставляет нас двигаться, не можем не жить, и потому первый и главный вопрос (и, по-моему, единственный разумный) в том -- как жить? Ответ первый мы все знаем и вы знаете: как можно получше. Так все люди жили, т. е. стремясь к этому, так живут и так будут жить. Второй вопрос: что значит лучше? Ответ для человека, знающего только себя, -- ясен: как можно больше наслаждений. Но как только человек понял, что он не один, почувствовал страдания других людей, так первый ответ ужо не удовлетворяет, является противоречие личных стремлений к наслаждению и совести. Вот в этом противоречии вы и находитесь. И чтобы разрешить его, надо отдаться одной из этих двух сил: стремлению к благу, личному или совести; и отдаться совершенно без исключения и отговорок и компромиссов. Отдаться же совести или стремлению к личному счастью не значит то, чтобы заглушить в себе голос совести или личного счастья, но значит то, чтобы в сознании признать жизнью, истинной жизнью только одно из двух. Страдания, сомнения происходят от нерешенности вопроса в сознании. Если бы было то, что ваши требования правды не суть требования вашей совести, а навеянное вам извне, то, отрекшись от совести, вы успокоитесь и будете жить и наслаждаться, пока можете. (Разумеется, это кончится страданием, я знаю это. Но вы не можете поверить этому на слово, если требования совести в вас еще не проснулись пока.) Но они должны проснуться, потому что движение всего человечества идет от стремления к личному благу к требованиям совести. (И всё это я говорю только как очень невероятную возможность.) Если же совесть проснулась в вас, то признайте раз навсегда, что жизнь только в удовлетворении требований этой, совести, и тогда вы опять будете спокойны, и жизнь получит для вас смысл. Потому что что такое совесть? Совесть есть тот высший закон всего живущего, который каждый сознает в себе не только признанием прав этого всего живущего, но любовью к нему. Требования совести суть то, что на христианском языке называется волей бога, и потому смысл жизни и ответ на оба вопроса: для чего жить и как сделать, чтобы иметь право жить? состоит в том, чтобы исполнять волю бога, сознаваемую вами в нашей совести. К чему приведет всё это? Я не знаю, но знаю, что ясное сознание этого изменит всю нашу внешнюю жизнь и приведет к тому, что даст вашей жизни постоянный, всё более и более уясняющийся, радостный и разумный смысл. Если же вам не ясно, чего требует совесть, то ответ на это даст Евангелие.

Лев Толстой.

Ей же (на следующий день).

   Вы спрашиваете: для чего жить? как жить? и как сделать так, чтобы иметь право на жизнь? Жить надо для того, чтобы исполнять волю того, кто нас послал в жизнь. Жить же надо так, чтобы воля эта была исполняема. И исполнение этой воли дает право на жизнь или, чтобы выразиться точнее, дает уверенность в том, что жизнь твоя не только имеет смысл, но нужна, необходима для того, кто послал тебя в жизнь. Но вы спросите: в чем эта воля и как знать, когда исполняешь и когда не исполняешь ее? Воля эта требует от нас два дела: постоянное совершенствование себя и постоянное же содействие установлению царства божьего на земле, т. е. такого строя жизни, при котором бы все люди сознавали бы себя равными братьями и любили бы друг друга. Для того, чтобы узнать в каждом деле, исполняешь ли или нет волю пославшего, надо спросить себя -- содействует ли это дело вместе твоему совершенствованию (совершенствование же состоит в увеличивании любви) и установлению царства божия, т. е. увеличению любви в людях. Если дело удовлетворяет только одному: своему совершенствованию, но не служит людям, увеличивая в них любовь, если оно служит людям, но не вызывает в самом тебе любовь, увеличивая ее -- это не дело божье, не исполнение его воли.
   Как осветится этим пониманием жизни ваша настоящая деятельность, я не знаю, -- это дело ваше, но знаю, что это поверка истинного дела жизни безошибочная и, руководясь ею, жизнь получает всё более и более ясный смысл. Коротко выраженный смысл жизни тот, что всякий живой человек есть орудие божие, орудие, через которое высшая сипа делает свое дело. И потому смысл жизни в том, чтобы наилучшим образом делать то дело, которое от тебя требует эта высшая сила. Знать же, делаешь или не делаешь это дело, всегда можно: совесть есть указатель этого. Надо только слушать ее и стараться делать ее всё более и более чуткою.
   Ваше письмо показалось мне так искренно, что мне очень захотелось как можно яснее сказать вам, что могу, на ваши кажущиеся мне вполне разрешимыми вопросы. Я вчера написал вам другое письмо, но то показалось мне не достаточно ясным. Однако посылаю вам и то. Там то же сказано с другой стороны и, может быть, оно вам пригодится.

Любящий вас Л. Толстой.

  
   Ответ на письмо от 12 февраля 1894 г. Веры Ивановны Минофьевой (р. 1872), слушательницы Высших женских курсов в Петербурге. 
-------------------------------------------------------------------------------------




 55. А. В. Бурову.
   1894 г. Февраля 23--25? Москва.
   Милост[ивый] гос[ударь],
   Вам, вероятно, известно уже, что мучимый в продолжение 2-х лет в том ужасном заведении, (1) к[оторого] вы состоите начальником, Дрожжин умер от этих мучений. Причиной его страданий и смерти многие, но преимущественно вы, т[ак] к[ак] от вас исходили приказания о его мучениях. Знаю, как целым рядом обманов и заблуждений люди, находящиеся в одном положении с вами, приводятся незаметно к совершению самых ужасных злодейств, с убеждением, что они делают хотя тяжелое, но необходимое и потому полезное дело, поэтому не упрекаю и не осуждаю вас. Я не имею на это никакого права, т[ак] к[ак], вероятно, совершал и совершаю, не видя их значения, такие же, как и те ваши поступки, к[оторые] б[ыли] причиною смерти Дрожжина, но пишу, п[отому] ч[то] считаю это своею обязанностью перед богом. Будучи случайно поставлен в такие условия, в к[оторых] мне со стороны видно всё значение совершившегося дела, я считаю своею братскою обязанностью перед вами указать вам на значение вашей деятельности. Поступок, совершенный вами (и поступков таких, сколько мне известно, совершено вами сотни, и такие дела постоянно совершаются в вашем ужасном заведении), поступок ваш по отношению к Др[ожжину] один из самых ужасных грехов, которые только могут совершать люди. -- Вы в страшных физических страданиях убили не только невинного, но святого человека, страдавшего за истину, за учение того, кого ваши же начальники и вы сами признаете богом. Вы думаете в своей душе и скажете, вероятно, что, делая то, что вы делали, вы исполняли закон службы и присяги, приказания высшего начальства, государя, к[оторому] вы не могли но повиноваться. Вы скажете это, но в глубине души, перед богом, вы знаете, что это неправда. Есть закон выше всех законов гражданских и военных, закон, незнанием к[оторого] действительно никто не может отговариваться, и есть начальство гораздо более высшее, чем все императоры в мире и от власти которого и обязанности повиноваться к[оторому] мы никогда не можем освободиться. И по этому закону вы не могли участвовать, а тем более руководить истязаниями и убийством невинного человека, поставленного виновным только за то, что он не хотел убивать и готовиться к убийству. Истязая и убивая этого человека, вы поступали прямо противно воли известного вам закона и против высшего начальства. И это вы в глубине души знали. (2) Простите меня, пожалуйста, если письмо это огорчит вас. Я повторяю, что в мыслях не имею осуждать вас, а пишу только п[отому], ч[то] боюсь -- молчание будет нарушением того самого высшего закона, к[оторому] мы все одинаково подлежим. Если я ясно и несомненно вижу ваше ужасное заблуждение, позволяющее вам продолжать служить вообще в военной службе и в особенности в том зверском учреждении, в к[отором] вы состоите начальником, то я не имею права молчать об этом перед вами и другими людьми, находящимися в таком же заблуждении, как и вы. От вас зависит сказать себе: с какого права он лезет учить меня, в таком духе осветить и продолжать свою вредную деятельность или подавить в себе то неприятное чувство, к[оторое] вызовет в вас это письмо, подумать перед богом, заглянуть в свою совесть и бросить то ужасное дело, к[оторым] вы заняты, каких бы это ни стоило вам лишений.

Братски любящий

Л. Т.

  
   Печатается по автографу-черновику. На автографе рукой Д. П. Маковицкого надпись: "К Бурову, начальнику дисциплинарного батальона". Датируется на основании слов в письме к В. Г. Черткову от 26 февраля 1894 г.: "Теперь я чувствую потребность написать Бурову... и написал, но не послал еще".
   Алексей Васильевич Буров -- полковник. В 1892--1894 гг. был начальником дисциплинарного батальона в Воронеже и отличался особенно жестоким обращением с заключенными.
   (1) Товарищ Дрожжина Н. Т. Изюмченко, одновременно с ним отбывавший наказание в Воронежском дисциплинарном батальоне, составил записки, в которых обрисовал фигуру начальника батальона Бурова, занятия заключенных и режим этого "зверского учреждения". См. "В дисциплинарном батальоне. Записки Н. Т. Изюмченко", опубликованные в Англии под ред. В. Г. Черткова "Свободным словом", N. 97, Christchurch, 1905.
   (2) Зачеркнуто: Отговариваться тем, что вы, убивая невинного человека, исполняли приказание высшего, так же не действительно, как была бы отговорка низшего чина, поступившего противно закону и приказаний фельдмаршала, п[отому] ч[то] ему это приказал ефрейтор.
-------------------------------------------------------------------------------------



 

* 56 О. Б. Рихтеру.

   1894 г. Февраля 28--25?. Москва.
   М[илостивый] г[осударь].
   Пишу вам о деле детей Хилковой, * отнятых (1) у матери противно всем законам божеским и человеческим и с жестокостью, свойственной только каким-нибудь диким курдам или зулусам. Описывать этого дела я не стану. Ваша совесть, вероятно, не переставая напоминает вам об этом зверстве и вашем участии (2) в нем. *
   Прежде всего скажу о том, по какому праву и с какою целью. я пишу вам об этом. Право мое вытекает из сознаваемой мною обязанности перед богом указывать людям на те преступления, к[оторые] они совершают вследствие ложных условий, в которых они находятся, не понимая их; цель моя состоит в том, чтобы помочь вам избавиться от того ужасного зла, в к[отором] вы запутались, и помешать -- сколько это будет в моих силах -- повторению таких зверств, как то, кот[орое] совершилось над Хилковым и, главное, его женою.
  
   Печатается по автографу-черновику. На автографе надпись рукой В. Г. Черткова: "Начало предполагавшегося письма к ген. Рихтеру о деле Хилковых". Датируется на том же основании, как и письмо N 55. Письмо осталось неоконченным и не было послано.
   Оттон Борисович Рихтер (1830--1908) -- генерал-адъютант, член Государственного совета, заведующий делами "Комиссии по принятия прошений и жалоб, на высочайшее имя приносимых".
   (1) При словах, отмеченных звездочками, в автографе -- рукой Толстого: пропустить.
   (2) Рихтер знал от Е. И. Чертковой истинное положение дела и всю его закулисную сторону, но стоял на стороне Ю. II. Хилковой.
вверх^ к полной версии понравилось! в evernote


Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.

Дневник Письма Льва Толстого за 1894 год | leopoliss - Поиск и Познание Истины и Смысла Жизни Человека | Лента друзей leopoliss / Полная версия Добавить в друзья Страницы: раньше»